Туда, где загорается звезда

И где скользит луна сквозь облака,

Нам помоги взлететь – твоя рука легка,

Летит по струнам, голос твой всегда

Попутным ветром был крылатому народу,

Так помоги нам обрести свободу,

Оковы наши тяжкие порви,

Ты, кто достоин славы и любви

Моих сестер и братьев поднебесных.

Ты наш навек. Ты нам слагаешь песню

Длиною в жизнь…

Роэлан. Ощущение вздымающегося его гнева и неописуемой его радости и благодарности исчезло почти так же быстро, как и возникло, – как удар молота, как вихрь, превративший меня в трепещущий островок в море ничего не подозревающих абертенцев. После явления дракона дневной свет казался жидковатым и тусклым, яркие краски рынка словно выгорели, шум и говор утихли и утратили всякий смысл. Прохожие косились на меня – и немудрено: как не обернуться на лысого человека без бровей и ресниц, который застыл посреди площади, как дурак. К тому же у меня не было перчаток, и всяк желающий видел мои руки. Я поднял капюшон плаща и спрятал руки в карманы, где уже лежали мамины жемчуга и книга Нарима.

В переулке, где жил Мервил, меня встретили грохот молотков и визжание пилы. Пятеро элимов вовсю чинили фасад портняжной лавки. Стену разнесли в щепки, словно ее по меньшей мере пнул дракон. Никого из элимов я не знал, точнее, все они – и никто в отдельности – казались мне смутно знакомыми. Хотя в переулке, кроме них, никого не было, я на всякий случай равнодушно прошел мимо лавки, а потом свернул в проулок и проскользнул на задний двор. Я думал просто взять одну из Мервиловых лошадок – конечно же, добрый портной не пожалеет ее для меня, – но, увидев, что сталось с лавкой, не мог не проверить, как там мои друзья.

Из дома вышел незнакомый элим. Он нагнулся к груде щепок, но заметил меня и снова выпрямился.

– Кто вы? Что вы тут вынюхиваете?

– Мервил дома? – спросил я. – У меня для него заказ.

Элим, набирая охапку щепок, обстоятельно меня оглядел.

– Мервил умер. Дело унаследовал его родич Финальдо, но он сейчас заказов не берет – надо сначала дом починить.

– Мервил?! Ваниров огонь…

– А вам что за дело? Разве в городе всего один портной?

Элим сказал это так, что я сдержал и горе, и гнев.

– Очень большое. – Я опустил голову. – Мервил был мне другом.

– Вашим другом?! – Серые глаза недоверчиво блеснули, снова обежав странного незнакомца с ног до головы. – Вот как? Финальдо, наверное, будет интересно с вами перемолвиться.

Забавно. Никаких признаков горя. Он просто смотрит и слушает… смотрит и слушает, не будет ли чего полезного для Финальдо, родича Мервила и по странному совпадению тоже портного. В тяжелые времена элимы превосходно умеют исчезать. Я решил пока не взваливать на себя бремя еще одной вины: надо сначала проверить, верны ли мои догадки.

– Да, добрым другом. Не могли бы вы передать Финальдо или еще кому-нибудь из домочадцев, что я пришел вернуть долг? Ведь ему, наверное, сейчас нужны деньги. – И я положил в ладонь опешившего элима мамины жемчуга. – Я подожду здесь, у конюшни, – добавил я.

Три мгновения спустя из дома выскочил Давин с жемчугами в руках и застыл, увидев меня. Радостная улыбка сошла с его лица.

– Вы кто? – резко спросил он. – Откуда вы это взяли? – За спиной у него стоял элим, поразительно похожий на Мервила, но отзывавшийся, вероятно, на имя Финальдо. За ними ковылял Тарвил – весь в повязках.

Мне и в голову не могло прийти, что они меня не узнают.

– Сначала привез из Эсконии, – растерянно ответил я. – Потом нашел в ларце с мамиными драгоценностями. Потом снял с ножек одной дамы. Потом вынул из кармана…

– Эйдан?! – изумился Давин – и вдруг просиял, рассмеялся, кинулся ко мне и схватил за руки. К нашему обоюдному замешательству, едва он меня коснулся, как полетели искры. Элим ойкнул и сел на землю – протянутые ко мне руки покраснели и покрылись волдырями, а лицо застыло: – О Единый!

