Он заметил, что я начал догадываться и рассмеялся.

– Ты шутишь?

– Ты действительно думаешь, что меня взяли в эту компашку, потому что я писатель! Ты полагаешь, что в маленькой колонии, где люди будут стараться выжить и устоять на ногах, так сильно нужна литература?

– Но ты никогда не гово…

– А ты не спрашивал.

– А кто…

– Моя сестра Лей, – сказал он. – В Орегоне. В том Орегоне, который на Земле. Два часа в день мы обеспечиваем обмен сообщениями между штаб-квартирой корпорации "Канг – Да Коста" и колонией, и, кроме того, с нашей помощью можно осуществлять обмен личными посланиями.

– Я никогда не видел, чтобы ты этим занимался!

– А как ты мог увидеть? Я смотрю в одну точку, а потом начинаю, как ненормальный, набирать текст. Наверняка я похож на человека, сочиняющего рассказ. Иногда я так и делаю, если тот текст, что я должен набирать, меня уж слишком раздражает.

– Чушь собачья. – Я с таким усилием перестраивал свои предположения и неправильные выводы, что забыл, что до сих пор не выразил своего мнения. – Я не могу поверить.

– Поверь. Я телепат. Коммуникатор.

Его голос кое-что подсказал мне. Большинство людей побаивается телепатов. Некоторые обзывают их такими словами, что в итоге рядом оказывается коп. Герб явно хотел узнать, не из таких ли типчиков его новый приятель и товарищ по каюте на ближайшие двадцать лет.

Я поспешно проговорил:

– Нет-нет, я просто не могу поверить в то, что где-то в Солнечной системе живет бедная девушка, как две капли воды похожая на тебя.

Герб опустил плечи.

– Вернемся к нашему спору – я выиграл. Как ты можешь остаться холостяком? Тебе что, не нравятся красивые женщины? Или у тебя нет чувства долга…

Мои мысли сменили направление. Я вспомнил о Джинни и Конрадах и ощутил нечто вроде камешка в ботинке. Невыполненные обязательства.

– На самом деле – да. И то, и другое. До такой степени – да, что мне бы хотелось рассчитывать на нашу дружбу и попросить тебя об одолжении.

– О какой дружбе речь?

– Я понимаю, но это все, что у меня есть. Я хочу отправить личное сообщение на Землю.

Он сдвинул брови.

– Мобильная связь все еще работает. И электронная почта тоже.

– Нет, я имею в виду очень личное послание. Мне нужно поблагодарить одну юную особу за то, что она обманула своего деда, чтобы помочь мне в трудную минуту, а мне не хотелось бы рисковать и подставлять ее.

Герб нахмурился еще сильнее.

– Ответь мне только на один вопрос. Эта юная особа богата и красива?

– Это два вопроса. Два раза отвечаю: "да".

– Может быть, ты не окончательно безнадежен. Ладно, на этот раз я тебе помогу. Тебе нужна видеосвязь или только голосовая?

– Голосовая вполне устроит.

Он покачал головой.

– Все-таки безнадежен. Имя?

– Эвелин Конрад.

– Как бы ты хотел связаться с ней?

– Через посредника, которому, думаю, можно доверять. Могла бы твоя сестра снабдить послание по-настоящему серьезной защитой?

– Да, – коротко отозвался Герб.

– Хорошо. Попроси ее передать послание Дороти Робб. Два "б".

– Адрес?

– Госпожа Робб работает Главным Посредником главы корпорации Конрадов.

Прежде я ни разу не видел, чтобы Герб был так близок к крайнему изумлению. На миг краешки его ноздрей покраснели, словно он засомневался в эффективности своего дезодоранта. С его глазами начало происходить нечто странное: он будто бы пытался вытаращить их и зажмуриться одновременно. Саундтрек нашего разговора прервался на долю секунды, после чего Герб выдавил:

– Беру свои слова обратно. Ты действительно безнадежен.

Я развел руками.

– А я разве с тобой спорил?

– Ты знаком с кем-то из Конрадов. Настолько близко знаком, что эта девица обманула… Ох. Прошу тебя, скажи, что ее дед не…

Я кивнул.

– Конрад Конрад.

– Конечно. Ради тебя она обвела вокруг пальца верховного Конрада. А ты при этом здесь.

