Ответ нашелся быстро – поехать самой. Тогда она не погрешила бы против истины: могла признаться, что скрыла известие о прибытии Моджера ради отца, удержав его от поездки в Хьюэрли. Только полный идиот (а Моджер не дурак) мог подумать, будто человек с полузалеченными ранами вскочил с постели лишь для того, чтобы услышать новости, которые ему мог доставить в собственную крепость командир его латников. Однако Элис должна поехать, не вызвав ни в ком подозрений. Желание поговорить с Элизабет о выздоровлении отца будет выглядеть вполне естественным, а пока она выяснит, стоит ли просить Моджера самому приехать в Марлоу с новостями. Она могла бы даже попросить взять с собой Элизабет, чтобы обсудить с ней, как идет выздоровление отца.
На следующее утро Вильям наконец написал небольшое письмо Ричарду. Он сообщал о случившемся с ним, о том, что он почти выздоровел, советовал Ричарду, когда тому прекратить наблюдение за писарем, спрашивал о новостях относительно переговоров с шотландцами. Вильям мог только надеяться, что Ричард не догадается о его более тяжелом состоянии, чем излагалось в письме. Он ограничился лишь описанием простых фактов, так как боялся: его письмо посчитают просьбой о помощи.
Это занятие так утомило его, что, съев в одиночестве свой завтрак, он снова лег в постель. Элис не могла поверить в свою удачу. Все утро она испытывала мучения: сможет ли скрыть от отца полученное известие, или же слуга случайно проговорится о прибытии отряда из Уэльса. Пока все шло в соответствии с ее планами. Однако радость Элис была недолгой, так как поведение отца навело на мысль об ухудшении его здоровья. Она захлопотала вокруг него: проверяла, нет ли жара, спрашивала о самочувствии и почему он выглядит таким утомленным, а потом потребовала сменить повязки, желая убедиться в нормальном заживлении ран. Последнее заставило Вильяма прорычать, чтобы она убиралась прочь, оставила его одного и дала ему поспать.
Категоричность и жесткий тон приказа убедили Элис – с ним все в порядке. Теперь она могла избегать отца без малейших на то подозрений с его стороны. Более того, Элис могла отправиться в Хьюэрли, не сказав ему о возвращении Моджера. Если она оставит записку о том, что поехала проведать Элизабет, то отец, без сомнения, посчитает это проявлением ее заботы о его здоровье.
Они с Раймондом наскоро пообедали. Юноша мог в любое время перекусить в городе, а Элис намеревалась привезти оттуда лакомый кусочек своему отцу. Тогда-то она и признается, сказав ему, что Моджер вместе с Элизабет вскоре навестят его. Молодые люди были поглощены новыми заботами, а Раймонд находил свои даже необычайно приятыми. Он был занят мыслями, но тем не менее не забывал поддерживать разговор и делать комплименты единственной леди в доме. Элис определенно была самой восхитительной женщиной, она настолько же приспособлена к жизни, как и прекрасна.
Раймонд помчался в город, охваченный радужными мечтами о будущем. Возможно, сэр Вильям разгневался бы, услышав его откровения. Однако Раймонд уже не боялся, что тот не согласится на его брак с Элис. Последние два дня показали: дела устроились, хотя ничего особенного и не произошло. Юноша почувствовал облегчение. Когда сэр Вильям поправится (к тому времени у него будет возможность поставить в известность Ричарда о своих намерениях), он поговорит с ним об этом. Раймонд надеялся, что письмо, отправленное Ричарду Корнуолльскому этим утром, содержит все новости.
Подъехав к пристани, Раймонд спрыгнул с коня и выслушал доклады оставленных здесь латников. Сэр Вильям был прав относительно движения торговых судов в утреннее время: к пристани с низовий реки шло только одно судно. Раймонд пошел к сараю, который сделал своей штаб-квартирой, чтобы укрыться от дождя, моросившего уже много дней с небольшими перерывами. Там он сел и стал ждать подхода судна. Мысли опять вернулись к предстоящей помолвке.
Глава 18
Мечтания Раймонда прервал шум у пристани, где шла обычная перебранка между торговцем и латниками, пришедшими осмотреть груз. Что-то далось им без труда, кое и чем понадобилось властное вмешательство Раймонда и его меча с золотыми украшениями, но в конечном счете их допустили к осмотру товаров. Сейчас торговец упорст-повал, как никогда. Он заявил, что в прошлый раз был ограблен под таким же предлогом, поэтому и приказал пюсму экипажу отклониться при подходе к пристани. Раймонду пришлось успокаивать его. В конце концов он пообещал торговцу, что, разделяя его недовольство, проверит все сам.
