– Корабельные лучники, – буркнула Эгинин, сверля взглядом солдат. Она перестала теребить платок, но ее рука по-прежнему была сжата в кулак. – Им бы только по тавернам драки затевать. С этими всегда хлопот полон рот, если их оставляют на берегу слишком долго.

На взгляд Мэта, они выглядели опытными бойцами. В любом случае, он никогда не слышал о солдатах, которые не устраивют драк, особенно если они пьяны или скучают – а скучающие солдаты склонны напиваться. Краешком сознания он подумал: интересно, насколько далеко стреляют эти луки; но это была отвлеченная мысль. Он не хотел иметь дела ни с какими шончанскими солдатами. Если бы все обернулось так, как ему хотелось, Мэту больше не пришлось бы иметь дела вообще ни с какими солдатами. Но его удача, похоже, так далеко не заходила. К сожалению, судьба и удача – разные вещи. Самое дальнее – шагов на двести, решил он. Хороший арбалет их переплюнет, да и любой двуреченский лук тоже.

– Мы не в таверне, – проговорил он сквозь зубы, – и они сейчас не собираются затевать драку. Так что давай не будем напрашиваться на нее только из-за того, что ты испугалась, что фермер заговорит с тобой.

Эгинин выпятила челюсть и метнула в него тяжелый взгляд – таким взглядом можно раздробить череп. Однако это была правда. Она до смерти боялась открывать рот при ком-нибудь, кто мог распознать ее акцент. Весьма мудрая предосторожность, по его мнению, но ее это бесило.

– Если ты будешь так смотреть на них, то через пару минут сюда явится их знаменщик и начнет задавать вопросы. Женщины в окрестностях Эбу Дар славятся своей скромностью, – солгал Мэт. Что он мог знать о местных обычаях?

Она искоса взглянула на него – возможно, пытаясь понять, что означает слово «скромность», – но перестала хмуро взирать на лучников. Теперь она выглядела готовой укусить, а не ударить.

– Этот парень черен, как Ата'ан Миэйр, – бесстрастно пробормотал Ноэл, во все глаза глядя на проходящих мимо солдат. – Черный, как шарец. Но готов поклясться, что у него были голубые глаза. Я где-то видел похожего парня, но где? – Он поднял было руку, чтобы потереть лоб, но чуть не ударил себя по голове бамбуковой удочкой. Старик сделал шаг вперед, словно желая спросить заинтересовавшего его солдата, откуда тот родом.

Резко нагнувшись, Мэт поймал старика за рукав.

– Мы возвращаемся в лагерь, Ноэл. Прямо сейчас. Нам не надо было уходить оттуда.

– Я говорила тебе это, – сказала Эгинин, коротко кивнув.

Мэт чуть ли не взвыл, но ему ничего не оставалось, кроме как продолжать идти вперед. Ох, им уже давно пришло время уходить. Он надеялся только, что не слишком затянул с уходом.

Милях в двух к северу от города, растянутое между двумя высокими шестами, на ветру полоскалось большое голубое полотнище, большими красными буквами возвещавшее, что здесь располагается «Грандиозное Странствующее Представление Валана Люка и Величайшая Выставка Чудес и Диковин». Надпись можно было прочесть с дороги, которая проходила шагах в ста к востоку. Тем, кто не умел читать, полотнище по крайней мере указывало, что здесь находится что-то необычное. На вывесках много чего пишут, но Мэт считал, что во всяком случае сейчас Люка говорил правду. Балаган был окружен стеной из плотной парусины, десяти футов в высоту, нижний край которой был плотно прибит к земле колышками; стена огораживала площадь, на которой могла бы поместиться средних размеров деревня.

Проходящие мимо люди смотрели на вывеску с любопытством, но фермеров и купцов впереди ждала работа, а поселенцам надо было строить будущее, и с дороги не сворачивал никто. Толстые веревки, натянутые между вбитыми в землю столбиками, предназначались для того, чтобы направлять людские толпы в широкую арку входа под вывеской, но у входа не было видно ни одного человека, желающего войти, – по крайней мере утром. В последнее время сюда вообще мало кто приходил, падение Эбу Дар отразилось на посещаемости. Как только люди поняли, что город не будет отдан на разграбление и им не придется бежать, спасая свои жизни, но, с другой стороны, тут полно всех этих кораблей и поселенцев, то каждый решил, что лучше придержать при себе деньжата на черный день. Два грузных конюха, закутанных в подозрительного вида плащи, казалось вышедшие из мешка старьевщика, несли вахту под вывеской, чтобы задерживать желающих проскользнуть внутрь бесплатно; но даже они в эти дни сидели на голодном пайке. Сейчас эта парочка – один с крючковатым носом над пышными усами, другой одноглазый – сидела на корточках в грязи и бросала кости.

