Как и все великие музыкальные произведения, она разрешала многое, давала бесконечные возможности для вариаций. И одной из ее величайших радостей были уроки, которые можно было получить от собственных пальцев. Но их мать любила «Токкату», и ради нее самой, и сейчас он играл ее именно так, как сыграл ее для Шана. И в это время его воспоминания, которые намеренно изменили его враги, подавив, искорежив и сделав странными и даже отталкивающими, вырвались на свободу, выровнялись и тронули его сердце, так что он закрыл глаза и отдался музыке и воспоминаниям и даже не заметил, что плачет.
Музыка подошла к естественному концу — как то бывает свойственно музыке, — и его пальцы замерли на клавишах. Спустя секунду он заметил, что теперь он в музыкальном салоне не один. Он открыл глаза.
— Привет! — сказала Мири, устроившаяся на высоком табурете для слушателей. Сегодня она заплела волосы: в зеркале он увидел длинную медную косу, сверкающую у нее за спиной. На ней была рубашка теплого желтого цвета и мягкие брюки цвета любимого вина Шана: подобающий наряд для долгой встречи с историком клана. Она подалась вперед, пристально вглядываясь в его лицо. — Ты в порядке?
— Кажется. — Он глубоко вздохнул и улыбнулся. — Да.
— Хорошо. — Она поерзала на табуретке. — Пришла сказать тебе, что получила перерыв в этих бесконечных вопросах и ответах. Историк сказал, что продолжит после ленча. Ну уж нет: у меня и так голова раскалывается из-за того, что пришлось вспоминать то, что происходило, когда мне было три года. Еще вчера я клятвенно заверяла бы, что ничего об этом не знаю.
Она резко встала.
— Я собираюсь пойти в лагерь наемников и попробовать найти кого-нибудь из «Гирфалька». Может, Джейса.
Мири начала кусать губу. Вал Кон прислушался к ее мелодии, звучавшей в его сознании, и услышал ноты усталости и грусти.
— Я знаю, что ты не в восторге от Джейса, — говорила тем временем Мири, — и у тебя нет оснований любить ребят из отряда. Но здесь их, похоже, ценят… — Она снова покусала губу, и аккорды ее мелодии стали сильнее и чище. — Но ты можешь пойти со мной, если хочешь.
— Хочу, — ответил Вал Кон, выключая омнихору и вставая. Он улыбнулся Мири и с облегчением увидел, как ответная улыбка растопила в ее взгляде беспокойство. — Спасибо за приглашение.
— Как ты думаешь, когда твой брат сюда прилетит? — Вал Кон тихо засмеялся.
— Тебе так быстро надоели узы клана, Мири?
Она шурилась на яркое небо, словно надеясь увидеть там «Долг». При этих словах прищуренные глаза устремились на него.
— Это надо понимать так, что ты не знаешь, — догадалась она. — Похоже, это чтение мыслей оказывается не очень эффективным средством.
— Увы! Мне предложили воспользоваться узколучевой связью клана, так что на вопрос «когда» можно было бы получить быстрый ответ. К сожалению, необходимо знать положение объекта, которому будет адресован луч, а у Шана в распоряжении вся галактика — и гиперпространство в придачу.
— Узколучевая связь стоит дорого, — заметила Мири.
— Эроб может решить, что это вполне уравновесило бы счеты.
— А, им так не терпится от нас избавиться? — Она с напускной суровостью покачала головой. — Да уж, лиадиец, ну и репутация у тебя среди твоих сограждан! А я еще боялась испортить тебе меланти!
Он рассмеялся и неожиданно отвесил ей поклон. Мири он показался приветствием меньшего большему.
— Разве я не говорил, что нас будет поддерживать твое собственное меланти?
Она ухмыльнулась, взяла его за руку — и они зашагали по душистой, нагретой солнцем траве.
— Дожидаясь историка, я немного поговорила с тель-Вости, — сообщила она, бросив ленивый взгляд на его лицо. — Он сказал, что очень хорошо знал твоего отца.
Его узор у нее в голове вспыхнул и закрутился туже.
— Похоже, весь Клан Эроб знал моего отца! — огрызнулся он.
— Что? — Она остановилась, заставив его повернуться, и всмотрелась в его лицо. — В этом есть что-то плохое?
Его узор вдруг запутался, и едкая боль разочарования судорогой свела ей живот. Отпустив его руку, она тихо вскрикнула от неожиданности.
