Весело было Кинули с ребятишками. Зато как скучала она, когда разъехались ребята летом по дачам! Уехали и Толя с Машей. С дороги Толя писал: «Дорогая мама, не знаю, как быть: ехать дальше или вернуться обратно, потому что скучно без Кинули». Скучала и Кинули. Она привыкла целые дни возиться, играть. Теперь же, когда я уходила на работу, она оставалась с Пери, а Пери была собака спокойная и играть не любила. Тогда я решила взять для Кинули в товарищи рысёнка.

Как и Кинули, Таска родилась в Зоопарке. Её мать, большая жёлтая рысь, первые два месяца заботливо ухаживала за своими малышами: вылизывала их, кормила, а если кто-нибудь из посетителей слишком близко подходил к решётке, бросалась. Росли рысята хорошо. Они уже начали есть мясо, вылезали из домика, играли. В такие минуты около клетки собиралось много народу. Всем хотелось посмотреть на игры зверюшек, подойти поближе, и, возможно, поэтому их стала таскать мать. Она взяла рысёнка и всё бегала с ним по клетке. Напрасно кричал и вырывался малыш — ничего не помогало. Не помогли и крики публики. Когда прибежал служитель, уже было поздно: рысёнок лежал мёртвый, а рысь таскала другого. С большим трудом отняли его у матери.

Передняя лапка его была сломана, а повреждённый глаз затянуло плёнкой. Из всех оставшихся рысят он был самый слабый — такой маленький, худой, скучный. Спрячется в домик и сидит там целый день.

Рысёнок был настолько плох, что я решила взять его домой. На другой же день спросила разрешения у директора, завернула малыша в халат и повезла. Приехала, поднимаюсь по лестнице, а сама волнуюсь: как-то меня дома встретят? Отпираю дверь, вхожу в комнату, а муж смотрит, что это я такое принесла. Вынимаю я рысёнка, а он как закричит: «Это что за гадость? Тебе что, льва мало? Или завтра ещё слона приведёшь?» Тут уж я не стерпела: «Во-первых, это не гадость, а рысь; во-вторых, была бы комната больше, я и слона бы привела». Ничего не ответил муж, только рукой махнул. Впрочем, он тут же вернулся и стал мне помогать устраивать рысёнка.

Мы посадили рысёнка в ящик, поставили туда блюдечко с молоком, положили мяса и закрыли досками. Жильцам о новом питомце ничего не сказали: к Кинули они привыкли, любили, а кто знает, как отнесутся к рыси.

Что же касается мужа, то он всё расспрашивал о рысях, потом заявил, что рысёнка возьмёт себе. Сам назовёт его, сам будет ухаживать, приручать — конечно, если я не обманываю и если это действительно рысь. Утром Шура вскочил чуть свет и помчался к своему детищу. Вернулся он очень разочарованный. Маленькая рысь оказалась совсем не такой ласковой, как он думал: за ночь она обгрызла весь ящик, разлила молоко, а мясо лежало нетронутым. Когда Шура просунул руку, чтобы её приласкать, рысёнок забился в угол и заворчал. Не лучше обстояло дело и с именем. Оказалось, что его придумать нелегко. Спорили долго и горячо. Муж хотел назвать рысёнка Муркой, Муськой, а я — Таскали, потому что её таскала мать. Помирились на Таске. «Северяночка Таска».

Ящик с незнакомыми звуками и запахами сильно заинтересовал Кинули. Она даже стала хуже есть. Ходила вокруг ящика, вынюхивала, а когда я поднимала доски, чтобы поставить рысёнку корм, Кинули старалась туда заглянуть. Кинули была много больше рысёнка, я боялась за него и откладывала их знакомство. Но мои опасения оказались напрасными.

Однажды я забыла закрыть ящик. Не успела отойти, как тут же появилась Кинули и просунула в открытую дверцу голову. Рысёнок испугался. Он спрятался в угол, заворчал, но Кинули даже не обратила внимания. Рысёнок фыркал, шипел, ворчал, а она всё продолжала лезть. Тогда доведённый до отчаяния, с круглыми от ужаса глазами рысёнок вдруг прыгнул и всеми лапами и зубами вцепился в морду львёнка. А Кинули? Она так растерялась, что даже не пробовала сопротивляться. С рёвом выскочила из комнаты и без оглядки помчалась по коридору. Опомнилась она уже в кухне, ходила из стороны в сторону, била хвостом и нервно мяукала. А рысёнок опять забился в свой угол и сидел, как будто ничего не случилось.