– Герб, ей всего семь лет.

Он улыбнулся от уха до уха. Примерно десять секунд он переваривал информацию и в конце концов начал ею наслаждаться.

– Я в восторге, – сообщил он. – Ничего больше не говори. Если хочешь жить.

И я рассказал ему все свою треклятую историю.

Я всегда знал, что когда-нибудь все расскажу ему. Нам предстоял очень долгий путь. Но я не думал, что сделаю это на первом году полета. Вряд ли я смог бы рассказать эту историю кому бы то ни было, кто не слушал бы так хорошо, как Герб. Он не возражал, когда мне нужно было молчать пару минут, чтобы потом закончить начатую фразу.

Когда я завершил рассказ, он сам какое-то время помолчал. Потом негромко проговорил:

– Amigo[21], ты первый человек из тех, с кем мне довелось разговаривать в этом ржавом корыте, у которого есть по-настоящему веская причина тут находиться. Ладно. Значит, ты хочешь, чтобы малышка Эвелин узнала, что ты благодарен ей за то, что она вызволила тебя оттуда, но чтобы об этом не проведал старина Конрад, так?

– Что-то вроде: "Последние моменты нашего знакомства оставили у меня более приятное впечатление, чем первые", пожалуй. Как думаешь, тебе удастся сообщить это ей тайно? Теперь, когда ты знаешь, кто она такая?

Герб зажмурился, потом открыл глаза.

– Лей говорит: "да". Она знает способ. А тебе не надо знать, какой. Это секрет.

– Спасибо, Герб.

Он закурил сигарету.

– Что ж, по крайней мере веревочка перерезана чисто. С Джинни, я имею в виду. Редко история знала случаи, когда люди расставались настолько окончательно и бесповоротно, как вы. К тому времени, когда мы доберемся до Волынки через двадцать лет, ей исполнится… сто восемь лет, если она не врет насчет своего возраста.

Мы совершали прыжок длиной около восьмидесяти пяти световых лет с такой головокружительной скоростью, что для нас этот полет должен был занять двадцать лет. А в обычной вселенной часы бежали быстрее, благодаря парадоксу Эйнштейна. Для наблюдателя, скажем, на станции Томбо на Плутоне, продолжительность нашего странствия составила бы примерно девяносто с половиной стандартных лет.

– Конечно, с ее-то денежками, она и тогда, пожалуй, все еще будет выглядеть на двадцать, – добавил Герб. – Но ты-то будешь знать, сколько ей на самом деле…

– Я не хочу, чтобы она старилась, – тоскливо проговорил я. – Не хочу, чтобы она страдала. Я хочу, что бы она была тут, со мной.

– И была счастлива, что она твоя супруга, даже если вы оба будете помирать с голоду на чужой планете. Она что, вправду такая дура?

– Явно нет.

– Ты полюбишь снова. Извини, что говорю тебе об этом.

Я поморщился.

– Не скоро.

Он покачал головой:

– Это необязательно должно произойти скоро. У тебя целых двадцать лет, чтобы решить, какая тебе нужна жена. Но не тяни с этим слишком долго. Запас женщин ограничен, а ты не кажешься мне мужчиной, который будет счастлив, дав обет безбрачия.

– Не будь в этом так уверен, – мрачно пробормотал я.

– Послушай, тебе надо принять целый ряд решений. Одни надо принять быстро, оперативно, другие касаются более далекого будущего. Если ты намерен ближайшие двадцать лет зализывать раны И думать, что решения придут сами собой, друг из тебя получится никудышный. Я предлагаю тебе начать работу над этими решениями.

– О каких решениях ты говоришь?

Он откинулся на спинку стула.

– Чем ты хочешь заниматься?

Совершенно простой и разумный вопрос: логичный первый шаг при составлении любого плана.

С таким же успехом Герб мог стукнуть меня по лбу доской.

Нет, меня не ослепила вспышка яркого белого света, я не очнулся, ошарашенный, на земле подле своего коня. Земля не задрожала и не загудела у меня под ногами. И сердце, пожалуй, не замерло, и время не остановилось. Но абсолютно очевидный вопрос Герба ударил по мне именно с такой силой. И он сам, и зал ресторана исчезли, пока я пытался найти ответ.