— Садись, пехота, только крепче держитесь, — сказал он. Увидев у нас ручной пулемет и автоматы, он спросил, есть ли у нас боеприпасы. Я ответил, что в бою почти все израсходовали. Он посетовал, что для автоматов у них ничего нет, а вот для ручного пулемета могут поделиться патронами. И дал нам цинковый ящик с патронами, которыми мы тут же зарядили четыре диска. Пока мы возились с дисками, капитан исчез в танке и через несколько минут вылез с парой дисков.

— Поделимся и этим, к своим, наверное, без боя не прорваться.

Танки, проехав пару километров по проселку, вырвались на прямой большак и прибавили скорость. Через полчаса мы были перед переправой через небольшую речку. Капитан-танкист вылез наполовину из люка и сказал:

— Не могу понять, что это за речка. На карте ее нет.

Тут появился полковник Терещенко в сопровождении пехотного капитана. Он подошел к головному танку.

— Поворачивай танки к опушке, маскируйте машины и будете прикрывать переправу, — кричал он капитану-танкисту.

— У меня приказ, — ответил капитан и опустился в-башню, закрыл люк.

Я дал отмашку ребятам, и мы как горох посыпались с брони. Головная машина тронула, за ней другие.

— Стой, расстреляю! — бешено кричал полковник, вытаскивая из кобуры пистолет.

Затем он выстрелил по броне. Танки круто развернулись и помчались в северном направлении.

— Командира танкистов под суд! — в бессильном гневе кричал Терещенко капитану, который сопровождал его. Но сам он понимал, что ничего не сделает с непослушным капитаном в этой обстановке.

На берегу скопилось более сотни автомашин, много орудий на конной тяге и пароконных повозок. А транспорт все подходил и подходил. С последних прибывших машин сообщили, что приближаются немцы. Но чувствовалось, что Терещенко больше опасался не этого, а налета немецкой авиации. О результатах ее удара свидетельствовали десятки искореженных и дымящихся машин.

Терещенко снова обрел спокойствие и своими действиями навел относительный порядок. Он из разрозненных, отставших от частей бойцов создал три роты, которые объединил в батальон. Задача этого батальона состояла в том, чтобы обеспечить оборону переправы. Командиром батальона назначили молодого майора Березкина. Я со своими спутниками попал во вторую роту. Ей следовало держать оборону по центру, то есть напротив дороги, по которой двигался противник. Кроме того, требовалось прикрыть балку, по которой должен выходить батальон после окончания переправы.

Майор Березкин, выстроив заслон, поставил перед нами боевую задачу. Подразделению предстояло укрепиться на холмах западнее переправы и продержаться два-три часа, пока техника и основные части дивизии не минуют низину и переправятся на восточный берег реки.

Подразделения, обороняющие переправу, заняли свои рубежи и стали сразу же вкапываться в землю. Несмотря на то что оборона протянулась на полтора километра, Березкин несколько раз обошел ее, подсказывая командирам, как лучше выбрать позицию.

С запада подходили отдельные машины и группы бойцов, отставших от своих подразделений. Машины направляли на переправу, а бойцов оставляли для прикрытия, вливая их в роты, занявшие оборону. Вскоре подход наших прекратился.

Меня назначили командиром отделения, в которое вошли Ушаков, Ивонин, Елкин и саперы, оставшиеся от взвода соседнего полка. Командовал нашим взводом лейтенант Федоров. Посмотрев, как окапывалось отделение, Федоров похвалил нас. Грунт был песчаный, и отделение быстро справилось с задачей. За каких-то сорок минут мы сделали две короткие траншеи и пару гнезд для ручных пулеметов, замаскировали бруствер свежим дерном.

Поскольку мы располагались на холмике по левую сторону дороги, Федоров поставил задачу разорвать колонну противника.

Через пару часов из-за дальних высот донесся до нас шум моторов. Спустя несколько минут на горку выкатилось боевое охранение. Пять мотоциклистов ехали треугольником по всей ширине дороги. Въехав на высотку, мотоциклы остановились. Немец, сидевший в коляске на первом мотоцикле, выпустил очередь по кустам, что были справа и впереди. Спереди по охранению полоснули два ручных пулемета. Стрелявший из коляски немец выпустил из рук автомат, откинулся на спинку сиденья и замотал головой. Водитель кубарем скатился на дорогу, стремительно, на четвереньках, бросился к канаве. Мотоцикл остался чадить на месте. Другие из боевого охранения начали разворачивать машины назад, но длинные очереди пулеметов Ивонина и Ушакова не дали уйти фашистам. Два мотоцикла задымились, два уткнулись в канаву. На дороге остались лежать четыре немца. Один бросился бежать, но покачнулся и упал на дорогу.

