Ночевать на этот раз пришлось прямо в лесу. Костры разжигать не разрешили. Неподалеку от березняка стоял еловый лес. Каждый из нас принес оттуда по две-три охапки хвойных веток. Взвод разгреб снег, подстелил ветки, и мы вповалку, прижавшись друг к другу, улеглись спать. Тут-то поняли, как пришлись кстати телогрейки и ватные брюки. Что бы мы делали сейчас в одних шинелях?

Утром 19 октября батальон покинул лес и двинулся в юго-западном направлении. Погода стояла самая походная. Снег растаял, теплый ветерок просушил землю и дорогу. Шагать по еще не разбитой автомашинами и повозками дороге было легко и даже приятно. Единственное, что раздражало всех, обмотки. Они от неумелого заматывания часто разматывались на ходу, задние по строю наступали на них, и на этой почве возникали конфликты. Истомин получил от Ровина подзатыльник за то, что наступил на обмотку, а Ровин чуть было не упал. К середине дня, когда солнце пригрело и темп усилился, многие стали жалеть, что их одели в телогрейки и ватные брюки. К вечеру сделали небольшой привал. Откуда-то появились полевые кухни с не знакомыми нам поварами и накормили нас обедом. У всех создалось впечатление, что мы петляем. Но и сам лейтенант Богданов ничего не мог понять в направлении нашего движения и, когда мы его спрашивали, только пожимал плечами. К вечеру колонна остановилась в старом сосняке. Нам объявили, что здесь будем ждать автомашины, которые повезут нас к фронту.

Уже стемнело. Мы сидели у дороги и дымили цигарками. Вдруг послышался гудящий, не привычный для нашего уха звук. Левее от нас к линии фронта увидели, словно вспышки, какие-то мерцания, в целом составляющие дугу. Затем со стороны противника донесся сплошной гул разрывов. Мы привстали и недоумевали: что это? Политрук Сытников объяснил, что это поют «катюши», наши гвардейские минометы. Нового он о них ничего не сказал, о мощи и силе этого оружия мы много слышали, но увидели, как оно действует, впервые. Сытников рассказал, что сейчас в наших тылах налаживается выпуск нового вооружения. Он говорил, что кое-где есть уже 57-миллиметровые противотанковые пушки, которые берут любую немецкую броню на большом расстоянии. Что многие подразделения оснащаются противотанковыми ружьями. Что уже начат выпуск противотанковых гранат, которые сильнее и удобнее связок, с какими мы ходили на танки. Он был готов сообщить нам еще о разных новинках, но в это время мы заметили огни фар автомашин, петляющих по дороге. Послышался голос капитана Дементьева:

— Батальон, выходи строиться на дорогу!

В темноте капитана не было видно, но голос его слышали все: «Машин мало, усаживайтесь плотнее». Командиры построили свои роты и взводы и распределили их по машинам. Колонна тронулась. Проехали мы не более тридцати километров. Батальон покинул машины и пешим тронулся по направлению никому из нас не известного Белого Бора. Что это такое — лес, село или еще что-нибудь другое, никто не знал. Шли форсированным маршем, так как был приказ до рассвета занять оборону.

Наш взвод шел за первым стрелковым взводом. Вокруг темнота, хоть глаза выколи. Я почувствовал усталость, и невероятно потянуло на сон. Урывками я ухитрялся засыпать на ходу, даже сонным подстраиваться под темпы, которыми шла колонна на разных участках пути. Но в то же время трижды наталкивался на замыкающего первого взвода, который, потеряв терпение, пригрозил огреть меня прикладом. После этого сон как-то пропал, и я шел нормально.

Ближе к утру услышал голос командира роты. Он сейчас шел рядом со строем и все время подгонял темп: «Шире шаг! Шире шаг! Не растягиваться!» По его поведению можно было понять, что мы запаздываем к этому Белому Бору. Чем дальше мы шли, тем четче слышалась ружейно-пулеметная перестрелка, а впереди-чаще и гуще взлетали в небо ракеты. Лес стал редеть, и чаще встречались не то чистые поляны, не то поля.

По цепочке передали команду: «Батальон, стой!» Судя по теням, первая рота направилась направо, а третья, обгоняя нас под углом, пошла левее. Через пару минут прямо пошли и мы. Шли по мелколесью, которое спускалось к голой равнине. Навстречу попадали разрозненные группы бойцов, среди которых были только младшие командиры. Люди спешили покинуть эти места, но паники среди них не чувствовалось.

