– Еще бы тебе не радоваться, – фыркнула Алисон, и обе рассмеялись. – Но вообще-то, – уже серьезно сказала мать, сняв очки, – я затронула этот вопрос не случайно. Просто дело касается скорее Нимица, чем тебя.
– Вот как? – Бровь Хонор дернулась.
– В каком-то смысле. Я размышляла о бедственном состоянии, в котором пребывал Нимиц, разделяя с тобой все испытания, и это навело меня на мысль о природе вашей связи.
Хонор склонила голову набок, и ее мать пожала плечами.
– Пока я успела лишь сообщить твоему отцу о своем прибытии: переговорить с ним о Нимице возможности не было. Но я и без разговоров вижу, что он по-прежнему хромает. Значит ли это, что Альфред и его коллеги решили действовать осторожнее, чем обычно, из-за потери Нимицем ментального голоса?
– Примерно так, – тихо ответила Хонор, с тревогой взглянув на котов, и порадовалась тому, что они спят. Ведь в противном случае им передалась бы ее скорбь и боль, связанная с его увечьем, более тяжким, чем потеря ею руки.
Хонор стиснула зубы, силясь унять накатившую волну гнева. Нимиц беспокойно зашевелился, но прежде чем ее чувства разбудили его окончательно, она сумела справиться с собой. Яриться не имело смысла, ибо мстить за случившееся было некому. И Корделия Рэнсом, и тот костолом из Госбезопасности, который обрушил на Нимица роковой удар приклада, погибли вместе с «Цепешем», и Хонор, несмотря на жгучее желание, не могла воскресить их, чтобы убить снова.
– Работа с нами обоими вот-вот начнется, – сказала она, помолчав, и голос ее прозвучал спокойно. – Доктора уже составили схему повреждения моих лицевых нервов, – она коснулась пальцем мертвой щеки, – и их оценка практически совпала со сделанной Фрицем при первичном осмотре. Поскольку тот импульс полностью выжег искусственные нервы, придется полностью заменить электронно-органический интерфейс. Вообще-то дела обстоят не так плохо, как опасался папа, но и хорошего мало, особенно если учесть мою неспособность к регенерации. По его прикидкам, полный хирургический цикл займет около четырех месяцев, и это при условии, что организм не отвергнет все пересаживаемые ткани. Правда, период реабилитации и адаптации будет короче, поскольку через все это я уже проходила. Таким образом, на все про все уйдет месяцев семь. С глазом будет чуточку проще, поскольку оптический нерв был поврежден в меньшей степени, чем лицевой. Электронную составляющую интерфейса они выжгли полностью, но встроенная система блокировки и отключения спасла органическую компоненту, так что речь пойдет главным образом о новом аппаратном обеспечении. Правда, поскольку мне все равно придется торчать здесь из-за возни с лицом, папа решил встроить в новый глаз несколько дополнительных функций. А значит, мне придется учиться активировать и контролировать эти функции. А поскольку глаз был отключен довольно долго, я и старыми-то возможностями пользоваться почти разучилась. Но папа убедил меня, что новые возможности того стоят. Вообще-то, – она улыбнулась живой половиной лица, – это не совсем честно, когда тебя в чем-то убеждает лечащий врач, являющийся к тому же и твоим отцом. Захочешь возразить, а он тебе: «Разве можно спорить с отцом?»
– Вот уж не думаю, – пробормотала Алисон. – С чего бы он сказал это сейчас, если он не говорил, даже когда тебе было десять лет?
– Не говорил, – согласилась Хонор. – Но это не мешает мне опасаться – а ну, как скажет?
– А как с твоей рукой?
– С ней будет и легче, чем с лицом, и сложнее. Хорошо то, что Фриц, несмотря на примитивный инструментарий, сделал ампутацию наилучшим образом.
Алисон небрежно кивнула, но деланное равнодушие не ввело дочь в заблуждение. В душе мать постоянно переживала ужас и боль, представляя себе истощенную, израненную Хонор и врача, в судорожной спешке производящего ампутацию остатков ее руки, не имея под рукой ничего, кроме аварийной аптечки.
– Он очень осторожно поработал с нервами, – продолжила Хонор, стараясь, как и мать, держаться совершенно спокойно, – и, по словам папы, проблем с интерфейсом не возникнет. Плохо другое: в отличие от лица и глаза с рукой мне придется начинать с нуля.