– Прости, – ахнул я, – я совершенно не знал… – Пальцы странно покалывало, в чистом утреннем воздухе поплыл синеватый дымок. – Больно? – Я нагнулся посмотреть, но элим отпрянул, испуганно глянув вверх, словно боялся, не вылетит ли из Мервиловой трубы дракон, будто голубь.

– Ерунда, чуть-чуть обжегся, – ответил он севшим голосом и перешел на шепот: – Что с тобой стряслось? Ты что, теперь Всадник?

Мне было несказанно горько – ведь даже Давин отстранился от меня. Тайны и благоговение оказались слишком тяжким бременем для дружбы.

– Не знаю, – отозвался я. – Я должен был погибнуть, но…

Мне хотелось вывалить на них все разом, не важно, что слова, которые я пытался подобрать для описания столь невероятных событий, были жалкие и бледные. Стоило мне оказаться в лавке с кружкой вина в руке, как невыразимая усталость сковала мне язык. Боюсь, что из моего рассказа элимы поняли только то, что Роэлан свободен, а Лара в опасности.

– Ее передадут Мак-Ихерну… По-другому не посмеют… Только я не знаю, где он сейчас. Придется последовать за Кланом… они сняли палатки…

Давин, блеснув глазами, перебил меня:

– Но ведь ты же можешь попросить драконов ее освободить?

Он и вправду верил, что это возможно. Ох, даже Давин ничего не понял…

– Нет! – Я попытался было объяснить, что представления не имею, когда снова услышу Роэлана, что я твердо знаю – Всадники не выпустят Лару, пока жив хоть один из них, и каковы бы ни были наши странные отношения, даже ради Лары я не попрошу Роэлана убивать. – Так что нет, не могу.

– Что ж, тогда и правда делать нечего, – вздохнул Давин. – Клан не обменяет ее на тебя – вижу, вижу по твоему лицу, что ты собирался им сдаться. Просто тебя тоже убьют. С их точки зрения, самое плохое ты уже сделал, и поскольку отыграть все назад ты не можешь, осталось только отомстить тебе. Это их единственная отрада.

Я закрыл глаза. Больше всего на свете мне хотелось найти хоть какую-то лазейку в его рассуждениях и не согласиться с ним. Куда там…

– Пойдем, дружище. – Доброта Давина преодолела страх, и он робко коснулся моей руки. Никаких искр. – Не нужно быть кудесником, чтобы понять – тебе сейчас надо поесть и отдохнуть. Я попрошу наших, и мы разузнаем, где логово верховного командора. А пока утешься: Лара ведь считает тебя мертвым и поэтому может рассказывать все, что там пожелают услышать. А когда она узнает, что драконы на свободе, она поймет – ты победил. И это ее поддержит.

Легче мне не стало. Даже боги не в силах поддержать того, на кого обрушилась месть Клана.

Элимы немедленно разослали во все стороны легионы светловолосых сероглазых лазутчиков, чтобы проследить перемещения ставки Клана, а я устроился у очага в лавке Мервила и принялся вяло жевать то, что мне дали. Я старался слушать, что мне говорят, но никак не мог ощутить свою причастность к происходящему. Вытащив книгу Нарима, я попытался разобраться, в чем же заключались его замыслы, но голова у меня раскалывалась, ровные строчки плясали перед глазами. Я видел только Лару – как она смеется моим дурачествам на удемской свадьбе, завесив лицо распущенными волосами, – и чувствовал я только прикосновение ее щеки к моей груди.

Я наслаждался этим чувством и лелеял его, и тут мир снова исчез. Разговоры, неумолчный стук молотков, лавка, тучи на полуденном небе за окном пропали в мгновение ока, словно их и не было. Меня едва не ослепило зрелище сияющего ясного неба и туч, серым бурным океаном несущихся где-то внизу. Голос Роэлана бился во мне, как живая кипящая кровь:

Там, в поднебесье, места нет тоске:

Смотри, парит над облаками стая -

Джодар, Фархан, Мират… Печаль твоя истает,

Исчезнет – клочья пены на песке

Морской так незаметно исчезают.

Любимый мой, тебя я вознесу

Туда, где ночь встречается с рассветом,

Где искрами небесного огня

Под утро звезды тихо гаснут, где ты

Печаль свою отринешь – для меня