Смит с Клячкиным сели у окна, и Асмодей поставил чемоданчик на подоконник, порадовавшись, что проблем с этим не возникло.

За обедом они говорили на общие тьмы: о сравнительной стоимости жизни в России и других странах, о политических и экономических перспективах, о криминальной обстановке в Москве.

– Да, совсем забыл. – Смит извлек из дорогой кожаной папки две яркие коробочки. – Препарат, поддерживающий внутриклеточный обмен в печени. Очень рекомендую. Нам с вами не следует забывать о здоровье.

– Спасибо. Давайте за него и выпьем. В больнице мы были лишены такой возможности.

Они допили остатки водки из плоской, как фляжка, бутылочки с яркой этикеткой «Смирнофф». Асмодей удовлетворенно отметил, что водка настоящая.

– Вы внимательно читаете газеты? – поинтересовался Смит, когда принесли кофе.

– Скорее нет, чем да. – Асмодей отхлебнул горячей черной жидкости без вкуса и запаха.

Американец медленно открыл папку.

«Наверное, у него там тоже диктофон», – подумал Клячкин.

– Просмотрите две статьи. – Смит положил на стол газеты. – Вот здесь: "Куда же делось мыло? ".

Он указал пальцем.

– И вот: «Мыло для подземной войны».

– Похоже, вы всерьез заинтересовались мылом, – пробормотал Асмодей, приступая к чтению.

Роберт Смит неторопливо прихлебывал скверный кофе, незаметно рассматривая сидящего напротив человека. Гладко выбрит, пахнет хорошим одеколоном, достаточно уверенно держится, одет в неплохой по здешним меркам костюм. Он образован, грамотен, коммуникабелен, охотно идет на контакт. Словом, подходит по всем статьям. Если только он не работает на КГБ. Как и все его коллеги, Смит внимательно следил за изменениями в организационно-штатном устройстве российской контрразведки и знал о происходящих переименованиях, но называл ее исключительно по аббревиатуре, известной в мире на протяжении многих десятилетий.

Пока все проверки дали отрицательный результат, но это ничего не значит. В разведке всегда подозревается худшее. Исходя из подобного принципа, Смит не исключал, что гражданин России Клячкин выполняет задание властей, а в демонстративно выставленном на подоконнике «дипломате» находится записывающее устройство. Хотя так грубо и примитивно, конечно, никто не работает. А с другой стороны – чем проще, тем надежней. Не попросишь же доброго товарища, к которому расположен всей душой: «Открой чемодан, проверим, что там внутри!» Какие, после этого, к черту, психологический контакт и взаимное доверие! Тем более если устройство и есть, его так просто не распознаешь: какая-нибудь пластинка с нанесенными микросхемами, зашитая в кожвинил – надо кромсать ножницами на куски.

Смит допил кофе и вздохнул. И вообще, если его «водит» КГБ, то записать могут как угодно. Зайдут со стороны кухни, прикажут официантке – русский народ на эти дела дисциплинирован, – она и засунет магнитофон в передник или поставит микрофон в салфетницу на соседний столик. Разведчик прощупывающе осмотрел карман на переднике приближающейся официантки. Та поняла взгляд по-своему и слегка улыбнулась.

– Еще два кофе и сигареты.

Теперь американец осматривал ее сзади, но уже по-другому: обычная мужская оценка талии, бедер, ног. Смит знал, что мания преследования и патологическая подозрительность – профессиональная болезнь разведчиков. Очень важно уметь переключаться. Если не получается – надо уходить в отставку, иначе окажешься пожизненным клиентом психиатрических лечебниц. Или осужденным на пожизненное заключение. Здесь пока сверхдолгих сроков не ввели, но десять-пятнадцать лет в российской тюрьме – вряд ли более мягкая мера.

Смит вздохнул еще раз.

Ему ничто не угрожает. Он не получает секретных сведений, не подрывает обороноспособность страны пребывания. То, о чем он собирается просить, даже записанное на десять пленок, не способно послужить основанием для обвинения в шпионаже. А дальше, по ходу дела, подлинное лицо больничного сотоварища обязательно проявится.

