С тропинки, по которой шли подруги, время от времени можно было видеть стоящую не очень далеко внизу одинокую хижину Кожаного Чулка.

— Готова отдать все свои тайны в обмен на тайну хижины Натти! — воскликнула мисс Темпл со смехом, тряхнув черными кудрями, и на лице ее мелькнуло не очень свойственное ему выражение детской бесхитростности. — Как бы я хотела знать, что слышали и чему были свидетелями эти грубо сколоченные бревна!

Мисс Грант в этот момент тоже смотрела на хижину. Подняв свои кроткие глаза, девушка ответила:

— Во всяком случае, они не могут сказать ничего такого, что могло бы быть поставлено в упрек мистеру Эдвардсу, в этом я уверена.

— Вполне возможно. Они могли бы, по крайней мере, сообщить нам, кто он такой.

— Но, дорогая мисс Темпл, ведь мы это уже знаем! Я слышала, как ваш кузен, мистер Джонс, очень убедительно объяснял…

— А, наш милейший шериф! Ну, его изобретательный ум найдет объяснение чему угодно. Когда-нибудь Ричард Джонс додумается до философского камня. Но что же он все-таки сказал?

Луиза удивленно взглянула на подругу:

— Его рассказ показался мне вполне убедительным, мисс Темпл, он говорил правду, я уверена. Мистер Джонс рассказал, что Натаниэль Бампо почти всю свою жизнь провел в лесах среди индейцев и там подружился с вождем делаварского племени, с могиканином Джоном.

— Вот как! Узнаю своего кузена! Ну, а дальше?

— Дальше, насколько я помню, мистер. Джонс сказал, что особо тесная дружба между ними завязалась с тех пор, как Кожаный Чулок спас могиканина от смерти в каком-то сражении.

— Весьма правдоподобно, — сказала Элизабет с ноткой нетерпения в голосе.

— Но какое отношение имеет все это к нашей теме?

— Вам надо набраться терпения, дорогая Элизабет, потому что рассказывать как следует я не умею, но, пожалуй, будет лучше, если я передам все по порядку, как запомнила. Разговор этот вели мой отец и мистер Джонс, когда виделись в последний раз. Мистер Джонс объяснил, что английские короли засылали к индейским племенам своих агентов, молодых джентльменов, иногда офицеров армии, и этим агентам приходилось половину своей жизни проводить где-то на границе цивилизованного мира.

— Факты переданы с исторической точностью! И это все?

— О нет! Правительственные агенты, как рассказал шериф дальше, редко женились, и.., и.., наверное, они были гадкие, но.., уверяю вас, Элизабет, я только передаю то, что рассказал шериф…

— Хорошо, хорошо, это неважно, — прервала ее Элизабет.

Лицо ее на мгновение вспыхнуло румянцем, на губах мелькнула улыбка, но подруга ее не успела заметить ни того, ни другого.

— Люди эти стремились дать хорошее образование своим детям, часто посылали их в Англию, даже обучали в колледжах. Именно этим мистер Джонс и объясняет широкие познания мистера Эдвардса. Шериф признает, что мистер Эдвардс почти так же сведущ, как ваш или мой отец или даже как он сам…

— Ну, он-то безусловно достиг вершин учености! Итак, шериф убежден, что могиканин — родной или двоюродный дедушка Оливера Эдвардса.

— Значит, вам приходилось слышать, что говорил мистер Джонс?

— И довольно часто, хотя и не на эту тему. Я достаточно хорошо знаю своего кузена, у него непременно оказывается собственная теория относительно всего на свете. Но интересно, как объясняет он то обстоятельство, что хижина Кожаного Чулка — единственный во всей округе дом, чьи двери не открываются гостеприимно для каждого, кому вздумается туда войти?

— Нет, об этом разговор не заходил, — ответила дочь священника. — Но я думаю, это лишь потому, что оба старых охотника бедны и хотят сберечь то немногое, что имеют. Конечно, богатство тоже иногда бывают бременем, но, мисс Темпл, вы не можете себе представить, как тяжко быть бедным, очень бедным!

— Надеюсь, вы не себя имеете в виду, Луиза? Не может быть, чтобы в стране такого изобилия священник терпел нужду!