Петра Анхилл, силач труппы, стоял рядом, наблюдая за игрой, сложив на груди руки – каждая толщиной с ногу обычного человека. Ростом он был ниже Мэта, но по крайней мере вдвое его шире, на плечи силач натянул толстую синюю куртку, которую жена заставляла его носить, чтобы не замерзнуть. Петра был, казалось, поглощен игрой, но сам никогда не играл, даже в орлянку. Он и его жена Кларин, дрессировщица собак, берегли каждую монету, которая попадала к ним в руки, что и не удивительно, если учесть, что Петра только и говорил о том, как они в один прекрасный день купят себе гостиницу. Представьте, Кларин тоже стояла рядом, закутанная в черный плащ и, очевидно, столь же поглощенная игрой, как и ее муж.

Петра, через плечо бросив осторожный взгляд на лагерь, увидел приближающихся рука об руку Мэта и Эгинин. Мэт нахмурился. Когда люди глядят на тебя через плечо, это, как правило, не означает ничего хорошего. Круглое загорелое лицо Кларин, однако, расплылось в теплой улыбке. Как и большинство женщин труппы, она считала их с Эгинин очень романтичными. Конюх, тот, с крючковатым носом, широкоплечий тайренец по имени Коль, покосился на них, сгребая свой выигрыш – несколько медяков. Никто, кроме Домона, не счел бы Эгинин хорошенькой, но для некоторых глупцов знатное происхождение наделяет людей красотой. Или деньги – а уж знатная дама должна быть богатой. Некоторые считали, что дворянка, бросившая мужа ради Мэта Коутона, может так же легко оставить и его, разумеется прихватив с собой свои деньги. Такова была история, которую Мэт и его люди распространяли, чтобы объяснить, почему они скрываются от Шончан: суровый муж и сбежавшие влюбленные. Подобные истории всем хорошо знакомы – от менестрелей или из книг, хотя в реальной жизни они встречались не часто, – чтобы легко принять на веру еще одну такую же. Коль, однако, не поднимал головы. Эгинин – точнее, Леильвин – как-то уже выхватила нож, когда смазливый юноша, жонглировавший мечами, позволил себе несколько двусмысленных намеков, приглашая ее в свою палатку на чашу вина, и ни у кого не было сомнений, что она пустила бы клинок в ход, если бы он настаивал на своем предложении хоть на мгновение дольше.

Когда Мэт приблизился к силачу, Петра тихо произнес:

– Там солдаты Шончан, около двадцати человек, они говорят с Люка. По крайней мере их офицер с ним беседует, – его голос не звучал испуганно, но на лбу прорезались тревожные морщины, и он успокаивающе положил руку на плечо жене. Улыбка Кларин погасла, она подняла свою руку к плечу, положив ее сверху. Они верили в благоразумие Люка, но понимали, на какой риск идут. Или считали, что это понимают. То, чем, по их мнению, они рисковали, было само по себе достаточно плохо.

– Чего они хотят? – требовательно спросила Эгинин, выпуская Мэта из своих объятий, но не давая ему раскрыть рта. Собственно, все ждали, когда он выскажется.

– Подержи-ка, – бросил Ноэл, вручая свою удочку и корзину одноглазому конюху, который глазел на него разинув рот. Выпрямившись, Ноэл скользнул узловатой рукой себе под куртку, где хранил два длинных ножа. – Мы сможем добраться до наших лошадей? – спросил он Петру. Силач с сомнением посмотрел на него. Мэт был не единственным, кто сомневался, что Ноэл в своем уме.

– Не похоже, чтобы они кого-то искали, – торопливо пояснила Кларин, приседая перед Эгинин в слабом намеке на реверанс. Предполагалось, что циркачи делают вид, что Мэт и его спутники входят в труппу, но немногим удавалось сохранять эту видимость перед Эгинин. – Офицер находится в фургоне у Люка уже добрых полчаса, но солдаты все это время не отходят от своих лошадей.