— Похоже, Шарп и впрямь из-за нее голову потерял, — позже вечером говорил Гектор Жаку, колдовавшему на камбузе «Санто-Росарио». Ветер спал, два корабля лежали в дрейфе, и море было спокойным. Француз приплыл на шлюпке вместе с призовой партией, привез с собой всякую кухонную утварь, сушеные травы и крупного тунца, которого замариновал в смеси сахара и соли. Жак приподнял крышку кастрюли, окунул ложку в соус, снимая пробу, и сказал:

— Никогда не недооценивай чар красивой женщины. Особенно среди мужчин, которые так долго пробыли в море. Им так головы можно вскружить, что они от головокружения страдать станут.

Изреель, который прислушивался к их разговору, не скрывал скептицизма.

— Я все равно считаю, что с этим кораблем что-то не так. Может, команда его подожжет, потому что у них был храбрый капитан и он не захотел уступать судейскую жену. Но что-то еще тут есть. Я видел, она вертела Шарпом, как ей угодно было, чуть ли не веревки из него вила. А наш капитан, точно собачонка, заваливался на спинку и хвостиком вилял.

Гектор не мог не согласиться. Он был преисполнен восхищением — какое же непоколебимое самообладание у обеих женщин! Однако он тоже чувствовал какую-то тайну, чувствовал, что женщины что-то скрывают, и ломал голову над разгадкой.

— Если бы я не читал те донесения, то сказал бы, что донья Хуана нарочно задерживает нас, потому что знает, что испанцы собирают эскадру боевых кораблей и та вскоре явится сюда ее спасать, — сказал он.

Жак подул на ложку, чтобы остудить суп.

— Может, ей неизвестно, что в тех письмах.

— Муж никогда не позволил бы ей отплыть, если бы думал, что «Троица» до сих пор ходит в Южном море.

— Тогда спроси себя, чего именно добивается донья Хуана. — Жак хлебнул из ложки, потом добавил в суп щепотку молотого душистого перца.

— Чтобы ей позволили остаться на корабле.

— А еще?

— Чтобы мы не лезли в ее личные вещи.

— Значит, там-то и нужно порыться.

— Но им же пообещали, что мы не станем так поступать, — возразил Гектор.

Жак пожал плечами.

— Тогда сделай так, чтобы об этом не узнали ни они, ни Шарп. Обед подадут на свежем воздухе, не на корме. Есть предложение: пока две дамы и наш галантный капитан наслаждаются моим кулинарным искусством, кто-то должен обыскать их каюту. Дан ловок, что твой горный козел. Он заберется туда через кормовой иллюминатор, осмотрит каюту и успеет убраться оттуда раньше, чем они доедят мой десерт. А это будет силлабаб из кокоса, и его стоит посмаковать подольше.

— У меня идея получше, — сказал Изреель. — В палубе кормовой надстройки есть маленький люк. Его я обнаружил, когда мы осматривали грузовой трюм. Обычно им пользуется корабельный плотник, когда проверяет рангоут. Кто-то худой — либо Дан, либо Гектор — вполне сумеет пролезть оттуда в каюту.

В итоге было решено, что дело пойдет быстрее, если обыск проведут сразу оба, и Дан, и Гектор. В каюту друзья пробрались без особых затруднений. Ничего подозрительного они не обнаружили, не считая большого сундука для одежды, который был надежно заперт.

— Неужели дамы опасаются, что команда украдет их платья? — сказал Дан. Он покопался у себя в кармане и выудил оттуда кусок проволоки, которой обычно прочищал затравочное отверстие мушкета. Засунув кончик проволоки в замочную скважину, он пошуровал ею и мгновением позже приподнял крышку сундука.

— Жак гордился бы тобой. Сомневаюсь, что в свою бытность вором в Париже он проделал бы это быстрее, — прошептал Гектор.

