— А откуда ты едешь?
— Мой странный друг, у тебя невероятные манеры. Я еду от друзей. Я привозил им подарки, а они в свою очередь тоже сделали мне подарки. Но это не твои друзья и ты не должен расспрашивать о них.
— Извини, — я слегка обиделся на эту формальность, такого я не понимал.
— Ты не понимаешь всего этого? — спросил он мягче. — Но когда тебе придется одеть ботинки и прикрыть пупок, ты получишь гораздо больше ощущений. И еще, скажу тебе по секрету, что через год жизни в Браннинге ты позабудешь мою болтовню.
— Я не собираюсь оставаться там на год.
— Ты можешь остаться там на всю жизнь. В Браннинге много чудес и они могут захватить тебя.
— Я уйду, — настаивал я. — Смерть Кида Смерти завершит мое путешествие.
Пистолет бросил на меня странный взгляд.
— Я уже советовал тебе, парень, — наставительно сказал он, — забыть грубые пастушеские разговоры. Лучше не божись ночными кошмарами.
— Я вовсе не божусь. Красноголовый паразит скачет за этим стадом, навлекая беды на меня и Зеленоглазого.
Горбатый Пистолет решил, что учить дурака (которым был я) бесполезно.
Он засмеялся и хлопнул меня по плечу:
— Желаю удачи, Ло Грязнолицый. И, может быть, этот иной, этот дьявол, в самом деле скоро умрет от твоей руки.
— От моего мачете, — сказал я и показал ему нож. — Напойте про себя песню.
— Что?
— Вспомните, какую-нибудь мелодию. Какая музыка играет в вашей «Жемчужине»?
Он нахмурился, а я заиграл.
Глаза у него натурально полезли из орбит, потом он засмеялся. Горбун раскачивался в своей повозке, хлопая себя по коленям. Музыка внутри меня смеялась и шутила. Я играл. Когда его юмор стал выше моего понимания, я опустил мачете.
— Пастух, — проговорил он сквозь смех, — у меня только два выбора: посмеяться над твоим невежеством или заявить, что ты обманул меня.
— Как вы говорили мне, не в обидном смысле слова. Но объясните, что означает ваша шутка?
— В другой раз. А ты настойчив. Держи свое иное при себе. Оно должно быть только твоим достоянием и ничьим больше.
— Но это только музыка.
— Дружище, что ты подумаешь о человеке, который встречается тебе и после трехминутной беседы рассказывает, что у тебя происходит внутри.
— Не понял.
Пистолет постучал указательным пальцем по лбу:
— Я должен был вспомнить, как начинал сам. Я был невежественен, как и ты, и тоже божился, — он, кажется, начал раздражаться.
— Послушайте, я не вижу никакой связи...
— Это не для твоих суждений. Ты можешь согласиться с этим или убираться прочь. Но нельзя жить, пренебрегая обычаями других людей, непристойно шутить и щеголять ругательствами.
— Скажите мне пожалуйста, на какие обычаи я не обратил внимания и что за ругательства я произнес? У меня что в голове — то и на языке. Я говорю только то, что думаю.
Его деревенское лицо посуровело (суровые деревенские лица — к ним я должен был привыкнуть в Браннинге).
— Ты говорил, что Ло Зеленоглазый скачет вместе с тобой среди ящеров. Ты осыпал Кида Смерть проклятиями, как будто бы сам глядел в дуло его револьвера.
— И где же ты думаешь, — я разозлился, — находится Зеленоглазый
— Он спит у камина, вон там, наверху, — и указал на плоскогорье. — И Кид Смерть...
Позади нас полыхнул огонь. Мы оцепенели. В пламени стоял ОН и улыбался. Дулом пистолета он сдвинул шляпу на затылок, из-под нее выбились красные волосы.
— Как дела, приятели? — захихикал Кид. Его тень в отблесках пламени металась по скалам. И от мокрой кожи, там, где ее лизали огненные языки, валил пар.
— Ааааааа-ааааа-ааааа-ииииии! — заорал Пистолет. Он рухнул в свой экипаж с отвисшей челюстью. Замолчал, попытался сглотнуть, но рот так и остался открытым. Собака зарычала. Я замер.
