– Все документы собрали, президент подписал, министр, как по закону положено, – просительно забубнил покупатель, делая двусмысленные движения рукой то в сторону хозяина кабинета, то к своему карману.
С усталым вздохом директор расписался и толкнул бумаги по гладкой поверхности. Плешивый подхватил их и, не прощаясь, выскочил из кабинета.
– Так с утра до вечера, – сказал директор оперу. – Зачем на пятьсот тысяч населения пятьсот карабинов? Продадут в Закавказье – и все дела!
Он снял массивные очки, помассировал переносицу.
– Что на этот раз?
Оперативник представил Котова.
– Из Москвы? – переспросил хозяин кабинета. – Опять автоматы?
– Специальные пистолеты с приборами бесшумной стрельбы. Сразу три штуки. Имеют заводские номера.
– Это ничего не значит, – отмахнулся директор. – Они сейчас и самосборку клеймят. Чтоб вид естественный был. Но... Он задумался, грызя дужку очков.
– Из этого цеха ничего не выносят. Ничего! Там, кроме прочего, режим секретности... О нем мало кто знает, даже на заводе!
Он еще подумал, прикидывая различные варианты. И совершенно уверенно повторил:
– Невозможно! Ни изделия, ни самосборка оттуда не уходят!
– Тем лучше. Давайте мы посмотрим на месте.
Наступила неловкая пауза.
– Видите ли, – директор отвел взгляд в сторону. – Для этого нужно иметь режимный допуск. Специзделия являются секретными... Котов усмехнулся.
– Эти секретные специзделия лежат у меня в сейфе. А до того ими пользовались бандиты, причем заметьте – без всякого допуска. И поубивали из них около десятка наших сограждан. Представьте на минуту, что они украдены-таки из особо режимного цеха, в который нельзя пустить майора милиции... Он подобрал убедительные аргументы.
В специальном цехе изготовляли особое оружие. Стреляющие бесшумным патроном ножи разведчика, выбрасывающие на расстояние обоюдоострый клинок ножи «матадор», замаскированные под бытовые предметы смертоносные устройства, многозарядные «стрелки», автоматы и пистолеты для стрельбы под водой, несколько разновидностей бесшумных пистолетов.
Котова не интересовали двух – и четырехствольные «МСП», компактные, с непропорционально широкой рукоятью «ПССы», поэтому он предметно интересовался только участком производства «Макарова-особого». Рукоятка и половина затвора этого специзделия выглядели, как в обычном, хорошо всем известном пистолете, но потом привычный затвор переходил в неподвижный цилиндр, имеющий в торце прорези для присоединения прибора «ПБС» и фиксирующую защелку.
– Сколько случаев недостач комплектующих частей выявлено за прошлый год? – спросил майор у сопровождающих.
– Ни одного, – уверенно ответил мастер участка, и начальник специального цеха подтверждающе кивнул.
Ни уверенность, ни подтверждение ничего не значили, но тройная линия рубежного контроля, металлоискатели и полное, до белья, переодевание на выходе убедительно свидетельствовали о максимальной затрудненности хищений.
Из плоской папки Котов извлек листок с номерами, восстановленными экспертами на оружии бандитов.
– Куда ушли эти изделия?
– Это очень легко установить. У нас есть специальный журнал. Пройдемте ко мне.
В кабинете начальника цеха действительно имелись журналы движения всех производимых специзделий.
– Так, так... Вот они, – палец мастера уперся в нужную строку. – Отпущены одной партией в феврале 1990 года Министерству обороны СССР.
– Число наших заказчиков очень ограниченно, – пояснил начальник цеха.
– КГБ, МВД, МО. Именно центральные аппараты. С отдельными учреждениями и подразделениями мы дел не имеем. Распределение производится непосредственно в ведомстве.
Котов немного подумал.
– Мне нужна справка: кто, по какой доверенности получил изделия. Кто подписал доверенность. Какой документ предъявил получатель.
