— Печора?

— Там все в порядке! Ракеты посбивали к такой-то матери! А у нас что?

— Здесь, Олег, не все сбили… кое-что и до нас добралось… как видишь.

— Вижу… — вздрагивает его голос. — Я уж думал, что и вы тоже… как и все.

— Выжил. Как — и сам не знаю. Когда крыша рухнула, думал уже — кирдык, добегался. Но вылез как-то… Вода есть?

— Есть! Сейчас принесу! — и он убегает куда-то в глубь помещения.

Пододвигаю к себе стул и сажусь. Что-то мешает… Автомат? Так я его не бросил? Ставлю оружие в угол.

Около локтя появляется стакан с водой. Залпом его опрокидываю. Становится чуть полегче…

— Олег, где капитан?

— Наверх ушел. Там соседний дом загорелся, вот он со Степанычем вместе и побежал на помощь.

— Найди его. А я пока здесь посижу — вдруг позвонит кто-нибудь?

Топот ног старшего лейтенанта затихает наверху, и я поворачиваюсь к пульту. Трубка, телефон… теперь номер набрать.

Два-два-три-восемь-пять…

— Лизунов слушает.

— Здравствуй, Михаил Петрович.

— Рыжов?! Слава те… А слух прошел…

— Живой я. Вы там как?

— Да нам-то что станет? Сидим, как кроты, под землей. Да дела ждем…

— Дождались.

— То есть? — Голос майора резко посуровел.

— Координаты базы у тебя есть?

Сразу же, как только десантники приволокли в расположение пленного капитана, из него оперативно вытрясли все, что имело отношение к местонахождению высшего командования противника. Данные эти оперативно переправили Лизунову — как-никак он был здесь самым заинтересованным лицом.

— Есть координаты.

— И параметры запуска уже рассчитали?

— Ну так! Мы ракетчики али кто?

— Вот и хорошо. Долбай их к чертовой матери!

— Майор, ты что? Это же снова война!

— Да? — хрипло смеюсь, и это странно выглядит в просторной комнате узла связи. Оборванный и обгоревший человек сидит у пульта и смеется. Сюрреализм!

— Только что я вытаскивал из-под развалин роддома молодую девушку. С ребенком — он только недавно родился. И прожил всего пару дней. Она, наверное, тоже думала, что война окончилась… А он… он еще и думать, наверное, не начал. Теперь уже и не начнет… Мы тут год пахали, как проклятые, майор, для того, чтобы эту войну забыть. А она сама к нам пришла. Никто не звал! И что ты теперь от меня хочешь?!

Лизунов молчит.

— Не хочешь быть человеком, который снова ее развяжет, да? Я тебя понимаю… тоже не хочу. Но она не закончится оттого, что мы останемся порядочными людьми! И снова сюда придет. И вот тогда ты, слышишь, Михаил Петрович, ты спросишь у себя — отчего я не остановил ее раньше? Тогда, когда еще мог это сделать? Никто из нас не лез к этим гавриками со своими претензиями, первые ракеты пошли не с нашей стороны. Да, все закончилось и можно уже начинать жить мирно. Можно… да только не всем это нужно.

На том конце трубки — тишина. Молчит ракетчик.

— Ты всю жизнь служил для того, чтобы не надо было бы запускать свои ракеты. Пока они есть — вокруг тихо, ведь так? Нет, майор. Никого не остановит нестреляющее ружье!

— Ты хочешь, чтобы я…

— Нанес удар по базе. Скажешь — это слишком несоразмерный ответ. Да? И будешь прав! Но иначе никого из них не остановить! Слышишь меня, майор? Никак! Сколько еще должно погибнуть людей, чтобы мы перестали размазывать интеллигентские сопли? Тебе нужен приказ, да? Вспомни, ведь я нес к вам координаты удара. И теперь они у тебя есть! Стреляй, майор!

Тишину тайги нарушил посторонний звук — где-то в глубине земли взвыли электромоторы. Дрогнула вершина небольшой березки, и деревце вместе с куском земли внезапно двинулось в сторону. Отползла массивная плита, обнажая зев глубокой шахты. Оттуда пахнуло теплом и всевозможными запахами. Пахло нагретым металлом, какой-то химией… много чем пахло.