Сундук был набит платьями, юбками, сорочками, нижними юбками, плащами, пелеринами, капюшонами, перчатками и чулками, одежда была напихана так плотно, что Гектор и не знал, удастся ли вообще снова закрыть крышку. Он запустил руки в глубины тафты и шелка, кружев и принялся ощупывать тряпки слой за слоем. Углубившись в мягкие недра на две трети, его пальцы наткнулись на что-то твердое. На ощупь оно напоминало большую книгу. Осторожно выудив находку из укромного местечка, Гектор увидел еще одну папку, во многом похожую на ту, в которой капитан Лопес хранил свои карты. Гектор отступил от сундука, подошел к кормовому иллюминатору, где было светлее, и открыл обложку. Он сразу же сообразил, что держит в руках личный навигационный журнал мертвого капитана, с множеством ежедневных заметок и данными наблюдений. Там были схемы якорных стоянок с промерами глубин, чертежи подходов к гаваням, десятки зарисовок различных участков берега, очертания островов, данные наблюдений приливов и течений. В папке хранилась вся жизнь, весь опыт капитана Лопеса как навигатора. Гектор быстро пролистал страницы, которых была, наверное, почти сотня, и все испещрены рисунками, записями и цифрами. Некоторым было много лет. На листах виднелись пятна от соленых брызг, у них были обтрепанные края, чернила выцвели; наверное, Лопес рисовал их, когда впервые вышел в море. На других листах угадывалась другая рука, и, по-видимому, они были скопированы из официальных навигационных наставлений.

— Значит, не все он держал в голове, — пробормотал Гектор себе под нос, укладывая папку на место и зарывая под груду надушенных одежд. Затем Дан снова запер сундук, и Гектор вслед за мискито вылез наружу через узкий люк.

— Вот почему капитан подставился под наш мушкетный огонь. Он хотел попасть в каюту и добраться до папки, — сказал Гектор, когда они с Даном вернулись на камбуз и обнаружили, что Изреель водит большим пальцем по подносу, на котором Жак подавал кокосовый силлабаб. — Должно быть, он понимал, что его корабль, скорее всего, захватят, но не хотел, чтобы навигационные записи попали в наши руки. В тот момент, когда капитан решил бы сдаться, он бы выбросил папку в море.

— А другие карты? Те, что лежали в клеенчатой папке?

— Они совсем не такие подробные. На них только общие очертания побережья. Пользоваться ими можно, но Лопес наверняка полагался еще и на свои детальные записи.

— Рингроуз будет счастлив и сбережет уйму чернил и бумаги. Он ведь записывает все такое с того самого момента, как мы оказались в Южном море, — заметил Изреель, облизывая большой палец.

— Рингроуз нанес на карту малую часть береговой линии, — поправил его Гектор. — У меня не было времени проверять, насколько обширны штурманские записи капитана Лопеса, но проплавал он поразительно много. У него могут быть точные мореходные и лоцманские руководства для побережья на всем его протяжении, от Калифорнии до Мыса.

— Это важно? — спросил Дан.

— Я несколько дней проработал в Порт-Ройяле у одного землемера, копировал для него карты. Однажды, напившись, он сказал мне, что действительно хорошие карты Южного моря бесценны. Они стали бы ключом к огромным богатствам. Помнится, он говорил, что испанцы пойдут на убийство, лишь бы подобные сведения не попали в чужие руки.

— М-да, видно, они не только ценны, но и опасны, — вступил в разговор Изреель, не скрывавший сомнений. — Карты капитана Лопеса теперь у нас под рукой, но мы вполне обходились и без них, благодаря тебе и Рингроузу, нашим навигаторам. Если донью Хуану и ее компаньонку освободят и вернут к своим, что тогда? Испанцы узнают, что папка у нас, и примутся выслеживать нас с удвоенными усилиями.

— И любого, кого поймают, будут пытать. Хотя бы для того, чтобы узнать, как много нам известно, кто еще владеет теми же сведениями. А потом придушат втихую, чтобы навеки заткнуть рот, — прибавил Жак.

Гектор немного подумал, потом ответил:

— Тогда мы будем помалкивать о нашей находке… По крайней мере, пока.

— А Шарп? Расскажем ему, что нашли? — спросил Изреель.

И вновь Гектор помешкал с ответом. Недоверие к Шарпу заставляло его осторожничать.

— Нет. Он придет в ярость, если узнает, что донья Хуана его одурачила. Сделаем так, как поступил Жак с теми игральными костями, которые он подобрал в кустах. Он считал, что когда-нибудь они ему пригодятся. Эти карты тоже могут быть для нас полезными, когда дело дойдет до разлада с Шарпом.