В этот же день к вечеру привезли из Зоопарка клетку и пересадили в неё рысёнка. Новое помещение Таске не понравилось: в ящике она могла уйти в тёмный угол, спрятаться от людей, здесь же была вся на виду. Таска грызла зубами решётку, старалась разорвать её и выйти. Всю ночь она громко и резко кричала, а утром ничего не знавшие соседи спрашивали, какой у меня ещё завёлся зверь.

Следующую ночь Таска кричала ещё сильней. Даже на улице было слышно. Чтобы заглушить звуки, пришлось накрыть клетку ковром, потом ещё добавить одеяло, матрац, подушки. Словом, была использована вся моя постель, и всё-таки крики Таски были слышны и мешали спать. Тогда я перенесла клетку с рысёнком на балкон. На балконе было спокойнее, и никто туда не ходил. Но Таска всё равно боялась. Вздрагивала от каждого шороха, звука, старалась спрятаться, а если чистили клетку, кидалась на руки, царапалась, кусалась.

Чего только я не делала, чтобы приручить дикарку! Кормила из рук, проводила с ней всё свободное время, а когда уходила, нарочно включала радио, чтобы Таска привыкала к незнакомым звукам.

Скоро она стала меньше пугаться, не бросалась на протянутую к ней руку и даже позволяла себя трогать.

Мы выпускаем Таску. Что-то будет? Никто не знал, что станет делать трёхмесячная дикарка, попавшая из клетки Зоопарка в дом. Выйдет ли она осторожно и спрячется или начнёт метаться и искать выхода? Я страшно волновалась. У меня даже руки дрожали, когда я открывала клетку. Открыв дверцу, я отошла в сторону и стала ждать. Таска продолжала сидеть не шелохнувшись, только взгляд её стал острее да вся как-то подобралась. Потом потянулась, встала и, крадучись, подошла к дверце. Долго не решалась Таска перешагнуть порог. Протягивала то одну лапу, то другую, прислушивалась, осматривалась. Даже смешно было смотреть со стороны. Тут бы выскочить, убежать, а она всё медлит! Я уже хотела её выгнать, когда вдруг Таска сделала первый шаг. Сделала — и отскочила. Можно было подумать, что мягкая лапка коснулась раскалённой печи, а не ковра — так испугалась Таска. Всё здесь было для неё ново, страшно. Она осторожно сделала несколько шагов по ковру и остановилась. Дальше начинался паркет — блестящий, скользкий, незнакомый. Несколько раз ступала и отскакивала обратно Таска. Она была необыкновенно осторожна, эта маленькая рысь. Можно было подумать, что она находится в дремучем лесу, а не в комнате и что её всюду поджидает опасность.

Освоилась она не сразу. Но свобода сделала своё дело, и вскоре Таску нельзя было узнать.

И куда она только не лазила! Казалось, не было места, недоступного ей. Она прыгала по шкафам, залезала на картины, а однажды ухитрилась вылезть из форточки на карниз соседнего окна. Одним словом, вела себя так, будто жила не в комнате, а в лесу. Скоро она перегнала по росту своих братьев в Зоопарке. Лапки у неё стали красивыми, прямыми, глазки прояснились, а шкурка блестела чистотой. Даже характер и тот изменился. Бывало, войду в комнату, а она фыркнет — и под шкаф. Теперь же бежала навстречу, тёрлась о, ноги и мурлыкала. Мурлыкала совсем как кошка, только громче.

Кормила я её манной кашей, яйцами, мясом. А как она любила мясо! Это было самое любимое её кушанье. Таска хорошо знала то время, когда его получала. Уже заранее беспокоилась, вертелась у двери, кричала, а как только я входила, бросалась к ногам, на лету ловила брошенные ей кусочки, ловко подхватывала лапкой, потом зубами и всегда уносила под шкаф.

Прежде же чем съесть мясо, она обязательно с ним играла: подбрасывала или гоняла перед собой передними лапками, и кусочек становился в её лапах как живой.

Таска подолгу оставалась одна и заметно скучала. Бегала за мной, как собачонка; а когда я уходила из комнаты, тонко и резко кричала. Теперь это был уже не прежний, потерявший мать, озлобленный зверёк, а маленькая рысь, и, как все малыши, она нуждалась в товарище. Тогда я решила попробовать помирить её с Кинули.