Я отвесил поклон и оставил его одного. Увидев, что я уже ухожу, к нему заторопился монах-медик. Я еще раз украдкой бросил любопытный взгляд на лежащих здесь монахов. Затем, повинуясь настойчивому телепатическому зову, поспешил к Наставнику, ламе Мингьяру Дондупу.

Глава 5

В ПЕЩЕРЕ ДРЕВНИХ

Я мчался по коридору. Не сбавляя скорости даже на поворотах, я представлял нешуточную опасность для тех, кто случайно мог оказаться на моем пути. Старый лама схватил меня на бегу, основательно встряхнул и сказал:

— Негоже, мой мальчик, истинному буддисту пребывать в столь неподобающей спешке.

Затем он присмотрелся ко мне повнимательней и узнал во мне подопечного ламы Мингьяра Дондупа. Пробормотав что-то, прозвучавшее как «Ульп!», он отшвырнул меня, будто горящий кусок угля, и поспешил своей дорогой. Я смог беспрепятственно продолжить свой путь. У входа в комнату Наставника я резко затормозил и чуть не упал: рядом с ним стояли двое старших настоятелей. Моя совесть пережила не лучшие минуты: что я такого натворил? Еще хуже — какой из моих старых «грешков» раскрылся? Такие важные персоны вряд ли стали бы дожидаться маленького мальчика, разве только с недобрыми вестями. Ноги стали ватными. Я начал судорожно перебирать в памяти, за что меня могут изгнать из Чакпори. Один из настоятелей взглянул на меня и улыбнулся с теплотой старого айсберга. Другой повернулся ко мне лицом, высеченным из обломка Гималаев. Мой наставник захохотал.

— Да, Лобсанг, совесть у тебя явно нечиста! Кстати, эти почтенные братья тоже владеют искусством телепатии.

Более свирепый из двух окинул меня тяжелым взглядом и голосом, похожим на горный обвал, изрек:

— Тьюзди Лобсанг Рампа, посредством исследования, предпринятого по личному указанию Высочайшего, было достоверно установлено, что ты Распознан как настоящая Инкарнация…

У меня голова пошла кругом. Запутавшись в придаточных предложениях, я с трудом понимал, о чем он говорит.

— … а также стиль, ранг и титул Лорда Настоятеля будут присвоены тебе на основании этого на церемонии, время и место которой будут назначены позднее.

Оба настоятеля торжественно поклонились ламе Мингьяру Дондупу, затем так же торжественно — мне. Взяв какую-то книгу, они вышли, и вскоре звуки их шагов затихли. Проводив их взглядом по коридору, я стоял как пришибленный. Меня вернули к жизни сердечный смех Наставника и его рука, сжавшая мое плечо.

— Теперь ты знаешь, из-за чего был весь этот сыр-бор. Тесты всего лишь подтвердили то, о чем мы знали с самого начала. Это нужно отметить. Кроме того, у меня есть для тебя интересные новости.

Он проводил меня в соседнюю комнату. Здесь царило торжество индийской кухни. Не нуждаясь в особых приглашениях, я тут же принялся за еду.

Позже, когда есть больше не было сил и один вид оставшихся угощений вызывал во мне тошноту, Наставник встал и пошел обратно в первую комнату.

— Высочайший позволил рассказать тебе о Пещере Древних, — сказал он и тут же добавил: — Более того, Высочайший настоял на этом.

Он искоса посмотрел на меня и шепотом заметил:

— Через несколько дней мы отправим туда экспедицию.

Волна возбуждения прокатилась по моему телу. У меня возникло странное, непривычное ощущение, будто я возвращаюсь «домой», в давно знакомое, но забытое место. Наставник внимательно смотрел на меня. Когда под его настойчивым взглядом я поднял голову, он кивнул.

— Я, как и ты, Лобсанг, прошел специальную подготовку. Мой Учитель давно ушел из этой жизни. Его пустая оболочка и сейчас находится в Зале Золотых Образов. С ним я обошел огромные пространства всего мира. Тебе, Лобсанг, предстоит путешествовать в одиночестве. Теперь же сиди спокойно: я расскажу, как была открыта Пещера Древних.

