– Еще что-нибудь есть?

Он покачал головой.

– Посмотрим!

Они быстро и сноровисто прошерстили квартиру: мебели-то всего – сервант да шкаф. В Настину кроватку не полезли, будить не стали. Платонов знал, что тем они нарушили правила, и был благодарен за это нарушение: значит, доверяют, не считают закоренелым, который под ребенка улики прячет.

Чекист нашел на подоконнике папку, развязал тесемки, перебрал стопку бумаг.

– "Муж меня избивает каждый день... ", "Когда я пришел, брюк на веревке не было... ", «Прошу принять меры к соседу...» – на выборку прочитал он и хотел бросить папку на место, но майор не дал.

– Подожди, подожди, – оживившись, он осмотрел содержимое папки и аккуратно положил на стол, рядом с деньгами.

– Это заявления, укрытые от учета, – весело пояснил он. – Еще одна статья.

И, повернувшись к Платонову, укорил:

– А говорил, ничего нет!

Тот хотел объяснить: заявления укрывают все участковые, это мелочевка, не убийства, не изнасилования, не грабежи... Нарушение, конечно, но мелкое, на него обычно закрывают глаза, в крайнем случае выговор влепят – и все! Зачем же их к уголовному делу приобщать?

Но ничего объяснять не стал. Никому здесь его объяснения не были интересны: майор на часы смотрит, понятые зевают... Им скорей оформить, подписать – и по своим делам. Сколько раз он сам бросал задержанных в клетку, писал рапорт – и в детский сад за Настей или дальше по участку. Кому нужно слушать, что тот бормочет, с ним другие разбираться будут.

Когда протокол обыска был оформлен. Платонова вывели из дома и посадил в машину. Зажимая на груди халат, Наталья стояла на промерзшей земле в тапках на босу ногу. Машина резко взяла с места.

Работать надо издали и наверняка – охранникпорученец Седого Гена Сысоев размещал очередной «заказ». Как всегда, обстоятельно, подробно оговаривая детали.

– По первоначальным прикидкам, с трехсот метров, через окно, на прямой линии.

– Куда выходит окно – запад, восток?

Гена почесал затылок и сразу потерял важный вид.

– Не знаю... А зачем это?

– Если против солнца, стекло будет отсвечивать и ничего не увидишь, – пояснил низкорослый щуплый человечек, глубоко утонувший в огромном кожаном кресле. – Нужно еще знать время и толщину стекла. Кстати, у вас есть оружие? Малокалиберка здесь не подойдет.

– Автомат?

Человек в кресле качнул головой.

– «Сайга»?

– Это же не охота...

– Может, гранатомет?

Человек сморщил и без того морщинистое лицо.

– Придется работать своим. Это будет стоить дороже. Но зато отпадают проблемы с толщиной стекла. Кстати, вы делаете поправки на инфляцию?

– Доллар только растет.

– Неважно. Жизнь дорожает. И... смерть тоже.

На бледном лице промелькнула улыбка.

– Я думаю, что сумма составит... Как сейчас принято говорить – от пяти тысяч «зеленых». Конкретно – в зависимости от всего комплекса условий и обстоятельств. Кстати, о ком идет речь?

– Это приезжий.

– Кто?

– Резо Ментешашвили, кличка Очкарик.

Если исполнителю это имя что-то и говорило, то вида он не подал. Впрочем, Гена был уверен – через день-два он разузнает об Очкарике все и учтет его авторитет и вес в криминальном мире при определении конечной суммы. Значит, связи у него действительно крутые... И специалист отличный.

С этим мнением согласился бы и подполковник Голубовский. Хотя он и недолюбливал начальника подотдела физических воздействий, но отдавал должное его профессионализму.

– План операции я хотел бы получить за два дня, – сказал майор Плеско.

Он слыл педантом.

Каймаков уже столько раз рассказывал свою историю, что выучил наизусть и употреблял одни и те же слова и обороты.

Частные сыщики слушали внимательно, но без особой заинтересованности. Их было двое – мрачноватые мужики с крупными головами, широкоплечие и ширококостные. К их облику подошла бы военная форма или диверсионный камуфляж, как на охранниках у входа, гражданские костюмы с галстуками казались нарочитой маскировкой под обычных чиновников.