Несколько минут ничего не происходило. Успокоившиеся птицы снова начали выводить свои рулады.

И в этой тишине, совершенно внезапно, черное тело ракеты вынырнуло из-под земли, устремляясь вверх — к неяркому еще утреннему солнцу.

Хлопок!

Заполошно рванулась в сторону вспугнутая живность.

Громкий рев всколыхнул всю округу! Струя пламени ударила вниз, и, будто оседлав ее, над землей повисла массивная туша тяжелой ракеты. Какое-то мгновение она балансировала на огненном хвосте, словно не желая покидать привычное место. Потом резко рванула вверх, и вскоре за облаками остался видимым только яркий цветок выхлопа…

Прихрамывающий на заднюю левую лапу пес осторожно пробирался между дымящихся развалин дома. Тянуло какими-то странными запахами, среди которых он безуспешно пытался отыскать привычные для его носа запахи хозяев. Но их не было…

Остро щипали чуткий нос испарения от брошенных поблизости пустых огнетушителей. Кололи подушечки лап осколки стекол — но пес не уходил с пепелища.

Ведь где-то здесь должны быть люди — его люди.

Те, кто кормил пса и играл с ним.

Те, кого он был готов защищать от всевозможных опасностей и угроз.

И защищал — в меру своих сил.

А вот от этой опасности — не защитил. Даже и предупредить вовремя не сумел.

Когда что-то черное и страшное начало падать с невообразимой высоты, он всполошился. Всем своим нутром почувствовал невнятную (и оттого — вдвойне страшную) опасность, исходящую от этого пришельца.

Пес залаял, выбежал во двор и призывно обернулся, приглашая своих людей последовать за ним.

Странно, но они этого не сделали!

Словно бы и не почувствовали ничего…

Он еще дважды возвращался в дом, пытаясь убедить их выйти вслед за собой.

Они не поняли!

По-прежнему недоуменно глядя на взволнованного пса, люди пожимали плечами — но не двигались с места.

И тогда он ухватил зубами за подол платья старшей дочери — и потащил ее на улицу.

Скорее!

Пока еще не поздно!

Но треснула непрочная материя — и девушка испуганно шарахнулась от него в угол. Пес даже почувствовал ее недоумение и обиду — за что?! Что она такого ему сделала?

— Карай! — крикнул хозяин дома. — Успокойся!

А страшный гость с неба был все ближе…

И тогда не выдержали собачьи нервы — пес залаял! Громко и отчаянно, выражая в своем лае обиду. Я же за вас! Ну что же вы?!

Его чутких ушей коснулся еле слышный звук — свистел рассекаемый страшным гостем воздух.

И рванулся навстречу забор — лапы сами понесли прочь от опасного места. А в душе теплилась надежда: может, хоть сейчас они поймут…

Но — ударила земля по лапам.

Подхватил и покатил его кубарем горячий воздух.

Полез в раскрытую в лае пасть песок вперемешку с пеплом…

И опустилась спасительная тьма.

Когда Карай пришел в себя, все тело болело, словно бы его били палками. Огнем полыхали сломанные ребра, со свистом выходил из обожженного горла воздух.

Да и сам воздух словно стал другим — чужим. Наполненным кислым привкусом чего-то незнакомого и враждебного.

Кое-как поднявшись на ноги, он поковылял обратно к дому.

К тому, что еще недавно было домом.

А стало — хаотическим нагромождением битого кирпича и сломанных досок.

Но пес не уходил с развалин — он искал там своих хозяев.

Тех, чьи руки совсем недавно ласкали и теребили его шерсть (когда-то густую и ухоженную), гладили по голове и почесывали.

Тех, кто его кормил, и чей запах запомнился навсегда.

Тех, кого он любил…

Чуть слышный звук отвлек его внимание — Карай навострил уши и повернул голову. Принюхался…

Объезжая развалины и лавируя между грудами обломков, по улице медленно и осторожно двигались машины. Ему был знаком этот запах — так пахли люди, которые иногда приходили в их дом. Не совсем так — но очень похоже.

У этих присутствовал какой-то оттенок… не совсем понятный даже для его чуткого носа, но он был.