— Хватит! Ради Бога, хватит!

Тошнота душила меня и холодный пот выступил на теле, когда я поняла, что сама цепляюсь за стройный торс Черного, пытаясь защитить его и с ужасом видя, как и дядя тоже занес кинжал, глупо и безнадежно пытаясь оттащить его…словно могла бы спасти, даже сквозь десятки лет, в аду которых жил Зверь.

Последнее, что я видела это бледное лицо дяди, в глазах которого стояли слезы.

Он был прямо надо мной с занесенной дрожащей рукой, которая опустилась резко, опаляя ядовитой тьмой, в которой полыхали красные искры вместе с оглушительным воем волков, которые снова пытались спасти.

Но не успели…

Я рыдала, даже когда перед глазами снова оказались стены домика, а Черный отпустил меня на лежанку, садясь на корточки и заглядывая в глаза, но уже не так как раньше.

С теплотой. Словно показав все это, он стал ближе ко мне. Или я к нему?

— Тебя спасли волки? — всхлипнула я, уже не вздрагивая, когда мужчина потянулся ко мне, вытирая мои мокрые ресницы и видя, как он покачал головой, отчего копна его волос рассыпалась по мощным плечам:

— Рука твоего дяди дрогнула. Он не пронзил мое сердце, а значит, не убил. Я долго восстанавливался и лечился, но выжил. — Черный пожал плечами, так, словно это ничего не значило, пока я была в шоке от всего увиденного. — Но за это время Зверь пострадал. Я должен был оберегать его после смерти его отца, но не успел.

Мужчина опустил глаза, сжав губы, так сильно, что они стали белыми.

А мне хотелось протянуть руки и обнять его, потому что я знала на собственном горьком опыте, какого это — в одночасье потерять свою семью, думая сейчас о том, что наши судьбы много лет назад оказались связаны в страшную смертельную петлю, из-за одного трагического случая.

Мы все утонули в боли, из-за одного поступка.

Я знала, что буду еще долго думать об этом, спрашивать себя, рыдать, но сейчас моя голова взрывалась от мыслей и тех картин, которые мелькали перед моими глазами.

— Ты должна увидеть еще кое-что, Рада.

— Ничего не хочу видеть больше, пожалуйста!

— Это последнее.

Разве можно было противиться тому, кто был не просто сильнее, а обладал магическими знаниями, когда Черный снова подался вперед, чтобы наши глаза нашли единую точку в пространстве, я поняла, что снова все меняется перед глазами.

Стены домика расплываются, а меня окружает лес.

В этот раз зимний.

Такой же прекрасный и завораживающий, как сейчас…а еще страшный для одинокого маленького мальчика, который лежал без сознания.

Бледный, почти серый.

С раной на спине, настолько страшной, что можно было решить, что малыш не дышит.

А я не дышала с ним, потому что понимала, кто это.

Чувствовала кожей, до дрожи в кончиках пальцев, даже если он был всего лишь крошечным ребенком — голеньким, с худыми маленькими ручками и ножками.

На его спине практически не было кожи, крошечные мышцы были разодраны настолько глубоко, что местами проступали белесые кости.

Это был Зверь.

Мой Зверь.

Даже крошечным и беспомощным он продолжал бороться с этим большим беспощадным миром, в котором он теперь был один.

Отверженный людьми, изодранный медведями.

Его черные длинные реснички дрожали и были мокрыми от снега, который хлопьями падал с неба, но малыш не чувствовал их, лежа в лужи из собственной крови, которая стекала тонкими струйками, забирая с собой его жизнь.

Он был совсем один. Обескровленный. Позабытый.

Никто не оплакивал его. Никто не пытался помочь. Никто не смог защитить наивного, чистого малыша, который всего лишь боялся быть один, оставшись без отца.

— …тише, Рада, тише.

Я даже не слышала, что кричу. До хрипоты. До спазмов в горле.

Не чувствовала, как тяну руки к малышу, чтобы забрать его!

Чтобы прижать к себе и почувствовать, что его сердце бьется. Пусть совсем чуть-чуть, еле слышно, но что кроха жив и его ясные солнечные глаза распахнутся в один прекрасный день.