— Мири! — Он обхватил ее за талию и бережно усадил на траву. — Шатрез, что случилось?
К вихрю его чувств примешалась еще и тревога. Вместе с болью и гневом она образовала опасную смесь.
— Ты делаешь мне больно! — с трудом выдавила она, закрыв глаза и пытаясь поймать его узор у себя в сознании. — Прекрати, босс! Твой узор…
Она похолодела от потрясения, и в следующую секунду оказалась в центре урагана красок: красный-оранжевый-желтый-зеленый-голубой-синий-фиолетовый… Радуга стремительно пронеслась мимо нее, и какое-то непонятное внутреннее чувство отметило, как дверь открывается — и закрывается.
И наступила тишина — внутри и снаружи.
— Боги! — Она судорожно вздохнула и позволила себе упасть вперед, уткнувшись лбом себе в колени. — Боги, боги, боги!
Снова выпрямившись, она открыла глаза. Вал Кон сидел перед ней, скрестив ноги и положив ладони на колени.
— Боль прошла, Мири?
Его голос был таким же спокойным, как его узор.
— Прошла. — Она облизнула губы. — Что это было? В его глазах отразилось недоумение.
— Я не имею никаких сведений. Если бы ты могла описать мне этот феномен, возможно, мы пришли бы к пониманию.
— Ладно. — Она нахмурилась. — Я сказала тебе, что тель-Вости знал твоего отца, и ты разозлился. Я поняла это по твоему узору: он весь как-то сжался. А когда я спросила тебя, чем это плохо, я вдруг пришла в ярость, почувствовала бессильную злость, словно я уже много лет бьюсь головой все об одну и ту же стенку, а она никак не поддается…
Мири со вздохом взяла его за руку и встревоженно заглянула ему в глаза.
— Похоже, я каким-то образом восприняла все это от тебя, — медленно добавила она. — Это не от узора мне было больно.
— А! — Он сжал ее пальцы. — И ты никогда раньше такого не испытывала?
— Нет… — Она чуть изменила позу, обдумывая его вопрос. — Но я никогда раньше не делала и такого, что сделала вчера, когда взяла и дотронулась до узора. Мне и в голову не приходило. Может, я… приобрела повышенную чувствительность, что ли…
После недолгого молчания он сказал:
— Или, может быть, Присцилла, которая у нас все-таки драмлиза, могла сделать… что-то, чтобы я обязательно услышал Шана.
Мири задумчиво моргала.
— В этом тоже что-то есть, правда? А ты не можешь определить… Ну конечно, не можешь!
— Я… ощущал твои отчаяние и безнадежность, тогда, на Ярмарке, — тихо сказал Вал Кон. — Но было совершенно ясно, что они исходят от тебя. Я не ощущал твои эмоции, как свои собственные.
Почувствовав в нем нечто, похожее на зависть, Мири тихо рассмеялась и ласково сжала его пальцы.
— Оно и к лучшему. Но ты заговорил об экстренной ситуации. Может, в этом и есть разгадка. С твоим отцом была связана какая-то экстренная ситуация?
Вал Кон вздохнул и, подняв руку, отбросил со лба прядь волос.
— Только такая, что он потерял свою спутницу жизни — мою мать — от руки наемного убийцы и, получив Совет Делма, оставил свой клан и своего наследника в руках своего брата Эр-Тома. Он улетел куда-то далеко, чтобы найти возможность свести счеты.
— И больше не давал о себе знать, — договорила за него Мири, качая головой. — Тель-Вости назвал это «гадким делом».
— Тель-Вости даже сам не подозревает, насколько он прав, — пробормотал Вал Кон. — Альтернативы, выяснившиеся во время Совета Делма, заключали в себе войну с Земной партией, нанявшей убийцу…
— Что было бы равносильно войне с Землей. — Мири нахмурилась. — Это была бы ошибка.
— Мой отец тоже так решил. Поэтому он выбрал второй вариант, не такой быстрый и надежный, но в случае успеха более плодотворный. — Он вздохнул. — По крайней мере так говорится в «Дневниках Клана Корвал». Сам план там не изложен.
Он отвел глаза, но потом снова встретился с ней взглядом.
— В соответствии с традицией, если человек не дает о себе знать в течение двенадцати лет, он считается умершим для клана и в качестве даты его смерти регистрируется дата бегства. В соответствии с традицией глава рода делает объявление о смерти и вносит соответствующую запись.
