В каждую сталинградскую семью ворвалась беда. В каждой семье были убитые и раненые. По неполным данным, в городе от бомбардировок, артиллерийских и минометных обстрелов погибли 42754 человека. Среди гражданского населения было несколько десятков тысяч тяжелораненых[41].

Первый рубеж за Мечеткой. Продвинувшись вперед, отвоевав пядь родной земли, ополченцы взялись за обычную солдатскую работу. Надо было окопаться. Бойцы долбили твердую землю. Рыли окопы и траншеи, готовили пулеметные гнезда. Радость первой победы! О ней и поныне говорят бывшие ополченцы как о важнейшем деле, которое довелось сделать в своей жизни.

В том нашем первом бою бойцы краснооктябрьского истребительного батальона отогнали фашистов от Мечетки примерно на километр, ворвались в их окопы. Увидели там брошенные ящики с патронами, рассыпанные гильзы. Здесь были вражеские огневые точки, отсюда фашисты бежали в панике. Бойцы освободили левый берег Мечетки рядом с дубовской дорогой и мостом. Они понимали, что этот рубеж один из ключевых в обороне на северной окраине города, и решили стоять здесь насмерть.

Из-за Мечетки видны дома заводского поселка. Поднявшись над бруствером окопа, тракторозаводцы смотрели на опустевшие улицы, на свои родные дома. Только изредка, осторожно пробираясь от здания к зданию в сторону Волги, двигались женщины с детьми. Они шли к переправам. Никто из ополченцев, вышедших на защиту города, ничего не знал о судьбе своих близких. Бойцы в рабочих спецовках окопались на новом рубеже, чтобы стойко сражаться до подхода войсковых резервов.

— Во время атаки мы ворвались в лесопосадки на левом берегу Мечетки, — говорил Б. Б. Панченко. — Фашистские автоматчики окопались в этих же лесопосадках, где-то неподалеку. В этой обстановке самое первое — надо было узнать: как далеко отошел враг. Нужна была разведка. Мы пошли в разведку втроем, вместе со мной — бойцы Талдыкин и Володин. Мы осторожно пробирались по лесополосе. Каждую секунду из-за кустов могли ударить выстрелы… Вдруг видим — красноармейская пилотка на бруствере окопа. Подобрались ближе. Рядом с окопом — гильзы снарядов, планшеты, клочки обмундирования. Стояли разбитые зенитные орудия. Неподалеку лежали убитые зенитчики. Здесь они приняли свой последний бой. Прощайте, отважные воины!

Вокруг не было слышно близкой стрельбы. Где же проходят вражеские позиции? Мы двигались от дерева к дереву по лесопосадке. И вдруг заметили немецкий пост. Упали в траву, стали наблюдать. Александра Талдыкина я послал вперед…

— Я пополз, — продолжал А. И. Талдыкин, — и тут у нас получилась с немцами настоящая дуэль. Фашисты заметили меня. Я успел выстрелить первым — оба гитлеровца бросились на землю. Началась перестрелка. Фашисты были рядом, буквально в нескольких метрах. Пробили мне каску. Звон в голове. Отполз в кусты. Снял каску. «Так и убить могут», — подумал я. И злость какая-то во мне появилась. Затрещали кусты. Немцы шевелились где-то неподалеку. Я приготовил автомат к бою. Тут ко мне подполз комсомолец Володин. Не успел он поднять карабин, как раздалась автоматная очередь. Володин упал на землю. Убили нашего товарища. Слышу, на ломаном русском языке гитлеровцы кричат мне: «Иди сюда!» Я ответил огнем автомата. Ко мне подполз Панченко. Надо было действовать быстро. Маскируясь за кустами, я продвинулся вперед и бросил гранату. Раздался крик, и все стихло. Через несколько мгновений вместе с Панченко подбежали к месту, откуда стреляли гитлеровцы. Увидели двух фашистов. Забрали у них оружие и документы…

— Из первой разведки нам удалось принести автоматы, документы и фашистские солдатские медальоны, — добавил Б. Б. Панченко. — Это были наши первые трофеи, взятые у гитлеровцев на сталинградской земле. Один из этих металлических медальонов я взял с собой как свидетельство боевых действий бойцов истребительного батальона, сражавшихся за Мечеткой…

Начались боевые будни ополченцев, полные безмерных ратных испытаний. Укрепившиеся в лесопосадках гитлеровцы обстреливали наши траншеи из минометов. Заметив малейшее движение на позициях бойцов истребительных батальонов, фашисты открывали ураганный пулеметный огонь. По ночам все пространство заливалось светом медленно падающих ракет. И снова бушевал огненный свинцовый шквал.

