– Ну, а завтра, – мастер Робинтон погрозил пальцем, – снова за работу. Сибел говорит, что из тебя получится хороший переписчик. Успела вчера вечером поработать над песней Брекки? Думаю, ты со мной согласишься: в четвертой фразе мелодия немножко подкачала, – он напел мотив. – Потом я хочу, чтобы ты переписала балладу, строго соблюдая все правила традиционного канона. Воспринимай мое задание как упражнение по теории музыки. Хотя, повторяю, я придерживаюсь мнения, что твоя сила кроется в более свободном, менее каноническом стиле. Тем не менее, у нас в Цехе существуют ярые приверженцы чистых форм, которых придется ублажать, пока ты находишься на положении ученицы. Заир, который так наелся, что куски проглоченного мяса выпирали под тонкой шкуркой, сонно чирикнул и свернулся в клубочек на руках у Главного арфиста.
– Скажи, Менолли, долго еще он будет только есть и спать? – в голосе арфиста сквозило некоторое разочарование.
– Всю первую неделю, а может, и подольше, – рассеянно ответила Менолли, стараясь разложить по полочкам умопомрачительные рассуждения и наставления мастера. – Но скоро вы заметите, как в нем начнут проявляться черты личности.
– Приятно слышать, – с преувеличенным облегчением вздохнул Робинтон.
– А то я уже начал беспокоиться, что малыш повредился умом – ведь еще в яйце ему пришлось не раз путешествовать через Промежуток! Только не подумай, что от этого я бы стал любить его меньше, – ласково улыбаясь, он взглянул на дремлющего файра. – Не понимаю, как тебе удалось выкормить девять обжор сразу? – Теперь его улыбка предназначалась только ей. – Какое счастье, что ты здесь, с нами, и всегда готова прийти на помощь. В этом я – твой ученик. – Робинтон продолжал смотреть на девочку, глаза его по-прежнему лучились улыбкой, но лицо приняло серьезное выражение. – Однако во всем остальном я – учитель, а ты – ученица, прошу не забывать!
– А теперь можешь забирать поднос и отправляться на ярмарку. Надеюсь, – с подкупающей улыбкой добавил он, – с моим красавцем ничего не случится.
Менолли отнесла поднос с посудой на кухню, где Альбуна с необычной для нее любезностью предложила девочке позавтракать, пока еще кое-что осталось. Скоро начнут убирать со столов, так что пусть опоздавшие лежебоки пеняют на себя. Придется им поискать еды на ярмарке.
Тут Менолли вспомнила про монету, которую дал ей Главный арфист. Сначала она подумала, что ошиблась, плохо рассмотрев ее в полумраке коридора, но потом, выйдя в вестибюль, она убедилась окончательно: нет, двойка подчеркнута не сверху, а снизу. значит, это не полмарки, а целых две! Девочка зажала драгоценную монету в кулаке. Главный арфист подарил ей две марки и сказал, чтобы она истратила их на себя! Целых две марки! Можно столько всего накупить…
Хотя нет, ведь мастер сказал, чтобы она купила себе обновку. Поясок. Острый глаз арфиста отметил, что своего у нее нет. Все равно тот ремешок, который она отдала Сибелу, совсем истерся. Теперь она может позволить себе новый… и его она выберет себе сама! Какой все-таки мастер Робинтон добрый. И еще он велел ей купить пончиков. Она оглядела столы школяров в поисках кудрявой головы Пьемура. Он, как обычно, увлеченно беседовал с приятелями и, судя по тому, как они сбились в кучку, можно было предположить, что мальчишки замышляют очередную проделку. Стол мастеров был пуст, а за овальным столом несколько подмастерьев обступили Сибела, любуясь спящей у него на руке Кими.
– Да не смогла бы она их отдать, даже если бы захотела, – запальчиво воскликнул Пьемур как раз в тот миг, когда Менолли подошла к его столу. Наверное, кто-то ткнул его кулаком в бок – мальчуган оглянулся и, хоть на его мордашке не появилось и тени смущения, по лицам его приятелей Менолли поняла, что предметом их спора была она сама. – Скажи, разве ты смогла бы? – напрямик спросил он.
– Что смогла бы?
– Отдать кому-нибудь одного из своих файров?
– Конечно, нет.
– Ну, что я говорил? – Пьемур торжествующе ткнул пальцем в Ранли. – Значит, и Сибел не мог отдать Робинтону свою королеву. Правда, Менолли?
– Все равно, королева должна была достаться Главному арфисту, – упорствовал Ранли.
– Сибел и сам хотел отдать королеву мастеру Робинтону, когда она только-только вылупилась, – поспешила вставить Менолли, – но было уже слишком поздно. Запечатление произошло, и тут уже ничего не поделаешь. – Ты лучше скажи, как это Сибелу удалось заполучить королевское яйцо, – подозрительно уставился на девочку Ранли. – Уж не собирается ли он уличить ее в сговоре?
– По чистой случайности! – отрезала Менолли, стараясь сдержать негодование, вызванное столь возмутительным намеком. – Во-первых, никак нельзя узнать, какое из яиц в кладке – королевское. А во-вторых, это не касается никого, кроме мастера Робинтона и Сибела. – Она решила во что бы то ни стало пресечь вздорный слух в самом зачатке и таким образом хоть немного отплатить обоим арфистам за их доброту. – И в-третьих, я выбрала для мастера Робинтона два самых крупных яйца во всей кладке, – мальчики одобрительно закивали, – но ведь из обоих могли получиться бронзовые! – она рассмеялась. – И потом, все произошло так быстро. Когда яйца стали проклевываться, никто и не подумал, какой горшочек – чей. И мастер Робинтон, и Сибел просто схватили первый попавшийся, иначе они упали бы. Первым родился бронзовый малыш – прямо в руки мастеру Робинтону. Счастье, что тот успел подставить ладони – ведь крошка чуть не свалился на пол! – Услышав о едва не приключившейся беде, мальчишки затаили дыхание. – А тут – раз! И Сибел уже держит в руках королеву! Он сразу попытался отдать ее мастеру Робинтону, но запечатление уже произошло – и у Заира, и у крошки Кими. И тут уже ничего нельзя исправить. Поэтому я больше не желаю слышать ни единого слова о том, что кому положено или не положено. По Цеху и без того гуляет достаточно сплетен! – Ей самой хотелось поскорее забыть свои тревоги о том, что же девчонки наболтали лорду Гроху.
– Уж как я старался их убедить, – бессильно развел руками Пьемур и уставился на Менолли невинным взглядом, потому что теперь она в упор смотрела прямо на него. На последнем слове голос его сорвался, и проказник в притворном отчаянии схватился за горло; – Так старался, что, как видишь, даже охрип…