Кабинет выглядел весьма заурядно: тесный, с обшарпанными, голыми стенами, кое-где прикрытыми глянцевыми календарями, типовыми канцелярскими столами, раздолбанными стульями.

Вообще, второй этаж «Инсека» сильно отличался от директорского: ни толстого ковролина, ни черных дверей с необычными желтыми ручками, ни шикарной офисной мебели. Видно, сюда не забредали богатые заказчики и не имело смысла тратиться на подобную роскошь.

– Вы не ощущали, что за вами наблюдают?

Детектив постарше, на вид ему было под пятьдесят, обошел стол и, присев на самый край, навис над Каймаковым. Теперь ему приходилось задирать голову, что создавало физический и психологический дискомфорт.

Поза сыщика была не случайной, она отрабатывалась десятилетиями и имела целью оказать именно такое воздействие на собеседника. Потому что сотрудник отдела внутренней безопасности КГБ СССР Морковин двадцать пять лет службы беседовал с предателями – реальными, потенциальными или просто подозреваемыми в этом самом страшном для чекиста грехе, всевозможными оборотнями, подбиравшимися к секретам госбезопасности, кадровыми офицерами иноразведок и должен был добиться от них полной искренности, которая вообще-то совершенно несвойственна подобной публике.

– Ничего я не замечал. – Каймаков отодвинулся, уходя из зоны давления, и это ему удалось, потому что сейчас стул не был привинчен к полу.

– Продолжайте рассказывать. – Второму сыщику через месяц исполнялось сорок пять, и он подлежал увольнению с военной службы по возрасту и выслуге лет. «Инсек» должен был стать второй жизнью отставного майора, и он уже сейчас пытался пустить здесь корни, хотя официально продолжал службу в оперативном отделе ГРУ, где отвечал за обеспечение режима секретности.

Каймаков находился в кабинете один: Юркина вежливо, но настойчиво отправили ждать в машину.

– ...Оказалось, что кастет и шило исчезли, вместо них в свертке оказалось вот это, – он показал кафельную плитку и гвоздь.

– Интересно... Сыщики переглянулись.

– Кто мог это сделать?

– Не знаю.

– Посчитайте. Ваш приятель Левин, эта девица, кто еще?

– На них я не думаю.

– Распространенное заблуждение. Дескать, орудует чужой, явный враг в черной маске, – улыбнулся Морковин. – Многие так считают. А вы слышали поговорку: «Предают только свои»? Как правило, «крот» оказывается близким человеком: друг, родственник, сослуживец, сосед. Иногда – жена.

– Кто еще мог подменить пакет? Подумайте. И потом: как я понимаю, больше вещественных доказательств у вас нет?

– Нет, – кивнул Каймаков. Но тут же вспомнил: – В сейфе есть отпечатки пальцев с кастета!

– Это хорошо. Правда, не исключено, что они тоже исчезли.

– ?!

– Похоже, что вы находитесь в самом центре оперативной разработки. У вас не появлялось чувство, что вами манипулируют?

– На фиг я кому нужен? – жалобно проговорил Каймаков. – Ну богач, ну сын министра – понятно...

– Это мы и постараемся выяснить, – перебил Морковин. – От вас требуется одно: полностью держать нас в курсе дела и выполнять наши рекомендации. Вначале избавьтесь от микрофона в одежде. Вечером мы осмотрим вашу квартиру...

Возвращаясь с работы. Каймаков, следуя инструкции, сел в самый переполненный вагон метро. Он знал, что за ним должны следить, но он втиснулся в дверь последним, значит, наблюдатель находится на некотором удалении и контролировать каждое его движение не сможет. Чего и требовалось достигнуть.

– Не толкайтесь, пожалуйста! – сказал он толстой женщине с объемистой сумкой.

– Тебе надо в такси ездить! – ядовито ответила та.

– Подвиньтесь, я ключи уронил, – попросил Каймаков и попытался присесть, хотя плотность толпы и проклятая сумка делали это крайне затруднительным.

– Да куда ж ты лезешь!