Стойко держались бойцы истребительного батальона на переднем крае. Как начальник штаба батальона, я отправил первые донесения в Тракторозаводский райком партии о результатах боев. Вскоре к нам на позиции пришло подкрепление: прибыло 18 рабочих-добровольцев во главе с политруком Салуткиным. Они принесли хлеб, воду, боеприпасы. Впервые за двое суток разрешили уснуть половине личного состава. Остальные бойцы наблюдали за противником…

Огневой заслон на севере Сталинграда держали также бойцы-ополченцы Краснооктябрьского, Баррикадного, Ворошиловского, Дзержинского районов города.

Сколько новых вопросов встало перед райкомами партии, руководителями предприятий Сталинграда. Начались фронтовые будни, и надо было в боевых условиях доставлять ополченцам на передовую боеприпасы, питание, обмундирование. Отправив в бои отряды добровольцев, нужно было в считанные часы создать настоящий фронтовой тыл со всеми его подразделениями и службами. И. Я. Мельников рассказывал:

— У нас не было ни полевых кухонь, ни военного снаряжения. Как в условиях фронта накормить, одеть бойцов истребительного батальона и ополчения? Это были нелегкие проблемы. Скажем, фабрика-кухня, как и другие предприятия района, оказалась во фронтовой полосе. Рядом с подвигом рабочих-бойцов встал подвиг пекарей, поваров, швейников, которые работали под обстрелом врага. На заводской фабрике-кухне стали выпекать хлеб для ополченцев, отсюда доставляли его прямо на передовую под огнем.

Ночи стали прохладными, а большинство бойцов ушли в бой в рабочих спецовках. Из района отправили в окопы теплые стеганые фуфайки и брюки. Выдали ополченцам даже спортивную форму заводской футбольной команды. Помню, как необычно выглядел, например, один из наших связных — он шел к передовой линии фронта в полосатых гетрах и футбольных бутсах…

Заняв рубежи обороны, направили связных на свой родной завод бойцы истребительного батальона Краснооктябрьского района.

— Когда уходили в бой, то взяли только винтовки и патроны, — говорил С. А. Борисов. — Никто из бойцов-добровольцев даже вещевого мешка с собой не захватил. Когда батальон после атаки окопался за Мечеткой и надо было налаживать свой военный быт, меня, как старшину батальона, послали на «Красный Октябрь» за всем необходимым. Добрался до завода, рассказал о том, как воюет батальон. В первые же дни мы понесли тяжелые потери. Рассказал я и о том, в чем была нужда. Получил на заводе для бойцов теплое обмундирование, котелки, ложки. Ночью все это с «Красного Октября» доставили прямо в траншеи…

Время на войне идет по особому счету. Всего за несколько дней бойцы в рабочих спецовках успели узнать трудную солдатскую работу, и грозный час атаки, и полные тревоги и напряжения окопные будни в обороне, в считанных метрах от притаившегося врага.

Час за часом, день за днем город приобретал облик города-воина.

— Как действовал наш рабочий отряд? — вспоминал А. М. Нижегородов. — Каждый день, как на смену, ополченцы уходили из цеха на передовую, сменяли на боевом посту своих товарищей. Траншеи, которые мы занимали, проходили за стеной завода. Боевой дозор наши бойцы несли по очереди. Утром и вечером за очередной группой рабочих приходили с командного пункта тракторного завода. Разводящим у нас был сталевар Василий Криулин. Рабочие находились на передовой по 8—12 часов. А потом они возвращались в цех, их сменяла другая группа. Словом, передавали друг другу пулеметные точки, как раньше передавали станки и другое оборудование. Даже термины оставались в боевой обстановке привычные. Мы, например, говорили: рабочий наряд выступил на передовую. Выходили на передовую только добровольцы. Оружие и боеприпасы хранились в цехе…