Кирон призвал их к вниманию, как только мы вошли, и когда я начал говорить, все взгляды были устремлены на меня.

— Сейчас мы возьмем еще один корабль, — начал я, — на борту которого есть человек, которого, как говорит Кирон, вы хотели бы убить. Это онгйан. Я пришел сказать вам, что он не должен быть убит.

Мои слова были встречены неодобрительным ворчанием, но, не обращая внимания, я продолжал.

— Я пришел сказать вам кое-что еще, потому что мне сказали, что никакой офицер не в состоянии управлять вами в бою. Есть причины, по которым нам выгоднее будет иметь этого человека пленником, чем убить его, но это не имеет никакого отношения к делам боевой команды. Для вас важны только мой приказ и приказы ваших офицеров, которые должны выполняться.

Мы ввязались в предприятие, которое может быть успешным, только если дисциплина будет строгой. Я намерен добиться успеха, так что буду поддерживать строгую дисциплину. Неподчинение или нарушение субординации будут наказываться смертью. Это все.

Когда я покидал комнату, то оставил за своей спиной почти сотню мертво молчащих людей. Нельзя было определить, как они восприняли мои слова. Я целенаправленно увел Кирона с собой, потому что хотел, чтобы они обговорили вопрос между собой без вмешательства офицера. Я знал, что не имею у них настоящего авторитета, и что на самом деле они будут решать сами за себя, стоит ли мне повиноваться. Чем скорее это решение будет принято, тем лучше для всех нас.

На амторианских кораблях используют только самые примитивные средства коммуникации. Существует грубая и громоздкая система сигнализации вымпелами и флагами. Есть также вполне стандартизированная система сигналов трубы, которая объемлет широкий спектр общеупотребительных сообщений. Но самым удовлетворительным и часто употребляемым средством является человеческий голос.

Поскольку наша жертва подняла вымпел онгйана, мы двигались курсом, параллельным ей, на некотором расстоянии от кормы. На главной палубе чужого корабля собралась группа вооруженных людей. Корабль нес четыре пушки, которые были подняты в боевое положение. На корабле были готовы к любой неожиданности, но, я полагаю, пока еще не подозревали ничего плохого в наших намерениях.

Я отдал приказ «Софалу» приблизиться к чужому кораблю, и по мере того, как расстояние между нами сокращалось, я видел признаки растущего возбуждения на палубе намеченной нами жертвы.

— В чем дело? — крикнул офицер с их башенной палубы. — Не приближайтесь! У нас на борту онгйан, не видите, что ли?

Поскольку ответа он не получил, а «Софал» продолжал приближаться, его гнев усилился. Он бурно жестикулировал, разговаривая со стоящим рядом толстяком, затем вскричал:

— Не приближайтесь! Иначе кое-кто за это поплатится.

Но «Софал» продлолжал двигаться вперед.

— Остановитесь, или я открою огонь! — крикнул капитан.

Вместо ответа я приказал поднять все наши пушки правого борта в боевое положение. Я знал, что он теперь не осмелится стрелять, так как единственный бортовой залп «Софала» потопит его меньше чем за минуту — случайность, которой я желал избежать не меньше, чем он.

— Что вы хотите от нас? — патетически вопросил он.

— Мы хотим захватить ваш корабль, — ответил я, — и по возможности без кровопролития.

— Революция! Бунт! Предательство! — вскричал толстяк рядом с капитаном. — Я приказываю вам остановиться и оставить нас в покое. Я — онгйан Муско!

И, обернувшись к солдатам на главной палубе, он завизжал:

— Отразите их! Убейте любого, кто поставит ногу на эту палубу!

В этот самый момент капитан его корабля приказал дать полный вперед и положить руль на правый борт. Корабль устремился прочь от нас и немного вырвался вперед в попытке скрыться. Конечно, я мог потопить его, но добыча не имела для меня ценности на дне моря. Вместо этого я приказал стоящему рядом со мной трубачу просигналить вахтенному офицеру «полный вперед», и началась погоня.