– Ваш кофе. – Официантка откровенно строила глазки, но он не обратил на нее никакого внимания.

«Сам себя пугаю, сам себя успокаиваю, – подумал разведчик. – Надо уходить с оперативной работы».

Он давно собирался сменить «поле» на уютный кабинет руководителя регионального сектора ЦРУ. Африка, Монголия, Россия... Он хорошо знал тамошние условия, резидентуры, агентурную сеть. Решение вызрело. Но...

Для того чтобы уйти красиво и с почестями осесть в Лэнгли, следовало под занавес добиться хорошего результата. Землетрясения в Сан-Франциско и Лос-Анджелесе дали пищу не только для бульварной прессы. Сенатский комитет по разведке и национальной безопасности рассматривал вопрос о «руке Москвы» и направил соответствующее задание Центральному разведывательному управлению. Подтвердить или опровергнуть подозрения о причастности к катастрофам советских спецслужб должен был специальный агент по особым поручениям Роберт Смит.

Причем успех возможен только при положительном результате. Никто не запомнит человека, сказавшего: "Джентльмены, это ошибка. Москва не имеет к землетрясениям ни малейшего отношения! Да и зачем им это нужно? Придумать такое мог только полный идиот, страдающий паранойей со времен «холодной войны».

Другое дело – герой, разоблачивший злодейские происки. Или хотя бы подтвердивший их возможность, пусть и не сумевший добыть полных и неопровержимых доказательств.

А когда речь идет о глубоко спрятанных секретах, почти всегда вместо доказательств довольствуются вероятностью, особенно когда она достаточно высока. Оценку же степени вероятности дает добывающий информацию сотрудник.

Даже если эти умники из Совета по надзору за разведкой поставят выводы агента под сомнение, – ну и что? Сами они не сунутся «на холод», и послать некого. Последней инстанцией остается вернувшийся оттуда офицер – вызовут и устроят перекрестный допрос. А Роберт Смит знал, что ответить.

– Интересно. – Асмодей отложил прочитанные газеты. – А какое отношение все это имеет ко мне?

Разведчик внимательно смотрел на сидящего напротив человека. Успех специального агента Роберта Смита зависел от него во многом. Если не во всем.

– В России сейчас много сенсаций. – Смит аккуратно сложил газеты и спрятал в свою папку. – То сообщают о заговоре против Президента, то о миллионных счетах членов правительства в швейцарских банках...

Асмодей пил остывший кофе и слушал. Межуев не говорил ему, о чем поведет речь Роберт Смит. Асмодей был уверен, что контрразведчик этого и не знает.

– Я не хочу лезть в политику и скандалы. А вот возможность «подземной войны» не оставит читателей равнодушными. Даже если статьи правдивы только наполовину. Или на четверть. Или вообще не содержат правды! Одним словом, тема беспроигрышная, и я хочу за нее взяться... Асмодей молча ждал продолжения.

– Вас я прошу выступить в роли репортера. У русских газетчиков это называется «нештатный корреспондент» или «корреспондент на гонораре». Я плачу гонорар, вы помогаете собирать материал для статьи.

– Фотографировать секретные военные объекты?

– Избави Бог! Вы встретитесь с социологом Каймаковым и попросите разрешения ознакомиться с собранными им материалами. Узнаете фамилию бывшего солдата, которого он обозначил только буквой Б. Спросите, что не вошло в текст. Поинтересуетесь источниками его осведомленности. Может, имеются какие-то документальные материалы, в одном месте он на это намекает. За оказание содействия заплатите ему, сколько скажет.

Все совершенно законно и легально.

– А как я объясню свой интерес?

– Согласитесь, вам это сделать легче, чем мне. Скажете, что тоже пишете статью, или диссертацию, или принадлежите к пацифистам и хотите разоблачать военщину. Мне же надо двое суток доказывать, что я не агент ЦРУ. И довольно много шансов за то, что он мне не поверит.

Асмодей сделал вид, что задумался. Смит опустил на скатерть узкий конверт.

– Здесь аванс. Две тысячи долларов.

Асмодей посмотрел на него.