Эта последняя часть, занимающая §§ 97 - 112, как раз и трактует о такой бесконечности, которая, несмотря на свою бесконечность, вовсе не является чем-то неопределенным, лишенным конца, предела, границы или формы, но таким бесконечным, которое обладает и границей, и формой, и структурой и которая не есть просто организм как абстрактная категория, но организм реально живущий, единый и целостный, т.е. во всех своих отдельных моментах присутствующий целиком, но в то же самое время и расчлененный, раздельный, как бы обрисованный и очерченный на отличном от него фоне, как бы фигурный, и пластический. Такую бесконечность, которая не уходит в неопределенную мглу и потому является только потенциальной, но которая выявила себя как определенную энергию, т.е., имея в виду античные установки, выявила свой организм, нужно так и назвать бесконечностью в энергии, энергийно; а так как слово "энергия" по-латыни переводится как "акт" и термины "акт" и "актуальный" в философии гораздо более популярны, то мы и должны эту прокловскую бесконечность назвать актуальной бесконечностью. Ее теории и посвящены §§ 97 - 112, подготовленные предыдущими параграфами о самобытном и структурном вообще. Именно, здесь мы находим учение об органическом взаимоотношении членов бесконечного ряда и об органическом взаимоотношении самих этих рядов (§§ 108 - 122). Если иметь в виду весь трактат, то особенно важны для теории актуальной бесконечности §§ 93, 152,159, 179. Дается тут также и учение о девяти основных типах бесконечности (§ 103).

Таким образом, если обозреть все это учение об едином и многом, развиваемое в §§ 1 - 112, то можно довольно явственно нащупать ту линию, по которой идет развитие этого учения. Линия эта движется от абстрактного к конкретному. Единое и многое сначала берутся статически, потом динамически, потом органически; и, наконец, этот организм, в котором слились единое и многое, трактуется как бесконечность, как бесконечная и универсальная жизнь, как живой организм бесконечности. Можно спорить об отдельных деталях на этом пути и об отдельных экскурсах и отклонениях. Но указываемая здесь нами линия развития от абстрактного к конкретному не может подлежать никакому сомнению.

3. Учение о числах.

Как было сказано выше, вторым большим отделом трактата являются §§ 113 - 159, посвященные учению о числах, или богах. Тут вызывает разные сомнения и недоумения уже само его отождествление чисел с богами. Необходимо отдать себе ясный отчет в содержании всего этого отдела, несмотря на всю его экзотику и несмотря на его кричащее противоречие нашему современному философскому сознанию. Чтобы понять рациональное зерно, обратим внимание на следующие три обстоятельства.

Во-первых, необходимо взять отвлеченное число, как оно в настоящее время понимается, в его отличии от именованного числа. Можно брать пять столов, пять стульев, пять домов; но все это указывает только на то, что можно брать и пятерку вообще, отвлеченное число пять, независимо от того или иного конкретного и вещественного его наполнения. Отвлеченное число, таким образом, есть нечто бескачественное. Это есть такая форма или такая система, которая может быть заполнена любым качеством, любым содержанием и любым бытием. Но сама по себе эта форма или эта система выше всякого качества и выше всякого бытийного наполнения. Если мы усвоим себе эту простейшую мысль, которую понимает уже всякий школьник, то мы не будем пугаться основной квалификации числа у Прокла как именно сверхсущного. Многие читатели Прокла и неоплатоников, пугающиеся слов, уже заранее ставят крест на этом понятии Прокла, не понимая того, что под этой сверхсущной природой числа кроется самое обыкновенное, самое естественное и самое необходимое представление об отвлеченном числе. Если мы понимаем, что в пяти столах, в пяти стульях и в пяти домах выступает одна и та же отвлеченная пятерка (а не понимать этого мы не можем, ибо иначе мы не владели бы способностью счета), то мы должны также прекрасно понимать и то, что Прокл называет сверхсущной природой числа. Сверхсущное у Прокла - это есть только бескачественное и отвлеченное, и больше ничего. Термин этот для многих звучит устрашающим и ужасающим образом, но означает он нечто простое и обыкновенное. Разумеется, у Прокла, как часто и вообще в античности, некоторые самые простые понятия окутываются густым покровом мистики, потому что человеческий ум, впервые открывший ту или иную закономерность, никак не может надивиться глубине и широте своего открытия и наделяет его всякого рода мистическими и фантастическими элементами, которыми он и выражает свой вполне естественный восторг и удивление. Нет ничего непонятного в том, что все операции над числами и величинами и такого рода геометрические утверждения, как теорема Пифагора, вызывали в античности огромный восторг, художественный и даже религиозный. Поэтому нет ничего удивительного также и в том, что свои сверхсущные числа Прокл изъясняет часто при помощи тех или иных художественных и мистических выражений. Рациональное зерно здесь - простейшее и очевиднейшее.