«Йан», название которого было теперь ясно различимо на его корме, был гораздо более скороходен, чем я полагал со слов Кимрона. Но «Софал» был быстрее, и скоро всем стало ясно, что торговец от нас не уйдет. Мы медленно наверстывали упущенное при первом неожиданном рывке «Йана». Медленно, но верно мы приближались к нему.

Тогда капитан «Йана» сделал то, что сделал бы и я на его месте. Он держал «Софал» все время прямо у себя за кормой и открыл по нам огонь из своих кормовых пушек — башенной и той, что на нижней палубе. Маневр был тактически безошибочным, так как сильно ограничивал количество пушек, которые мы могли привести в действие без перемены нашего курса, и единственным, который давал ему надежду бежать.

Было что-то жуткое и сверхъестественное в звуке выстрела первого тяжелого амторианского орудия, который я услышал. Я не видел ничего, ни дыма, ни огня, только громкий прерывистый рев, больше напоминающий автоматный огонь, чем что-либо другое. Сначала какой-либо видимый эффект отсутствовал. Затем я увидел, как исчезла часть перил нашего правого борта, и двое моих людей упали на палубу.

К этому времени наше носовое орудие тоже было в действии. Мы находились в кильватерной струе «Йана», что делало точное попадание затруднительным.

Два корабля неслись вперед на полной скорости: форштевень «Софала» резал воду и по обе его стороны вздымался кипящий белый бурун, «Йан» оставлял за собой пенный след. Из-за сильного волнения на кораблях была качка. Нетерпение погони и ожидаемой битвы будоражило нашу кровь, и надо всем этим разносился ядовитый треск больших орудий.

Я бросился на нос корабля, чтобы управлять огнем пушки, и мгновение спустя мы имели удовольствие видеть, как люди орудийного расчета одной из пушек «Йана» падают на палубу один за другим, когда нашему артиллеристу удалось взять верный прицел.

«Софал» быстро настигал «Йана», и мы сосредоточили огонь наших орудий на башенной пушке и кормовой башне противника. Онгйан давно уже исчез с верхней палубы, без сомнения, в поисках безопасности для своей персоны в наименее поражаемой части корабля. На башенной палубе, где он стоял вместе с капитаном, вообще оставалось только двое живых — но это были двое из орудийного расчета пушки, которая доставляла нам больше всего неприятностей.

Я тогда не понимал, почему пушки наших кораблей не причиняют гораздо больших разрушений, Я знал, что Т-лучи обладают высокой мощностью воздействия, и не мог понять, почему ни один корабль до сих пор не уничтожен или не утонул. Но это потому (чего я тогда еще не знал), что все жизненно важные части кораблей предохраняются тонким слоем того же металла, из которого состоят большие орудия — единственное вещество, малопроницаемое для Т-лучей. Если бы это было не так, наш огонь давно бы уже вывел «Йан» из строя.

Лучи, направленные на ее кормовую башенную пушку, прошили бы насквозь башню, убили бы людей за приборами управления и уничтожили сами приборы. В конце концов, так бы случилось в любом случае, но сначала надо было бы уничтожить защитное покрытие башни.

Через несколько минут мы все-таки заставили замолчать второе орудие «Йана».

— Если мы собираемся подойти к ним борт в борт, то подставимся под огонь других орудий главной палубы, да и передней башни, — крикнул Камлот.

Мы уже потеряли несколько человек, и я знал, что потерь будет намного больше, если мы войдем в радиус поражения других орудий. Но, казалось, альтернативы не было, разве что вообще отказаться от погони, а этого делать я не хотел.

Отдав приказ приближаться со стороны левого борта, я направил огонь носового орудия вдоль поручней, где он уничтожал одно за другим орудия левого борта «Йана». Я приказал, чтобы наши орудия правого борта в свою очередь открывали огонь, как только окажутся в пределах поражения чужих оружий. Таким образом, мы поддерживали постоянный и непрекращающийся огонь по несчастному кораблю, преодолевая разделяющее нас расстояние и все приближаясь.