Алисон снова кивнула, на сей раз с сочувствием. Несмотря на все достижения современной техники, искусственная рука оставалась искусственной. Конструкторы разрабатывали сложнейшие протезы, но даже в медицинских центрах Солнечной Лиги не могли создать искусственную конечность, которая реагировала бы на нервные импульсы точно так же, как естественная. Более того, даже при возможности пересадки природной конечности – если бы нашелся донор, согласный на ампутацию, – потребовалось бы немало времени и усилий как со стороны хирургов, так и со стороны реципиента, ибо индивидуальные особенности слишком велики. Адаптация к протезу, даже самому совершенному, представляла собой большую сложность, чем адаптация к трансплантированной конечности. Первоначальный пакет программ производил эвристический анализ, вычленял оптимальные комбинации импульсов и создавал на их основе управляющую программную среду, которая приспосабливалась к реципиенту так же, как реципиент к ней. Однако сколь бы успешно ни осуществлялось взаимное приспособление, восприятие новой конечности как чужой и фантомная память об ампутированной сохранялись очень и очень долго. Поэтому освоение киберорганических протезов было совсем не простым делом.
Хонор уже успела свыкнуться с тем, что искусственные нейроны ее лица работают несколько иначе, чем живые. Сейчас левая щека не чувствовала ничего, но при работающих имплантах половины лица ощущали бы усиливающийся морской бриз совершенно по-разному. Хонор довольно долго жила с внедренными нервами, но и по прошествии нескольких лет они воспринимались ею как нечто чужеродное. Собственно, так оно и было. Порой ей приходило в голову, что, возможно, проще было бы заменить естественные нервные волокна искусственными и на здоровой половине лица; глядишь, это позволило бы восстановить симметричность ощущений. Другое дело, что проверять эту догадку на практике желания не было.
Сложность адаптации была главной причиной, по которой в большинстве звездных государств, даже столь развитых в техническом отношении, как Королевство Мантикора, технологии биомодификации широкого распространения не получили. Разумеется, кое-где их использовали: прежде всего вспоминались отступники-биомодификаторы Мезы; но Беовульф, родная планета Алисон, также производила и продавала киберорганические устройства. Хонор отчасти понимала, сколь сильно искушение подправить природу: ей самой порой остро недоставало возможностей отключенного хевами искусственного глаза, в первую очередь телескопической и микроскопической функций, а также способности видеть при слабом освещении. Но при всех преимуществах увиденное искусственным глазом никогда не воспринималось ею как «настоящее» – скорее как хорошая трехмерная голограмма, проецируемая прямо в мозг. И ей нередко приходило в голову, что с сугубо прагматической точки зрения предпочтительнее иметь два искусственных глаза. Но, как и в первом случае, ставить на себе эксперимент она не собиралась.
Однако существовали цивилизации, культивировавшие иной подход к проблеме. Так, на Шарптоне, где идеалом человека считался киборг, искусственные глаза и конечности были явлением столь же распространенным, как на Мантикоре – зубные протезы. Хонор, однако, предпочитала естественную плоть искусственной, какие бы преимущества ни сулила последняя. Возможно, благодаря тому, что ей довелось провести слишком много времени в искусственной среде обитания, на звездных кораблях и космических станциях.
Хотя для Звездного Королевства киберорганическое протезирование не было рутинной, каждодневной процедурой, ничего из ряда вон выходящего в нем тоже не видели. Хонор встречала людей, по большей части жителей миров Лиги, чьи искусственные органы разительно отличались от естественных не только по возможностям, но даже по виду, хотя подобный экстремизм был редкостью. Большинство людей, приняв решение воспользоваться преимуществами протезирования, старались, чтобы протезы выглядели как можно более натурально. Тех же взглядов придерживались и люди, вынужденные прибегать к протезированию в силу неспособности к регенерации. Коль скоро без протеза Хонор было не обойтись, она проявила бы глупость, не снабдив его всеми возможными усовершенствованиями, однако – и на этот счет она и отец уже заключили договор с фирмой-производителем – внешне новой руке предстояло стать точной копией утраченной. Предполагалось восстановить даже родинку на локтевом сгибе, а синтетическая кожа должна была иметь тот же цвет и фактуру, что и настоящая. Левая рука будет такой же теплой на ощупь и даже загорать станет точно так же, как правая.
