Страх сжал горло Элис и молотом ударил по сердцу, чуть было не разорвав грудь, но при имени Раймонда отступил. Ей было приятно услышать его имя, хотя она и не признавалась себе в этом, нетерпеливо вбегая в зал, чтобы встретить гонца. Элис взяла из его рук сложенный пергамент, сорвала печати и начала читать.

Нетерпение мешало ей. Сначала она смогла понять лишь несколько слов. Хотя почерк был ясный и твердый, и она могла разобрать все буквы, но они сочетались неправильно и образовывали бессмысленные слова, которые Элис никак не могла понять. Зарыдав от разочарования, она прочитала одну фразу Мартину и закричала:

– Что это значит! Что он пишет! Он пишет на латыни!

– Это не латынь, – ответил Мартин. Сам он читать и писать не умел, но достаточно наслышался латинских слов за время пребывания в монастыре, так что немного понимал их. Звуки были твердыми, как…

– Госпожа! Он пишет так, как говорит он, а не мы! – воскликнул Мартин.

Элис вытерла глаза и попробовала читать сначала. Она решила, что должна читать вслух, будто слышит голос Раймонда. Мартин оказался прав. Теперь слова становились понятными, и, слыша воображаемый ею приятный баритон Раймонда, произносящий их, Элис успокаивалась. Уже легче верилось, что он говорит правду: отец только тяжело ранен, а не мертв. «Я поеду к нему, – подумала Элис. – Я облегчу его страдания». Она уже хотела было отложить письмо, как вдруг ее взгляд остановился на фразе: «По некоторым причинам, о которых я вам расскажу по приезде, граф Херфордский считает, что будет лучше, если я отвезу вашего отца домой, в Марлоу».

Элис дважды перечитала это место вслух Мартину.

– Правильно ли я понимаю то, что он пишет? Он привезет папу домой? Но если тот ранен, не будет ли опасным для него трястись в повозке столько миль?

– Не знаю, миледи, – ответил Мартин. – Я не ухаживал за больными и ничего в этом не понимаю. Но я уверен: сэр Раймонд сделает так, как будет лучше для нашего господина.

Но он не был уверен в том, что говорил. Ужасные мысли приходили на ум. Раймонд мечтает об Элис. Если ее отец умрет… Он отогнал эту мысль, успокаивая себя тем, что Раймонд – порядочный, честный человек.

– Но почему?! – кричала Элис. – Я могла бы быть рядом с папой через несколько дней. Мне быстрее добраться до Уэльса, чем им привезти его.

– Сэр Раймонд должен знать это, и граф Херфордский тоже, – отвечал Мартин, пытаясь побороть свою тревогу. – Должно быть, они считают путешествие менее опасным, чем оставлять его там.

Во всех их владениях не было ни одной опытной в таких делах женщины. Нянька Элис умерла несколько лет назад. Девушка почувствовала беспокойство Мартина. Она нуждалась в утешении и поддержке, но не могла получить их от управляющего, несмотря на все его правильные слова. Нервно сжимая письмо, она встала.

– Леди Элизабет должна знать, – сказала она, задыхаясь. – Она хороший врачеватель.

Элис уже хотела бежать к лодке в чем была, но Мартин схватил ее за руку: становится холодно, она должна подождать, пока служанка не сходит за ее плащом, а Диккон не найдет двух вооруженных людей для охраны. Элис могла бы вырваться, но выработанные в течение многих лет правила поведения не позволяли ей применить против Мартина физическую силу (только ребенком, она могла обидеть его). Кроме того, небольшая задержка ради хорошей подготовки была действительно оправданной. Так всегда было, когда она ездила в Хьюэрли.

Обыденное и воспринимается как таковое. Кажется, что привычный уклад жизни ничто не способно изменить. Элис была ребенком, когда отец решил: в поездках в Хьюэрли се должны сопровождать два охранника, и Элис никогда не ездила без них, хотя, повзрослев, считала это излишним. В Хьюэрли не было ни одного человека, который не знал бы Элис почти так же хорошо, как ее собственные слуги в Марлоу. Никто там не смог бы причинить ей вреда.

Странно, но Элис почувствовала облегчение оттого, что Мартин помешал ей столь опрометчиво пуститься в дорогу. Она пылко поблагодарила управляющего. Надежда может рождаться из ничего, когда отчаяние достигает предела. Поскольку до сих пор Элис всегда повиновалась отцу, она вдруг решила, что он будет жить, даже не подумав о том, насколько уязвимо ее желание. Она оберегала свое спокойствие и даже не просила лодочника грести быстрее.