Как только боевое охранение немцев заметалось в панике, навстречу поднялась еще группа мотоциклистов, а за ней несколько автомашин с пехотой. Увидев разбитые машины, мечущихся солдат, колонна остановилась и выбросила сигнальные ракеты. Из перелеска раздались, выстрелы наших орудий. Они прямой наводкой били по немцам. «Мерседес» вспыхнул ярким пламенем. Одна автомашина, уткнувшись в кювет, загорелась. Пехотинцы повыскакивали из других машин и рассыпались по склону высотки. Они отползали назад, беспорядочно отстреливаясь.

Не прошло и четверти часа, как над обороной пропели прицелочные снаряды. Они разорвались между линией обороны и переправой.

Весь пологий западный склон высотки был усеян трупами немецких солдат. Но и наши потери тоже были немалы. Половина ячеек пустовала. Недавно прибывший лейтенант Сибирцев метался от одного фланга обороны к другому, расставляя бойцов так, чтобы в линии обороны не было разрыва. Немцы подтягивали резервы. Бойцы, наблюдая за опушкой, из которой выходила дорога, различали в сумерках большое скопление противника, готовившегося к решительной атаке.

— Сейчас они нас сомнут, — вполголоса сказал Ушаков.

— Я сам тебя сомну! Не сей панику! — прикрикнул на него откуда-то появившийся Сибирцев с перевязанной рукой. Глаза командира были уже не озорные, а горели злым огоньком. Зная, что у бойцов патроны на исходе, он подал команду приготовить гранаты и сделать в окопах заступы, чтобы сойтись врукопашную. Сзади нас послышался шум моторов. К кустарнику подъехали четыре легких танка. Капитан Березкин подбежал к танкистам, поговорил с их командиром и направился в нашу роту. Он поставил перед комроты задачу — во что бы то ни стало отразить атаку.

— Продержаться как можно дольше, чтобы обеспечить отход первой и второй роте, — сказал он.

— Попробуем, — недовольно пробормотал Сибирцев.

Немцы, обстреляв полосу обороны, перенесли огонь на переправу и остервенело били по ней. Но там, где ложились мины и снаряды, уже никого не было. Началась атака. Немцы шли тремя густыми цепями в полный рост, на ходу поливая оборону из автоматов. В сумерках их автоматы не приносили нам особого вреда. Наша оборона встретила их редкими залпами. Лейтенант Сибирцев посылал в немцев короткие очереди, между которыми сыпал отборнейший мат, призывая бойцов дать больше огня. Однако от его ругани пользы не было. У многих вышли патроны, других убило или ранило. Но вот навстречу немцам вышли танки и на ходу стали срезать противника из пулеметов и бить по цепям из орудий. Немцы не ожидали такого поворота, замерли на несколько секунд и бросились бежать.

Особенно досталось врагам от машины, действовавшей на левом фланге. Танк давил немцев, а пулемет беспрерывно изрыгал красные огоньки. Видя, как противник в панике бежит, бойцы в окопах дружно крикнули «Ура!», хотя в контратаку никто не поднялся. Загнав немцев в лес, танки повернули назад. Только один из них остался догорать на поле боя.

В это время первая и третья роты снялись с обороны и за холмом спускались к балке. Бойцы несли носилки с ранеными, поддерживали тех, кто мог идти сам. Взвалив на себя стволы и станки, пулеметчики осторожно, цепочкой, спускались по склону и терялись в кустарнике балки.

Наша рота оставалась на позиции на случай прикрытия отхода, хотя и было видно, что немцы до утра не будут нас атаковать. Вот подошел и наш черед. Один за другим мы оставляли свои окопы и собирались в балке. Последним пришел Сибирцев. Повязка на его руке была красной от просочившейся крови. Это уже второе ранение в ту же руку, но лейтенант не обращал на него внимания. Его больше интересовала судьба роты.