Судно было загружено почти полностью. Половина товаров предназначалась для Марлоу, и их надо было отсортировать. Прошло несколько часов, прежде чем Раймонд закончил составление счета. В свое укрытие он вернулся промокшим до нитки. День уже наступил, но тучи на небе закрывали солнце, и было почти темно. Раймонд приказал одному из латников принести ему сухой плащ, другому – факелы или лампу. Тучи все больше и больше сгущались, а прерывистый моросящий дождь, так надоевший за целую неделю, грозил превратиться в настоящий ливень. Наконец пришел латник с плащом.
Другой человек, ушедший за факелами, еще не вернулся. Плащ не помог Раймонду унять дрожь. Стоит ли продолжать ожидание? В такой темноте, если лодки и подойдут, пристанут, где смогут. При сильном ветре не миновать опасности наскочить на мель. Русло реки, достаточно широкое, позволяло следовать по нему днем как при ветре, так и в безветренную погоду, но изменение курса в темноте делало плавание опасным. Раймонд вышел наружу и посмотрел на небо. Из-за угла скользнула чья-то тень.
– Милорд, мой хозяин хочет поговорить с вами наедине. Грубый голос, ломаный французский язык. Лица человека не разглядеть в тусклом свете. Раймонд смог только заметить, что от него пахнет хуже, чем от латников, и на нем мешковатая короткая туника и плохо подвязанные мешковатые штаны. Поскольку он немного говорит по-французски, возможно, его хозяин владеет этим языком получше. В таком случае его хозяин, очевидно, торговец. В Марлоу не было необходимости изъясняться по-французски. Раймонд улыбнулся. Похоже, его манера изъясняться способна потрясти купеческую общину. Вероятно, один из них несколько перенервничал, пытаясь добиться благосклонности сэра Вильяма.
– Хорошо. – Раймонд посмотрел на свою лошадь, привязанную у другого конца сарая, но человек дернул его за рукав.
– Это недалеко, милорд. Не надо звать ни слуг, ни ехать верхом. Хозяин не хочет, чтобы стало известно, что он разговаривал с вами.
«Час от часу не легче», – подумал Раймонд. Из намеков незнакомца следовало: его хозяин, похоже, готов признаться не только в своих, но и в грехах других торговцев. Едва сдерживая свое нетерпение, Раймонд только кивнул головой. Он хотел было сказать одному из латников, что отлучится ненадолго, но слуга торговца уже осторожно крался вдоль стены к углу сарая.
Раймонд поспешил за ним, надеясь догнать его около угла. Человек пошел быстрее, когда увидел движение Раймонда. Он уже удалился настолько, что Раймонду приходилось напрягать зрение, чтобы не упустить его из виду. Эта задача, и без того нелегкая в темноте, усложнялась еще и тем, что они шли по извилистым узким проулкам, s Раймонд был храбрым человеком, к тому же его смелость проистекала из подсознательного чувства уверенности в том, что никакой неотесанный грубиян не отважится напасть на дворянина. Тем не менее, он был весьма удивлен видом места, куда его привели. Торговец, готовящийся предать своих собратьев по гильдии, не будет, конечно, делать это и своем доме или в людных местах, но совсем не уклады-палось в голове, чтобы для встречи с агентом своего господина он выберет хлев, в который и свинья не сунула бы носа. Может быть, тот, кто хочет с ним поговорить, вовсе не торговец? Какой-нибудь преступник, а их всегда много и подобных местах, располагающий сведениями, за которые надеется получить прощение своих собратьев и немного с сребра?
Раймонд не боялся за себя, во все-таки вытащил наполовину из ножен свой меч. Проводник остановился у днери постоялого двора самого убогого из тех, что когда-либо довелось видеть рыцарю, и сделал ему знак, приглашая пойти первым. Раймонд решительно покачал головой в знак несогласия. Он не хотел дать незнакомцу исчезнуть, так ничего толком и не узнав у него. Раймонд заметил нерешительность простолюдина, и это сказало ему: здесь что-то не так, как может показаться, – какая разница, кто из них пойдет первым? Последующие действия были еще более странными. Человек постучал в дверь и вошел со словами: