По утрам, как и присуще беременным, меня тошнило. Джохайл в это время обтирал мой лоб холодной водой и поддерживал, как мог, естественно не без язвительных замечаний. Он не понимал, почему беременность выдает такие «последствия». У их женщин нет подобных симптомов. В такие моменты он с сомнением смотрел на меня, но я улыбалась ободряюще и сама торопила к мотолайеру. Не дай Боже передумает и вернет обратно, а там… А там ничего хорошего меня не ждет. Я храбрилась, держала маску, как могла, и кто бы знал, скольких усилий мне это стоило.

Мы жутко уставшие, но довольные собственной удачей, отдалялись все дальше и дальше от родных мест Джохайла и Картариана. Драссерд выглядел неважно. Осунувшееся лицо с гранатовыми паклями волос и нахмуренные брови говорили о том, что пока рано расслабляться. Вся дорога проходила в напряжении. Мы больше не пытались говорить или поддеть друг друга, настолько были измотаны и изнурены, как морально, так и физически.

— Впереди горы, — устало прошептал он, сбавляя скорость на нашем «недоКавасаки».

— Вижу, — мы остановились на небольшом холме и смотрели вдаль, где высились заснеженные пики скал. Как мы там пролетим, ума не приложу. Слишком высоко и слишком опасно. Мотолайер такой подъем не возьмет. — Что делать будем?

— Другого пути все равно нет, — ответил Джохайл. — Будем пробираться, только боюсь, что на этот перевал у нас уйдет не один день.

— Плевать, — отмахнулась я. Мне уже ничего не страшно. Устала бояться, а назад пути нет, поэтому, если нужно преодолеть горы, преодолею.

— Ты отчаянная, — с сарказмом заметил он. — И очень странно, что не ноешь от всего этого, другая бы на твоем месте давно сдалась, а ты упрямая.

— Джохайл у меня есть очень сильный стимул для такого упорства, — и погладила рукой все еще плоский животик. — Я не могу его потерять. Он все, что у меня есть в этой проклятой Галактике.

— И все ваши женщины такие?

— Большинство, — кивнула я. — Материнский инстинкт впитывается с молоком матери и сильнее других человеческих качеств. Мать будет до конца бороться за ребенка и не задумываясь отдаст свою жизнь за собственное дитя. Такова наша природа.

— Это глупо, — что бы ты понимал? Вступать в дискуссию не было ни сил, ни желания. У них другие, иные взгляды на жизнь. В этом я смогла убедиться за то недолгое время, что пребываю на Каспии. Существа жестоки, эгоистичны и корыстны все без исключения. Каждый ищет для себя выгоду, ничего не предлагая взамен. Я так не умею, да и не хочу.

— Нужно пролететь, как можно больше, пока опустится ночь, — решила я перевести тему. — Да и место для ночлега нам нужно найти.

Джохайл хмыкнул и завел двигатель. Желтый «симпатяга» мигнул и поднялся вверх на пару метров. Мы медленно продвигались меж скалистых гор. Внизу раскрыли «пасти» глубокие расщелины, где в темноте бездны ничего невозможно разглядеть. Я вцепилась в Джохайла и боялась смотреть вниз, так как жуткая пропасть была готова в любое время принять нежданных гостей, то есть нас. Господи, хоть бы этот «недоКавасаки» не подвел, иначе так и ухнем вниз. Купол не давал нам окоченеть от холода. Снежные вершины грозно нависали над нами и любое неверное движение могло плохо для нас закончится. А еще я переживала за шумный двигатель мотолайера. В горах нельзя шуметь, иначе лавина сожрет того, кто потревожил их первозданную тишину.

Мне казалось, что местность вообще не изменяется. Хорошо, что габариты «недоКавасаки» позволяли пролетать в труднопроходимых местах. Мы двигались черепашьим ходом, потихоньку продвигались вперед. Особенно страшно было, когда «недоКавасаки» опускался вниз каньонов. Вот тогда мне казалось, что шум мотолайера соберет своим громким звуком весь снег в округе и нас просто засыплет. Но слава Богу, этого не случилась. Единственным неудобством были ночевки. Не привыкла я к этому, да и навряд ли вообще когда-нибудь свыкнусь. Не мое это, не мое. Пару раз Джохайл предлагал вернуться, но я была категорична.

Пальцы задеревенели от цепкого захвата и уже совершенно не слушались, а мой сопровождающий молодец, держится уверенно и твердо. Знает, что делает. Боже, если бы он не согласился на это рисковое путешествие, что стало бы со мной? Я гнала эти мысли прочь, но они, как назойливая муха постоянно крутились рядом. Картариан, как он мог? Неужели я тварь бессловесная и не имею никакого права голоса? В их мире, видимо да. А главное заявил, что сделать это нужно тайно, что я даже не догадаюсь о совершенном преступлении, только поздно «дорогой», я все знаю и не позволю случиться непоправимому. Оставайся со своим эгоизмом сам.

За мыслями я не заметила, как мы влетели в небольшую пещеру, а там внизу осталась пропасть. То есть, если Джохайл захочет от меня избавиться, то просто оставит здесь подыхать, ведь выбраться без посторонней помощи отсюда невозможно, разве что камнем вниз и оставить после себя кровавое месиво.

Заглушив двигатель, Джохайл убрал купол и я снова ощутила всю прелесть горной погоды. Собачий холод пробирал до костяшек в пальцах. Драссерд даже не дернулся от такого резкого перепада температуры, а спешившись, начал осматриваться. Я тоже не стала сидеть на месте, а оказавшись на твердой земле, стала пританцовывать и растирать плечи руками.

— Думаю, сегодняшнюю ночь переждем здесь, — он ногами отшвырнул небольшие камешки и достав из багажника наши маленькие пожитки, которые мы успели прикупить по дороге, стал на земле расстилать плотное одеяло.

— Н-на ут-тро з-здесь б-будет д-два око-чче-невших трупа, — стуча зубами, проскрипела я. Предыдущие две ночи мы спали тоже в пещерах, но они были ниже и поэтому казалось, что холод не такой уж и пронизывающий. Эта же пещера почти на пике горы.

— Замерзла что ли? — насмешливо спросил Джохайл, оборачиваясь.

— П-пред-дставь с-себе, — как можно еще и издеваться?

— Ущербная, — скривился он, и продолжил доставать из багажника остальное.

— Ж-живая, — обиделась я. Сколько можно издеваться? Сами вы черствые, холодные, бездушные, твердокожие, непробиваемые инопланетяне.

Джохайл достал какое-то странное устройство и навел его на проход. Через пару секунд вход был полностью закрыт плотной непрозрачной пленкой.

— Ч-что эт-то? — удивленно спросила я, тыкая пальцем в массу, напоминающую по качеству застывший канцелярский клей, только на ощупь был очень мягкий, как поролон. Но самое любопытное было то, что больше не сквозило. Интересно, где он раздобыл эту вещицу?

— Это всего лишь перевязочный антисептический материал при тяжелых ранах. Он медленно впитывается в тело, склеивая поврежденные сосуды и сращивая поломанные кости.

— Чего?

— Ну не могли же мы отправиться в путь без «аптечки», — хмыкнул Джохайл и потряс перед носом прямоугольной штуковиной. — Я его позаимствовал у Фарлоса, — довольно протянул драссерд. — Видишь, какое функциональное средство, — похвастался он.

— Зачем ты его зря потратил? — набросилась я на драссерда. Нам еще черт знает сколько лететь, а он такое ценное средство «разбазаривает».

— Ты же замерзла, — как идиотке пояснил он.

— Но это же. это же…

— Здесь его достаточно, успокойся, — я недоверчиво посмотрела на Джохайла и выхватила «перевязочный материал» из рук.

— Пусть у меня побудет, — пояснила я опешившему от такой наглости мужику. — Так надежнее.

Дальше мы поели на скорую руку и завалились спать. День выдался тяжелый. Хорошо, что драссерды не мерзнут и даже могут согревать. Он спеленал меня собой по рукам и ногам, не позволяя окоченеть от пещерного холода.

Проснулись резко, от странного грохота. На улице ночь давно и снова стало сквозить, а еще кто-то светит в глаза. Что это такое? Вроде мотолайер был полностью обесточен, тогда откуда свет? Не успела до конца оформиться мысль, как Джохайл стремительно поднялся и одними движением швырнул меня в сторону. Я больно приложилась плечом. Надеюсь, вывиха не будет. Оп-па, а это что? Почему наш «недоКавасаки» валяется рядом? Он же был практически у выхода.