Я облизнул губы: именно об этом мне давно хотелось узнать. Слухи в монастыре, как и в любом другом сообществе, разносились со скоростью света, достигая самых скрытых уголков. Некоторые из них, очевидно, были не более чем слухами. Но тут было совсем другое дело, и, так или иначе, я верил тому, что услышал.

— Я был совсем молодым ламой, — начал рассказ Наставник. — Мы с Учителем и тремя такими же ламами исследовали отдаленные горные районы. За несколько недель до этого был слышен необычайный грохот, вызвавший камнепад. И мы отправились на поиски его причин. Несколько дней мы кружили у основания высокогорной вершины. Ранним утром пятого дня Учитель встал, казалось еще не проснувшись. Он выглядел слегка ошеломленным. Мы пытались разговаривать с ним, но он не отвечал. Меня охватило беспокойство. Полагая, что он болен, я начал придумывать, как спустить его вниз, на многие мили. Медленно, как будто находясь во власти неведомой силы, он приподнялся, немного помешкал и наконец выпрямился, двинулся вперед, поминутно спотыкаясь и конвульсивно вздрагивая. Содрогаясь от страха, мы последовали за ним. Мы карабкались вверх по отвесному каменному склону, дождь мелких камней сыпался нам на голову. Наконец, достигнув кромки вершины, мы остановились и осмотрелись. Я испытал чувство досады: перед нами лежала маленькая долина, почти полностью покрытая огромными валунами. Очевидно, здесь и зародился камнепад. Трещина или землетрясение заставили склон лишиться части камней. В ярком солнечном свете нашему взору предстали огромные раны недавно обнаженной скалы. Печально свисали мхи и лишайники, лишенные привычной поддержки. Я с отвращением отвернулся. Кроме сильного камнепада, здесь ничто не занимало моего внимания. Я собрался спускаться обратно, но шепот «Мингьяр!» остановил меня. Один из моих товарищей показывал вперед. Под действием странного принуждения Учитель по-прежнему медленно продвигался вниз по склону горы.

Я сидел очарованный. Наставник замолчал, выпил глоток воды и продолжил:

— Потеряв всякую надежду, мы наблюдали, как он спускался в долину, усыпанную камнями. Мы неохотно последовали за ним, каждое мгновение ожидая смертельного падения. Оказавшись внизу, Учитель без колебания выбрал правильный путь, через валуны и вскоре добрался до противоположного края долинки. К нашему ужасу, он начал лезть вверх, цепляясь руками и ногами за невидимые с расстояния в несколько ярдов уступы. У нас не было выбора. Мы не могли вернуться и сообщить, что старший из нас скрылся в горах, а мы побоялись сопровождать его, хотя путешествие в самом деле было опасным. Тщательно выбирая путь, я полез первым. Воздух становился все более разреженным. Вскоре у меня запершило в горле, а легкие пронзила резкая и сухая боль. На высоте, возможно, пятисот футов над долиной я распростерся на узкой полочке, чтобы отдышаться. Собираясь возобновить подъем, я глянул вверх. Желтая мантия Учителя скрылась за уступом далеко впереди. Я стиснул зубы и, цепляясь пальцами за камни, начал снова пробираться вверх. Товарищи так же неохотно двинулись за мной. Теперь, когда мы вышли из-под укрытия гор, пронизывающий ветер трепал наши мантии. Камни срывались вниз, и мы с большим трудом продолжали восхождение.

Наставник снова остановился, чтобы глотнуть воды и убедиться, что я внимательно слушаю. Я слушал — еще как!

— Наконец, — продолжил он, — мои шарящие пальцы нащупали край плоской полки. Покрепче ухватившись, я крикнул вниз, что нашел место для привала, и подтянулся. Это был уступ, слегка наклоненный к горе, поэтому с других точек он не был виден. На первый взгляд он казался шириной около десяти футов. Я не стал осматриваться дальше, а встал на колени и помог взобраться остальным. Вскоре после многих страданий мы стояли вместе, ежась на холодном ветру. Было совершенно очевидно, что именно камнепад обнажил этот уступ. Присмотревшись, я увидел в горной стене какую-то щель. В самом деле? Может, это только тень или островок лишайника? Мы как один рванулись вперед. Это была трещина около двух с половиной футов шириной и высотой около пяти футов. Учителя не было и следа.

Я мог отчетливо нарисовать эту сцену в своем воображении. Но было не время для самоанализа. Мне не хотелось упустить ни единого слова.