— Командным составом они нас на Земле считали, — проворчал Гай, — А тут, в космосе, в головах что-то перемкнуло, решили сами «порулить».

Николь отвернулась, покраснела.

— Леннокс сама об этом сказала? — уточнил Лузгин, — Об отсутствии необходимости нас беспокоить?

— Сама. Но… Короче, подвожу итог: нам реально нужна система контроля научных групп. Я имею в виду новинки, эксперименты… раньше мы им просто направления разработок задавали. Жёстко контролировать, вроде, не было нужды. Не понимаю, что на Петрова нашло. Людьми рисковать! Техника безопасности всё время на стресс тестерах лежала…

— Угу, — буркнула Николь Симон, — Только пилотажные траектории вне зоны их ответственности. Они этим не занимаются просто.

— Ты лучше помолчи пока, милая, — в полголоса бросил Лекс, — Я с тобой позже на эту тему поговорю… Что за выходки?

— Да-вот… — Николь нахмурилась, тряхнула головой и, вроде как, внимания на слова Лекса не обратила, — Я и говорю — недооценили мы. Ничего сверхсложного не планировалось. Вы поймите, если я начну к вам со всем подряд, со всякой шелухой, на доклад бегать, вы ж озвереете через час… — она покраснела ещё больше.

— Да. Вот, — Кирк взглянул на Петрова и компанию, — Яна права: чудо, что все живы. Я десантную группу имею в виду. И хорошо, что Колычев согласился подготовку пройти. Он неплохой физик, даже, по мнению Семёна. Северцев очень хорошо о нём отзывается. Повезло, что он в десантной группе, помог пилотам определиться с вектором отхода.

— Так на это и расчёт был, — прокомментировал Лузгин, — Именно поэтому мы в боевые группы учёных вписываем. Как говорит Яна, воевать нам не с кем, тьфу-тьфу. А реальной «полевой» исследовательской работы — на несколько поколений хватит. Сами же понимаете, запираться на новой планете — глупо. Если вообще получится на ней сразу осесть, а то ещё на орбите несколько лет болтаться придётся. Ещё неизвестно, какие сюрпризы нам новая Родина готовит. Бросать все силы на исследование Планеты считаю нецелесообразным. Параллельно будем исследовать всю систему… ну, насколько хватит сил, с прерогативными направлениями на месте определимся. А у подготовленного бойца шансов выжить на незнакомой планете или астероиде в разы выше. Просто представьте себе… да хоть Семёна того же, на той же Луне, без сопровождения и подстраховки, — он подошёл и легонько хлопнул безразличного ко всему Петрова по плечу, — Смертельный номер!

Михалыч не среагировал.

— Я вообще считаю, одной инициации мало, необходимо весь научный состав через боевую подготовку пропустить — заявил Лекс, — Недоступна нам роскошь содержать их по лабораториям. И возможно, кстати, это окажется решением проблемы контроля научных групп. Сомнительно, что каждый их эксперимент будет реально опасен. Скорее всего, таких будет немного. Даже мало. Возможно один на несколько десятков. Но — тем хуже.

— Это почему? — не поняла Яна.

Все обернулись на Лекса. Кроме Петрова, естесственно. Лекс невозмутимо пояснил:

— Чисто психологически больше шансов прозевать фатально опасную «чудинку». А боец, прошедший правильную армейскую подготовку, реально обзаводится более высоким чувством ответственности. За товарищей по роте, за группу в целом. Человек в первую очередь учится ориентироваться в сложных ситуациях, подобных этой, различать «не очень важное» и «доложить немедленно». Да и армейская дисциплина, я уверен, заставила бы того же Колычева доложить по команде… если бы Петров догадался его на счёт эксперимента просветить.

— Но Тимирязев же не доложил! — возразила Яна.

— Но Тимирязев не физик. Он просто не сообразил, что уровень ответственности выходит за рамки его компетенции. Слопал, что скормили. Хоть это его и не извиняет. Однако ведь и Ярцев сразу всполошился. Поднял тревогу по направлению, в котором разбирается. Анохин лабораторию готовит, будут обследовать всех, побывавших «там».

— Плохо только, что Шпильцев промолчал, — заметил Гай, — Не понимаю почему. Он же тоже в первой группе?