Подбежав кратчайшей дорогой к замку, Элис испугалась, что Элизабет не окажется дома. Она чуть не разрыдалась, когда навстречу вышла Эмма. Элис угадала все сразу, как и отец, который был удивительной личностью, но ничем не выдала своих чувств и только спросила, где леди Элизабет.

Ответ последовал от самой леди, которая, узнав от слуги о прибытии Элис, выбежала из женской половины и лишь на минуту опоздала оградить Элис от приветствий Эммы. Она быстро повела девушку к лестнице.

– Мне очень жаль, дорогая, – прошептала Элизабет. – Если бы я знала, что ты приедешь, то отослала бы ее подальше. Она примитивнейшее существо, настоящая дура и, похоже, воображает себя здесь хозяйкой. Не говори отцу…

Элизабет вдруг замолчала, почувствовав как вздрогнула Элис. В зале и на лестнице было так темно, что Элизабет не смогла разглядеть бледности и слишком широко раскрытых глаз девушки. Она судорожно сглотнула и остановилась, прислонившись к стене и борясь со всепоглощающим страхом.

– Вильям? – прошептала она. – Элис, что-то случилось с твоим отцом? – Элизабет пыталась сдержать дрожь в коленях, боясь, что они подогнутся и она упадет с неогороженного края неровной лестницы. – Он умер?

– Нет, слава Богу, – выговорила, наконец, Элис и заплакала.

Элизабет не могла обнять Элис. Лестница была слишком узкой и крутой. Поэтому она лишь подталкивала ее, понуждая идти вперед, а сама пошла следом, держась одной рукой за стену. Только в своей комнате она, наконец, крепко обняла Элис, всеми силами сдерживая подступившие рыдания.

– Не умер, – убеждала она себя. – Не умер. Он не умер.

Этот повторяющийся шепот пронзил Элис, она задрожала еще сильнее.

– Но он тяжело ранен, и Раймонд говорит, что везет его домой. О, Элизабет, разве это правильно? Разве так нужно? Разве не опасно везти больного сотни миль в тряской повозке?

– Не в повозке, дорогая, – сказала Элизабет, едва узнавая свой голос. – Ты мне говорила, когда получила последнее письмо от отца, что они находились западнее Шрусбери. Скорее всего сначала его понесут на носилках, а затем водой по Северну довезут до Глостера. Оттуда всего пятьдесят миль до Оксфорда, и дорога там очень хорошая. От Оксфорда они опять могут плыть в лодке по Темзе прямо до Марлоу.

Элис перестала плакать и с надеждой посмотрела на Элизабет.

– Но лошади и люди…

– Разве об этом не сказано в письме, милая? – спросила ласково Элизабет, борясь с собственными слезами. – Кто написал тебе?

– Раймонд. – Элис глубоко и с волнением вздохнула и достала письмо. – Не знаю. Я не прочла письмо полностью. Его так трудно читать. Я испугалась и приехала сюда.

– И очень правильно сделала, дорогая, абсолютно правильно, – успокоила ее Элизабет. Она взглянула на свиток пергамента, который Элис держала в руках. – Ну, прочитай его теперь, когда я сижу рядом с тобой.

– Его так трудно читать, – вздохнула Элис. – Он пишет на каком-то своем языке.

– На лангедоке?[2] – спросила Элизабет.

– Да, именно так. Вы знаете Раймонда?

– В той части страны все так говорят. Я знаю этот язык из поэзии.

– Из поэзии?

Элис никогда не поверила бы, что такое пустое времяпрепровождение, как чтение стихов, может оказаться таким полезным. Если Элис и отрывалась иногда от работы для чтения, то скорее всего это был трактат о том, как лучше собрать урожай, получить больше молока от коровы, или как свести пятна с шелка.

– Вы читаете стихи? – спросила она, смутившись.

– Да, и большей частью на лангедоке, – сказала Элизабет. Ее голос дрожал. Много лет назад Вильям подарил ой книги и свитки рассказов и стихов, которым не грозила никакая опасность со стороны ее неграмотного мужа. Она жадно посмотрела на письмо в руке Элис, но та уже протягивала его Элизабет.