— Нет, конечно, нельзя сказать, что человек нищ, если он опирается на помощь нашего создателя, — ответила Луиза тихо и смиренно, — но бывают такие лишения, от которых разрывается сердце…

— Но не у вас же, дорогая Луиза? — пылко воскликнула Элизабет. — Неужели вам приходилось знавать подлинную нужду?

— Ах, мисс Темпл, мне кажется, вы плохо знаете, что такое трудности жизни. Мой отец много лет был миссионером в только что заселившихся краях, где люди были очень бедны. Мы сами не раз сидели без хлеба. Нам не на что было купить себе еды, а милостыню просить мы стыдились, отец не хотел позорить свой духовный сан. И сколько раз приходилось ему покидать дом, оставляя в нем больных и голодных, которые с тоской глядели ему вслед, понимая, что от них уходит их единственный земной друг и утешитель! А отец уезжал туда, куда призывал его долг священника, которым он не мог пренебречь, какие бы бедствия в это время ни обрушились на его собственную семью. Ах, как трудно утешать других, когда у тебя самого сердце терзается мукой!

— Но ведь все это уже позади! Я полагаю, теперь доходов вашего отца хватает на все ваши насущные потребности. Во всяком случае, так должно быть.., непременно должно…

— Да, теперь нам хватает, — ответила Луиза, опустив голову на грудь, чтобы скрыть подступившие к глазам слезы. — Теперь хватает, потому что я единственная, кто остался от всей нашей семьи…

Разговор этот, принявший такой неожиданный оборот, заставил девушек забыть про все другое. Элизабет обняла подругу, а та рыдала, поддавшись на мгновение горю. Но вот Луиза подняла свое кроткое личико, и девушки, теперь уже молча, направились дальше.

К этому времени они добрались до вершины горы. Стало совсем жарко, и подруги, сойдя с дороги, углубились в лесную чащу, под сень величественных деревьев, где царила бодрящая прохлада, особенно приятная после трудного подъема под палящими лучами солнца. Теперь девушки, словно по обоюдному согласию, говорили лишь о том, что попадалось на пути, и каждое дерево, кустик и цветок вызывали их восхищение.

Так они продолжали идти вдоль обрыва, любуясь мирными пейзажами Отсего и прислушиваясь к грохоту колес, стуку молотков и людским голосам, которые доносились из поселений в долине и сливались с голосами природы. Вдруг Элизабет вздрогнула.

— Вы слышите, Луиза? — воскликнула она в волнении. — Где-то на горе плачет младенец. Я не знала, что здесь поблизости есть жилье. Или, может быть, какой-нибудь ребенок заблудился, отстал от родителей?

— Да, это часто случается, — ответила Луиза. — Пойдемте на голос. Что, если и в самом деле кто-нибудь сбился с дороги, умирает от голода…

Подруги ускорили шаг, стремясь как можно скорее дойти туда, откуда раздавались негромкие печальные звуки.

Одаренной пылким воображением Элизабет уж не раз казалось, что она видит страдальца, как вдруг Луиза схватила ее за руку и, указывая на нечто позади себя, воскликнула:

— Взгляните на собаку!

Воин неотступно следовал за своей молодой хозяйкой с той минуты, как ее голос заставил его выбраться из конуры. Но почтенный возраст давно лишил пса его былой резвости, и, когда девушки останавливались полюбоваться видом или добавить цветок к букету, огромный мастиф тут же укладывался и, закрыв глаза, выжидал, когда надо будет снова подняться. Вялый, апатичный вид пса мало вязался с его ролью защитника. Но, когда Элизабет в ответ на возглас Луизы обернулась, она увидела, что собака, пригнув голову к земле, уставилась на что-то далеко впереди и шерсть у нее стоит дыбом, то ли от страха, то ли от ярости. Скорее всего, причиной тому была ярость, ибо Воин издавал низкое, глухое рычание и так оскаливал клыки, что напугал бы хозяйку, не знай она своего верного четвероногого друга.

— Успокойся, Воин, успокойся! Что ты там увидел, мой храбрец?

При звуках ее голоса ярость мастифа не только не утихла, но даже еще усилилась. Он подполз к девушкам и сел у ног хозяйки, рыча все громче и время от времени издавая злобный отрывистый лай.

— Что он заметил? Наверное, какого-нибудь зверя, сказала мисс Темпл.