Спустя несколько мгновений, несмотря на темноту, молодой офицер заметил отделившуюся от берега черную точку, которая быстро приближалась к кораблю, сердце его страшно забилось, когда он различил пирогу, вскоре приставшую к «Bounty».

— Титани! Титани!.. — это Моэ звала тихим голосом Христиана его именем, переделанным на свой лад.

Офицер вздрогнул, огляделся кругом и одним прыжком очутился в пироге.

Когда маленькая лодка отделилась от борта, чтобы плыть к берегу, до Христиана донеслись слова, сказанные шепотом:

— До рассвета вернись обратно.

Это был голос Эдуарда, понявшего все и дававшего своему другу разумный совет.

— Благодарю, — отвечал тихим голосом Христиан, и пирога удалилась… Море было тихо, и только временами доносился шум волн, разбивавшихся о рифы.

Только кое-где старые рыбаки, которых не привлекала амурама, ходили по рифам с факелом в одной руке и копьем в другой, убивая рыбу, которую свет привлекал на поверхность моря.

Около четырех часов утра маленькая пирога отчалила от острова, и Христиан в сопровождении своей юной подруги возвратился на «Bounty», не обратив на себя внимания часовых. Так повторялось каждый вечер и утро, пока Блиг был в отсутствии.

На следующий же день после своего возвращения, Блиг отдал приказ поднять якорь и, воспользовавшись благоприятным ветром, «Bounty» беспрепятственно вышел в открытое море и, пройдя через пролив между островами Таити и Мореа, направился к югу, чтобы попасть под попутный ветер.

Амурама, данная королем в честь английского командира, была великолепна, в течение пяти дней вокруг всего озера дымились канакские печи, померанцевое вино лилось в изобилии, и каждый вечер при свете факелов, придававших всему фантастический и таинственный вид, триста молодых девушек, самых красивых на всем острове, исполняли танец гупаупа.

С распущенными по плечам волосами, украшенными цветами, они соперничали в танцах с такой же толпой молодых людей, приближавшихся с противоположной стороны.

Но вот празднества окончились, и моряки с глубоким сожалением покидали этот поэтический остров, воспоминание о котором немало способствовало заговору, душою которого стал Христиан. Можно с твердостью сказать, что, покидая Таити, все были одушевлены одинаковым желанием, как можно скорее вернуться обратно.

Однако от этих желаний до катастрофы, завершившей плавание, было еще далеко, и нет сомнения, что если бы Блиг, характер которого сильно испортился, не злоупотреблял данной ему властью, то все бы окончилось благополучно.

Случайно узнав от повара, как Христиан проводил время своего ареста, Блиг пришел в страшную ярость, которая выразилась придирками, темболее многочисленными, что официально он не мог наказать Христиана за неповиновение.

Ничего не вышло и из попытки заставить Эдуарда подать рапорт на своего друга.

— Этот офицер всегда аккуратно подписывал корабельный журнал в те часы, когда он по закону обязан был доказать свое присутствие на палубе, вы знаете это так же хорошо, как и я, командир, — отвечал бравый моряк.

— Однако, сударь, повар…

— В таком случае, отчего бы вам не потребовать рапорта от повара, — перебил с горечью его Христиан, проходивший в это время мимо.

— Я отдам вас под суд, когда мы прибудем в Плимут! — вскричал Блиг.

Видя, какой оборот принимает дело, Эдуард поспешил скрыться, чтобы, в случае чего, не быть свидетелем против своего друга.

Тогда Христиан поспешно огляделся кругом и видя, что никого из людей поблизости нет, подошел к Блигу и сказал ему глухим голосом:

— Я отлично знаю, что вы хотите меня довести до суда, но я поклялся, что вы не истощите моего терпения и готовлю вам другое удовольствие… Как только мы прейдем, я подам в отставку и тогда…

— Тогда, — повторил Блиг.

— Тогда, — продолжал Христиан, — я поспешу, как можно скорее, наказать такую дрянь, как вы.