Огонь замигал, заколебался и потускнел — только несколько язычков пламени в листве. От ярости в моих глазах запульсировала кровь. Я попытался осмотреться. Но в глазах рябило — сплошной пульсирующий мрак.
Свет... с плоскогорья, по дороге, освещенной фонарями спускался Зеленоглазый. Кид исчез, как будто бы его и не было.
Повозка позади меня тронулась.
Пистолет пытался усесться и взять на себя управление; собака неслась сломя голову. Я подумал, что вот-вот, и горбун выпадет, но он удержался.
Они быстро скрылись из виду. Я направился к Зеленоглазому. Он посмотрел на меня с... досадой?
В свете фонарей заостренные черты его лица с юношеским пушком на щеках немного смягчились. Тень от него на земле была громадной.
Мы пошли назад. Я лег у костра. Сон смежил мои веки, и мне приснилась Челка.
Глава 10
Вернулся домой рано. Они принесли вина для встречи Нового года. Там, внизу, в белом городе, они были музыкантами. Я помню, как полтора года назад, когда я закончил «Падение Башен», я говорил себе: тебе двадцать один, скоро будет двадцать два: ты слишком стар для вундеркинда; твои свершения более важны, чем возраст, в котором они были сделаны; все таки образы юности до сих пор преследуют меня. Четтертон, Гринберг, Редигет. С окончанием работы над «Пересечением... « я надеюсь избавиться от них. Билли Кид идет последним. Он проходит через этот абстрактный роман, как один из безумных детей Критских холмов. Чудик настигнет тебя, Билли. Завтра, если позволит погода, я вернусь в Делос, чтобы осмотреть развалины вокруг Трона Смерти в центре острова с видом на некрополь и на воды Рении.
На протяжении почти всей истории человечества осознавалась важность ритуала, поскольку именно через ритуальные акты человек устанавливает свою идентичность с восстановительными силами природы, и это способствует и облегчает его переход на более высокие стадии личного развития и опыта.
Огни Браннинга потускнели в предрассветном тумане. Повеяло прохладой.
На востоке загоралась алая полоса, а на западе еще светились звезды.
Волосатый раздувал огонь. Три дракона бродили внизу, на дороге, так что мне пришлось спуститься и пригнать их обратно. Мы молча поели.
Засерело утро. Было видно, как вдали, от Браннинга к островам, как бумажные кораблики, плывут лодки. Мой МЛ мягко следовал за мной. Мы стали пинками поднимать драконов, и отовсюду слышалось их недовольное шипение.
Но вскоре драконы успокоились, и стадо тронулось в путь.
Паук увидел их первым.
— Кто это?
По дороге бежали люди, за ними шла целая толпа. Фонари погасли.
Подстегиваемый любопытством, я поскакал впереди стада.
— Они поют, — крикнул я назад.
Паук выглядел обеспокоенным.
— Ты отсюда слышишь их музыку?
Я кивнул.
Он ехал с высоко поднятой головой, но было видно, как его пробивает дрожь. Он перебрасывал бич из руки в руку; думаю, так Паук сдерживал свое нервное возбуждение. Я заиграл мелодию, неслышную для остальных.
— Они все поют?
— Да, нараспев.
— Зеленоглазый, — позвал Паук. — Встань позади меня.
Я опустил мачете.
— Что-то не так?
— Может быть. Это гимн семьи Зеленоглазого. Они узнали, что он здесь.
Я вопросительно посмотрел на него.
— Мы хотели вернуться в город незаметно, — Паук похлопал своего дракона по жабрам. — Удивляюсь, откуда они узнали, что он прибудет сегодня?
Я взглянул на Зеленоглазого, но он не смотрел на меня. Все его внимание было направлено на толпу. Делать было нечего, и я снова заиграл.
Очень не хотелось рассказывать Пауку о моей ночной встрече с человеком в повозке.
Голоса уже доносились до нас.
И я решил, что лучше, все таки, рассказать. Но он так ничего и не сказал мне по этому поводу.
Неожиданно Зеленоглазый направил своего дракона вперед. Паук попытался задержать его, но было поздно. Тревога забилась под янтарными бровями. Дракон Зеленоглазого мчался к толпе.