Во-вторых, необходимо обратить внимание и на то, что отвлеченность числа превосходит не только те или иные физические вещи, но даже и любые умственные и логические построения. Отвлеченным числом мы пользуемся не только для сосчитывания физических вещей, но даже и для отвлеченных понятий и суждений число есть нечто еще более отвлеченное. Число есть вообще принцип всякого различения и разделения и всякого вообще соединения и объединения, хотя бы эти процессы и происходили в максимально отвлеченном мышлении. Вот почему у Прокла числа поставлены выше даже самого ума, выше даже идеального мира, выше самого бытия. Они суть принципы различения бытия, т.е. принципы самого бытия, но никак не само бытие, поскольку всякое бытие, как бы отвлеченно мы его себе ни представляли, всегда есть некое качество, всегда есть некое "что-нибудь", некое "нечто". Число же не есть нечто и не есть качество, но то, что производит те или иные различения и разделения в пределах того или иного качества, т.е. в пределах логического, смыслового, умственного или физического, телесного, материального. Таким образом, сверхсущный характер числа у Прокла нужно понимать не только в том смысле, что число выше физических вещей и материальности, но что оно выше также и всего числового, логического и умственного, т.е. выше всякого качества вообще.

В-третьих, наконец, чтобы уяснить себе рациональное зерно учения Прокла о числах, обратим внимание еще на одно обстоятельство, тоже весьма простое и вполне очевидное. Оно заключается в том, что во всяком отвлеченном числе можно различать две стороны. Одна сторона - это составленность всякого числа из единиц. Пятерка состоит из пяти единиц, десятка - из десяти единиц и т.д. Но есть еще и другая сторона. Дело в том, что для понимания того или другого числа вовсе не нужно одновременно с этим пересчитывать все те единицы, из которых оно состоит, и держать их в уме в раздельном виде. Всякий понимает, что такое "миллион". Но это не значит, что у понимающего это слово весь этот миллион единиц должен находиться в уме в раздельном и расчлененном виде. Слово "миллион" мы понимаем так же просто и непосредственно, как мы понимаем, например, и слово "дом". Ведь всякий дом тоже состоит если не из миллиона, то, во всяком случае, из многих десятков или сотен всякого рода мелких вещей, - досок, балок, гвоздей, стекла, металлических предметов и т.д. и т.д. И тем не менее слово "дом" понимается каждым нормальным человеком так же просто и непосредственно, как и зеленый или красный цвет воспринимается просто и непосредственно всяким нормальным глазом. Однако, если это так, то во всяком отвлеченном числе, кроме его составленности из отдельных единиц, имеется еще нечто совершенно простое, непосредственно воспринимаемое, очевидное, абсолютно неделимое и единичное, отличающееся от всякого другого числа так же просто и очевидно, как зеленый цвет отличается от желтого цвета. Это разделение двух сторон в числе Прокл проводит весьма четко и настойчиво, и это является одним из самых центральных тезисов во всем его учении о числах. Число, взятое со стороны его неделимости, единичности и абсолютной простоты, со стороны его несводимости на отдельные числа, Прокл называет просто "единицей", что мы переводим как "единичность". Поэтому все вообще числа у Прокла, из скольких единиц они ни состояли бы, имеют у него постоянное название "единицы". А с присоединением предыдущей характеристики все числа у него имеют общее определение как "сверхсущные единичности". Как мы теперь видим, под этим страшным выражением кроется простейшая и очевиднейшая мысль.