— Куда спешите? — спросил я пулеметчика, который сливал воду из кожуха. Тот ничего не ответил. Зато-второй номер расчета, обвешанный пустыми коробками для лент, оказался более разговорчивым.

— Вот пару раз сходите в наступление на село да полежите на чистом поле под огнем противника, тогда поймете, зачем спешим отсюда. А вы откуда? С тыла или с соседнего участка? — спросил боец.

— С соседнего, — ответил я ему вслед.

— А мы от самой границы топаем. Вот только здесь подзадержались, обернувшись, крикнул боец.

Роты, раньше времени покинувшие оборону, внесли замешательство в ряды батальона капитана Дементьева. Многие из командиров и бойцов решили, что это отступление наших частей. Спустившись в долину, мы потеряли из вида очертание села, которое просматривалось, когда еще выходили из мелколесья. Перед нами высилась насыпь осушительного рва, скрывающего село. Взвод дошел до рва и залег за ним, наблюдая за местностью, которая лежала между рвом и селом. Между нами и селом, расположенным на высоком берегу реки, проходила низкая равнина. Разглядеть в предутренних сумерках позиции, которые мы должны занять, было невозможно, так как над речкой и рядом стоял густой туман.

— Видно, немцы прохлопали отход наших, — сказал Богданов, вглядываясь в долину и село. Он приказал от каждого взвода послать вперед разведку и в самое ближайшее время скрытными путями занять оставленные блиндажи и окопы. Наш взвод благополучно добрался до передовых траншей.

Рядом обнаружили просторный, но до предела захламленный блиндаж. Юрченко осветил его фонариком. Чего только здесь не было! Валялись старые окровавленные бинты, клочки разных бумаг, гильзы от патронов, ржавый, помятый котелок, стоптанные ботинки и прочее барахло. Сориентировавшись в обстановке, Юрченко выставил в опасных местах два расчета с ручными лулеметами и боевое охранение. С рассветом взвод стал осваивать свои позиции.

Нас волновало, где расположить минометные расчеты. Вокруг все было голо: ни кустика, ни бугорка, ни балки. Да если бы они и были, то противник давно бы засек все это и пристрелялся. Видно, здесь он не проявлял большой активности. К этому выводу пришли все. Иначе как можно посылать на серьезный участок уже потрепанный и не пополненный людьми батальон? В то же время состояние батальона никак не соответствовало той задаче, о которой говорил политрук Сытников, — активной обороне. Здесь словно на ладони позиция крайне невыгодная и для обороны, и для наступления.

Первый день на новом участке прошел спокойно. Личный состав посвятил его обустройству блиндажа и позиций, а я с Юрченко занимался изучением своей обороны и позиции противника. Но без хорошей разведки трудно было узнать, как укрепился в селе немец, где и какие у него огневые точки. Наши предшественники ничего нам не оставили. Разве командир батальона располагает чем-то. У него с командирами рот почти-весь день шли какие-то совещания, и в первый день Богданов даже не побывал во взводе.

Вечером посыльный из роты принес почту. На этот раз танцевать пришлось и мне. Я тут же сел читать, долгожданную весточку.

Вечером в блиндаж минометного пришли Богданов и Сытников. Осмотрев, как мы устроились, они говорили с бойцами о том о сем. Мы с Юрченко насторожились. Даром комроты и политрук не придут. Мы ждали серьезного разговора. Сев за стол рядом с коптилкой, сделанной из гильзы снаряда, Сытников начал разговор о том, что на нашем участке решается задача сковать резервы немецкой армии, которые могут быть переброшены на Московское и другие направления.

— Почему немец не ведет активных действий против нас? С тех позиций, которые занимает батальон, противнику ничего не стоит сковырнуть нас. Но он этого не делает. Почему? Потому что сам занимает выгодное положение. Удержать село можно небольшими силами. Главное командование Германии скребет все, чтобы усилить основные направления. По данным полковой разведки, с соседнего участка снято до батальона пехоты, которая направлена под Москву. С нашего участка в не известном еще направлении снялась артиллерийская батарея. Дело батальона — сковать здесь войска противника и заставить его не отдавать, а просить резервы. А это можно сделать только активными, наступательными действиями. Например, немцы постараются сделать все, чтобы не потерять Белый Бор. Если им это будет угрожать, они не снимут отсюда ни одного солдата, — говорил Сытников.