Я тянулась к нему всем существом, видя руки, которые поднимают его.

И пусть они были не мои, а сильные, мужские и с черными рисунками, я выдохнула хрипло и судорожно, но облегченно.

Спасен!

Даже когда Черный отпустил меня, и привычный мир возник перед глазами, я все еще не могла дышать, вытирала слезы, просила себя подумать об этом позже, но никак не могла остановиться.

Смотрела в синие глаза колдуна и не знала, что могу сказать.

— В тот день, когда не стало моего брата, дети Перуна просчитались, — Черный быстро пожал плечами, хотя я даже не могла представить, насколько тяжело ему должно быть было говорить об этом, даже спустя столько десятков лет.

— С помощью твоего мнительного отца они смогли убить лишь тело, но дух брата остался жить, запертый в теле великого медведя. Он оказался в западне — без возможности говорить, без права вернуться к людям, оставшись до самой смерти в облике зверя.

Страшно было представить каково это — прожить много лет, не имея возможности вернуться в привычный мир, даже к своему облику, который был от рождения! Стать отверженным для всех, кроме собственного брата!

— Я пытался вернуть его… — глаза Черного стали печальными и вместе с тем злыми, словно он проклинал мир все эти долгие годы, в попытках найти решение, которого не было, — …перебрал все старинные письмена и книги. Нашел всех, кто мог знать хоть что-нибудь о мире мертвых, но все оказалось напрасным. Мой брат остался между мирами — не человек и не зверь, влача жалкое существование до тех пор, пока от старости и бессилия не умерло и тело медведя.

— У вашего брата была жена? — тихо спросила я, вытирая слезы и застонав в душе на утвердительный кивок Черного:

— Не жена. Возлюбленная. Ее убили спустя несколько дней после телесной оболочки брата. Я не успел спасти ее, пока пытался сохранить собственное тело.

Сердце сжалось, от мысли о том, сколько безвинных людей погибло, ради игр тех, кто даже не был людьми.

— А Зверь?..

— Он родился ранней весной и стал большой неожиданностью для всего мира. То, что душа и сила Серого осталась в медведе, породило создание, которого не было еще никогда за много веков существования сынов Велеса. Медведица произвела на свет не медвежонка, а против всех законов природы и мироздания — человека. Человека с двумя сущностями внутри, которые стали едины, обладая одной душой, одним разумом и одним сердцем. Зверь уникален. Он единственный в своем роде. Но когда он родился, мы не знали, как поступить.

Это звучало зловеще, и я напряглась, чувствуя, как снова заколотилось сердце, а перед глазами встал образ умирающего малыша, который лежал абсолютно голеньким на снегу в собственной крови, даже если понимала, что к чему бы не пришли братья, а они оставили мальчика в живых.

— Мы не смогли убить его. Зверь стал единственной отрадой для брата в его лесной жизни.

— Выходит, что Зверь никогда не видел своего отца в человеческом обличии?..

— Только в своих снах. Как видела его и ты.

Наверное, я бы не обратила на эти слова внимания, если бы глаза колдуна не полыхнули каким-то особенным огнем, в котором был такой мрак и загадочность, что волосы в буквальном смысле встали дыбом.

Подумать только! Он знал о моих снах так много, как я сама, учитывая тот скромный факт, что я ничего не рассказывала, ни про папу, ни про то, что уже видела Серого, даже если не подозревала тогда, что именно он был отцом моего Зверя.

— Как у вас получается это?

Черный улыбнулся той своей улыбкой, которая и пугала, и завораживала.

Хищный, но обворожительный. Он умел пугать до смерти одним только взглядом своих синющих глаз, но мог улыбаться вот так, как сейчас, заставляя душу замереть, а сердце отчаянно заколотиться.

— Не важно. Сны — это плот, связывающий мир живых и мертвых. А с этим миром я на «ты».

Почему-то я подумала о том, что вероятней всего, мир мертвых не пугал его, а был тем колодцем, откуда Черный черпал свои знания и силы, как раз после того, что случилось с его братом, но спросить об этом не решилась.