– Это не составит труда. У нас очень строгая отчетность. Действительно, через полтора часа майор Котов получил официальную справку. Специзделия восьми наименований в количестве пятидесяти трех штук, среди которых находились и «макаровы-особые», лежащие у него в сейфе, получил 15 февраля 1990 года лейтенант Иванченко по доверенности Министерства обороны СССР N 1205, подписанной генерал-лейтенантом Тимошкиным. Лейтенант Иванченко предъявил служебное удостоверение старшего инспектора по вооружению Центрального склада вещевой и материально-технической комплектации МО СССР за номером 972.
Вернувшись в Москву, Котов официально запросил Министерство обороны России о пути движения специзделий. Ответ был обескураживающим: в связи с упразднением Министерства обороны СССР и утратой соответствующих документов МО Российской Федерации не имеет возможности осветить интересующий уголовный розыск вопрос.
– Вот суки, – прокомментировал ситуацию Котов. – Те же люди, сидят в тех же кабинетах, роются в тех же архивах, а осветить, видите ли, вопрос не могут!
По большому счету майору Котову было глубоко плевать на этот, да и на все другие вопросы, связанные со службой. Хотя он и являлся фанатиком сыска, любил идти по едва видимому следу, состыковывать нити, торчащие из различных клубков жизненных ситуаций, выслеживать, преследовать и заламывать наконец самую хитрую, изворотливую и опасную на свете дичь, но заниматься тем, во что сейчас превратилась работа уголовного розыска, ему окончательно осточертело.
Он никогда не романтизировал свою профессию и считал себя охотничьим псом на государственной службе. А коль так, значит, его дело – преступника установить, разоблачить и задержать, а дело хозяина – его за то поощрить, накормить, если надо – защитить. Более-менее так и было: зарплата – не разжиреешь, но и с голоду не сдохнешь, премии получал, звезды – до майора вот дослужился... Квартиру пятнадцать лет ждал, получил недавно в новом районе у черта на рогах, ладно, зато своя. И служба удовлетворение приносила: власть, авторитет, сила и постоянный интерес в жизни, острота, азарт, риск...
Только в последнее время вишь как пошло: гонишь ты его, гада, гонишь, догнал, свалил, ножпушку отнял, в глотку вцепился, а хозяин – бац по морде – а ну отпусти! Иди других ловить! Вон работяга через забор родного завода лезет, что у него за пазухой? Так подождите, дорогие эшелон целый по липовым документам отправляют, вон где хищники матерые заседают! Это не твоего ума дело, тот уже перелез, хватай его – и по всей строгости закона! Или жену побил, нос сломал, клю – чипу вывихнул – давай его в камеру! Как так, вот рэкетиры, целая банда, под подпиской ходят, разбойную группу под залог освободили, насильника выпустили! То суд, прокурор решили, нам их дела не обсуждать, им виднее! Как же виднее, если крупные звери безбоязненно на свободе обретаются, а мелочевкой всякой, шелупонью зоны под завязку забиты! Разве ж это правильно?! Опять не наше дело, пока еще законов хороших нету, законодатели над ними думают, политики, а тебе голову забивать лишним не нужно: кого скажут – кусай, кого скажут – не трожь!
Нет, в рот вам ноги, тогда сами, без меня! Старики, кто с характером, уходят, другие приспосабливаются: мельтешат, гавкают, вид делают... И ничего, нормально! А молодые приходят, думают – так и надо... Это особенно противно. Хотя, конечно, еще противнее, когда начинают тем служить, кого душить обязаны, из грязных, рук сахарные косточки брать...
Кстати, дохода больше, а риска меньше, потому что если схлестнешься с крупняком по-настоящему, то как-то незаметно получится, будто это твое личное дело: сам кашу заварил, сам и расхлебывай... А то, что заваривал ты как представитель государственной власти, а расхлебываешь как гражданин Котов, эту самую власть не интересует, хотя ясно: другие смотрят, на ус мотают, выводы делают и завтра усердствовать не будут, а без их усердия и самой власти конец. А ей вроде как все равно, она, похоже, сегодняшним днем живет.
А Котову и о завтрашнем дне думать надо, двое детей, как-никак и выпить нужно, и заработать впрок, потому что образование теперь – платное, жилье – платное, и врачи, да все, за что ни возьмись.