— Да не промолчал он, — ответил Лекс, — Они с Ярцевым там же, на платформах, уже исследования начали. Хоть и очень ограничены в технических возможностях. Заодно наметили направления коррекции медицинских контуров в компенсирующих скафандрах… по идее это выживаемость повысить должно, помимо всего прочего. Они все ресурсы мобилизовали, озадачили свои группы, даже Грановску привлекли… а, ведь, необходимо было выделить спектр работ, соответствующий её профилю — она же у нас «вне групп» пока, а одиночку озадачить сложнее, если я правильно понял. Но — не суть, ребята сделали, всё что смогли. Уже результаты первые Анохину передают — он там в «экстазе» бьётся, судя по воплям.

— Хорошо, что не в «истерике», — замети Лузгин, — Надеюсь, это можно трактовать в нашу пользу. Ну, в смысле — «все живы и довольны жизнью».

— Оптимизм — наше ВСЁ, — проворчала Джамбина.

— Так! — раздался вдруг рык Петрова, он сбросил руку Лузгина с плеча, — Чего замерли?! Где расчёты вероятностей? — физик кинулся на своих подчинённых, — Бездельничаем? Мне уже и отвлечься нельзя, вы сразу в спячку впадаете? А ну, быстро…!

Один из научников подхватил экран Симон, проворно подтянул в середину группы и скинул в угол несколько связок зубодробительных формул и схем. Двое других парней тут же добавили несколько траекторий, увязав их с «живыми» разноцветными силовыми шлейфами, и всыпали свои порции расчётов. Изображение Солнечной системы стало походить на праздничный салют. Петров успел за метр набрать скорость, необходимостью притормозить не озадачился и с ходу «врезался» головой в «Линзу Колычева». Только потом, посередине голограммы остановился. Яне почему-то показалось, он сейчас сделает шаг назад.

Семён замер на пару секунд. Жестом, переполненным значимости, взялся руками за края активной голограммы, отодвинул её от себя и, грозно нахмурившись, вперил яростный взгляд в мешанину символов. Созерцал всё это минуту примерно. Потом активировал матрицу своего персонального «арифмометра» и начал «жонглировать» связками формул, выстраивая многоступенчатые каскады, периодически меняя некоторые значения. Несколько человек тут же подключились к работе, к ним влезли пара пилотов во главе с Николь Симон, на взгляд неискушённого человека изрядно добавив неразберихи. Они начали обмениваться фразами на не очень понятном языке, потом агрессивно заспорили, после чего «жонглирование» стало групповым действом.

— Не первый раз это вижу, — поделился Берсенев. Он махнул рукой в сторону учёных и пилотов, — Никак привыкнуть не могу.

— Скулы сводит, — поддакнула Джамбина, — Но, хоть мы и шпыняем Сеню постоянно, но кроме него ЭТО ВСЁ сделать, похоже, не кому.

— Хорошо бы понять, о чём они, — заметил Лузгин, — Нас ставить в известность он, по-прежнему, забывает… или не считает нужным.

— Отсутствует у них этот рефлекс, — согласился Кирк.

— И что, их теперь как мартышек — дрессировать? — со злостью спросил Лекс, — Рефлексы вырабатывать…

— Сразу всех не получится, — ответил Руслан, — Нет у нас возможности их скопом во вторую и третью роты вписать. Это повысило бы дух командной ответственности — да. Не перед работой — перед людьми. Понабивав синяков и шишек, как-то быстрее учишься предпочитать людей цифрам. Петрова, тащить в боевую группу — смысла не имеет, дело не только в возрасте… с Сеней придётся нянчиться… ничего страшного, понянчимся. По одному, по двое из его команды дёргать он нам не позволит. Повезло, что Колычева уступил. На месяц дезорганизовать работу группы астрофизиков сейчас — реально глупость. С биологами проще, у них, в основном, только плановые работы. Ничего срочного. Прибудем на место — там они начнут нас под хвост посылать, из пробирок только ноги торчать будут. Ну, образно.

— Как бы вирус, какой, инопланетный не притащили, — забеспокоилась Яна, — В смысле — притащат обязательно, это понятно. И не один, и не только вирус… лишь бы не упустили какую живность загадочную, по недоразумению. Вымрем же к прабабкам…