— Негодяй! — вскричал командир «Bounty» и занес руку, чтобы ударить своего прежнего товарища.

— Ради Бога, Блиг, — вскричал, дрожа, Христиан, не приближайтесь ко мне, а не то я вас убью.

Несколько мгновений они молча глядели друг на друга, потом, как бы движимые одной и той же мыслью, быстро повернулись друг к другу спиной, что было самым благоразумным из всего, что они могли предпринять.

— Смотри хорошенько за собой, — говорил ему после вышеописанной сцены Эдуард. — Мы будем в Англии не раньше чем через полгода, и я боюсь, чтобы с тобой за это время не случилось какой-нибудь неприятности.

— Я не думал, чтобы можно было так бессовестно злоупотреблять властью!

— Совершенно верно, но разве ты не видишь, что он и с нами так же обращается?

— Это действительно верно, но то, что по отношению к вам можно назвать грубостью, относительно меня есть подлость… Можно подумать, что воспоминание о нашей прежней дружбе увеличивает его ненависть.

— Так не забывай моих слов, — повторил Эдуард, меняя своего друга на вахте… — Малейшая неосторожность с твоей стороны может поставить твою честь и жизнь в опасность.

— Чаша переполнилась, — решительно заявил Христиан, — пора положить этому конец.

Но слова были унесены ветром и не достигли Эдуарда.

В это время «Bounty» находился у южной стороны архипелага островов Дружбы и держал курс к острову Тофоо.

Этот маленький уголок земли был за несколько лет до того театром странного события, которое должно бы было вдохновить Даниеля Дефо и писателей всех наций, подражавших ему. Некто Патрик, ирландский матрос, проходя на корабле мимо острова Тофоо, бросился в воду и доплыл до него.

Это был порядочный негодяй, и капитан, вместо того, чтобы его преследовать, был очень счастлив, что избавился от него.

У Патрика был свой план, а потому, прежде чем броситься в воду, он привязал к доске мешок с семенами всех сортов и, толкая все это перед собою, поплыл к берегу.

Добравшись до земли, он обошел остров и выбрал себе для постоянного местопребывания долину, в которой было около двух гектаров земли, удобной для обработки, ему удалось вырастить на ней картофель и овощи, которые он продавал или обменивал приезжавшим в эту местность рыболовам.

По словам капитана Соединенных Штатов Поттера, видевшего этого человека несколько раз, наружность его была самая отталкивающая, он едва прикрывал свою наготу кое-какими лохмотьями и был покрыт паразитами, его рыжие волосы, всклокоченная борода, загорелая от солнца кожа и дикие, отталкивающие манеры делали его более похожим на чудовище, чем на человека.

Патрик в течение многих лег жил совершенно один на этом необитаемом острове, не имея, по-видимому, никакого желания, кроме желания иметь столько водки, чтобы быть постоянно пьяным. А приобретая водку, он уходил в какой-нибудь уединенный уголок долины, где прятал свой драгоценный напиток и напивался до бесчувствия, придя в себя, он снова начинал пить, и это продолжалось до тех пор, пока весь запас не выходил.

Кончил он тем, что дошел до последней ступени падения и отличался от животных только своею безумной любовью к вину.

Однако этот человек, как ни казался он низок, имел свои честолюбивые планы и энергично стремился осуществить их, и даже сумел заставить нескольких матросов-дезертиров помогать ему в его предприятиях.

У него было старое ружье, немного пуль и пороха, которые он приобрел меной. Обладание этим оружием возбудило его честолюбие. Он торжественно объявил себя королем острова, на котором жил один, и вскоре почувствовал непреодолимое желание применить свою власть к первому попавшемуся человеку.

Видно, судьбе было угодно, чтобы этот первый человек был негр, подъехавший к острову в шлюпке с американского корабля и оставленный стеречь ее.

Патрик отправился на то место, где пристала шлюпка и приказал негру следовать за ним, когда же тот отказался, он прицелился из своего неразлучного мушкета и спустил курок. К счастью выстрела не последовало, но испуганный негр согласился идти за ним.