В Карлсбад Петр прибыл 8 октября и через три дня извещает супругу: «Мы вчерашнего дня зачали пить воду в сей яме; а как отделаюсь, писать буду. О протчих вестях не спрашивали из сей глуши».

Здесь произошел занимательный эпизод, молва о котором передавалась на протяжении двух столетий.

О пристрастии царя к ремеслам знали не только в России, но и за ее пределами. Как-то проходя мимо строившегося дома, он услышал в свой адрес слова неодобрения: дескать, русский царь лишь хвалится, что умеет все делать сам, а в действительности навыками строителя не владеет. Эти рассуждения задели Петра. Не долго думая, он взобрался по лесам на стену, схватил мастерок и целый день работал штукатуром, заслужив похвальный отзыв каменщиков. Два века спустя жители Карлсбада прикрепили к этому дому мемориальную доску с надписью: «С каменщиками Петр Великий был каменщиком».

Из Карлсбада царь вновь отправился к своим войскам в Померанию. Он сделал кратковременную остановку в Берлине, отмеченную любопытным происшествием, описанным английским послом в донесении 18 ноября 1712 года: «Царь должен был ужинать сегодня вечером у королевы, и делались большие приготовления к балу в честь его, но ее величество и все общество были разочарованы извинением, присланным царем около шести часов. Царь встретил голландского мельника, с которым познакомился еще при первом своем путешествии, — владельца ветряной пильной мельницы и небольшого домика с садом приблизительно в полумиле от города; у него государь и кушал, и пробыл довольно долго».

Изысканному обществу во главе с королевой царь предпочел общество владельца пильной мельницы. В королевском дворце его ждали развлечения и пустая трата времени, с мельником он говорил о деле, ему представилась возможность пополнить свои знания.

Царь спешил в Померанию в связи с письмом от Меншикова: светлейший князь извещал его о том, что шведский генерал Стенбок вышел из Штральзунда, чтобы атаковать датские и саксонские войска. Петр советует союзникам уклониться от сражения до подхода русских войск, но те не вняли благоразумному совету, ввязались в бой и 10 декабря потерпели поражение. Русской армии пришлось выручать союзников из беды. В январе 1713 года она настигла шведов у Фридрихштадта. Стенбок разрушил шлюзы, затопил местность, соорудил укрепления на дамбах и считал себя в безопасности. Царь тщательно обследовал укрепления, составил план атаки и предложил участвовать в ней союзникам, но те отказались, считая затею обреченной на неудачу.

Русские войска повел в атаку Петр. Произошло то, с чем раньше не была знакома русская армия и что в дальнейшем станет повседневным при встрече с шведами. Шведы, увидев наступающих русских, не приняв боя, бросились наутек, потеряв 300 человек пленными. Вот как описывает дальнейший ход событий сам организатор этой операции: «И ежели бы от наступающей теплыни, от чего превеликая грязь стала, так что солдаты как мертвые устали и не могли далее идти, то б воистину того же дня близ половины корпуса побиты были». Наступавшие двигались по такому месиву, что в нем оставались солдатские сапоги и подковы лошадей.

Стенбок укрылся в крепости Тонингене. Петр оставил осаду ее попечению Меншикова, а сам отправился в Петербург. Оттуда он в марте пишет князю шутливое письмо с сообщением о прибавлении семьи: «В Курляндии получил, едучи, письмо от хозяйки своей, что она принесла сына, Марьею зовут».

Итогам военных действий в Померании в 1712 году царь дал пессимистическую оценку: «кампания пропала даром». Тем с большей энергией он приступил к подготовке новой кампании. В Петербург он ехал с готовым ее планом. «Сего дни едем в Петербург, где праздно лежать не будем», — писал он 16 марта. На этот раз помыслы царя были прикованы к подготовке похода в Финляндию, который он решил осуществить силами русских войск, без участия союзников — на них, писал он, «мало надежды».

Поход в Финляндию царь поручил организовать адмиралу Апраксину еще в 1712 году, но его подготовка шла медленно, Апраксин упустил время, и войска, высаженные галерным флотом на финский берег, не решились углубляться далеко. Это была разведывательная операция.

На кампанию 1713 года Петр возлагал большие надежды. «Я от верных людей подлинно уведал, что ежели до Абова дойдем, то шведы принуждены будут с нами миру искать, ибо все их пропитание из Финляндии есть». Царь не намеревался оставить Финляндию за Россией, но овладеть ею считал необходимым «двух ради причин: первое, было бы что при мире уступить, о котором уже шведы говорить начинают; второе, что сия провинция есть маткою Швеции, из которой они довольствуются не токмо скотом и протчим, но и дровами; и когда ее взять, то шведская шея мягче гнуться станет».

Петр не впервые пророчил войне близкий конец, и каждый раз его прогнозы не оправдывались. Что это, просчеты царя, неумение его взвешивать реальные шансы воевавших сторон? Петр рассуждал правильно, с точки зрения здравого рассудка он учитывал все моменты, влиявшие на ход войны, за исключением одного — безрассудства Карла. Шведский король проявлял нелепое упрямство, пагубное для себя и для своей страны. Он сидел в Бендерах и посылал бесчисленные повеления, требовавшие новых жертв от населения истощенной страны.

В конце апреля десантный корпус в 16 тысяч человек, посаженный на галеры и другие мелкие суда, отправился к финским шхерам. Авангардом десанта командовал Петр. Высаженные у Гельсингфорса войска не встретили сопротивления. Предав город огню, шведы оставили его без боя. Не оказав сопротивления, они ушли и из Борго. Из этого города 16 мая царь отправляет Екатерине шутливое письмо: «Объявляю вам, что господа шведы нас зело стыдятца, ибо нигде лица своего нам казать не изволят».

Оставив войска в распоряжении Апраксина, Петр вернулся 7 июня в Кронштадт, где получил от Меншикова известие об успехе под Тонингеном: свыше 11 тысяч шведов во главе со Стенбоком сдались союзным войскам. Царь посчитал, что настало подходящее время возобновить хлопоты о своем повышении в чине, поскольку он тоже был причастен к победе.

Указ о присвоении Петру чина полного генерала был подписан «князем-кесарем» еще 7 марта 1712 года. Петр, однако, задержал обнародование указа, что свидетельствует о том, что порядок продвижения по службе он распространял и на себя: очередной военный чин должен присваиваться за успешное руководство военными операциями, а не просто за службу. Как и всегда в этих случаях, он обратился с челобитной к «князю-кесарю» Ромодановскому: «Понеже ваш указ, вписанный о перемене чина моего к генерал-фельдмаршалу Шереметеву я тогда не объявил ради несчастья против турок, а сей виктории могу и я причасником быть, ибо по разбитии датских войск, никто оного иной в Тонинг загнал, как российские войски, где я командиром был (о чем уже вашему величеству давно известно)».