— Это — Чен, — сказала капитан. — Он займется твоими порезами и сотрет татуировки, все в соответствии с приказом.

Она приостановилась и прижала палец к своей щеке там, где у него была нчака.

— Об этом не тревожься. Человек сам хозяин своим шрамам. Но татуировки делают тебя похожим на икстранца, тогда как ты — солдат Первого Литаксинского Нерегулярного. Раз командор Кармоди считает тебя такой ценностью, не годится, чтобы тебя пристрелили свои, так, Джейс?

— Совершенно верно, капитан Рыжик! Чен, по-моему, с усами он будет очаровашка.

— Сделаем, что сможем, — спокойно согласился медик, подходя к Нелирикку с переносным диагностом. — Ну, сынок, закатай-ка рукав, и мы посмотрим, из чего ты сделан.

Нелирикк со вздохом послушался. Когда он снова поднял голову, в помещении с ним остались только медики.

День был ясный, солнце стояло высоко, сверкающий воздух бодрил. Хранитель с наслаждением наполнил им легкие и зашагал по мягкой полосе цемента к жилищу Анжелы Лизарди, Отставного Старшего Командора Расформированного Отряда «Психи».

Т'карэ, его брат Точильщик, не сопровождал его в этом полете. Они решили, что две стайные черепахи, появившиеся в районе, где нелюди бывают редко, вызовут разговоры среди местного населения. Что еще хуже, необычность такого зрелища наверняка останется в памяти. В интересах стаи и ее человеческой родни было не оставлять излишне отчетливых воспоминаний на случай, если кто-то вроде Герберта Алана Костелло, скупщика тайн для Хунтавас, разыщет это место и начнет расспросы.

Вот почему Хранитель пришел в дом Анжелы Лизарди один, с посланием от Т'карэ к Старейшине и еще одним, предназначенным для передачи Мири Робертсон и Вал Кону йос-Фелиуму, если Старейшина сочтет уместным, чтобы Хранитель увиделся и поговорил с этими ценными персонами.

Номера на дверях отсчитывались так: 352, 354, 356. Дверь под номером 358 оказалась крепче тех дверей, на которых значились другие номера. Она была вытесана из дерева, а не отлита из пластика. Эта дверь была испещрена шрамами и царапинами, побита непогодой. Она стояла перед Хранителем с замкнутым равнодушием Старейшины, выполняя свои обязанности, недоступные для понимания жалкого Седьмого Панциря.

Остановленный дверью Хранитель стоял, устремив мечтательные глаза на покрытую шрамами дверь, внимая ужасающему достоинству преграды. Спустя некоторое время, когда это показалось ему уместным, он поднял руку и очень осторожно прижал палец к белой кнопке, утопленной в косяке двери.

За испещренным царапинами немолодым деревом раздалась музыкальная трель из высоких быстрых нот. Хранитель ждал.

Спустя какое-то время ему показалось уместным еще раз нажать на кнопку. Снова заиграла музыка.

Свет заметно померк, когда Хранитель нажал на кнопку в третий раз. Далеко за дверью зазвучала музыка. А рядом с ним заговорила другая музыка:

— Леди уехала.

Помня о хрупкости даже совсем взрослых людей, Хранитель очень осторожно повернулся. Так же осторожно посмотрел вниз.

У его колена стоял человечий черепашонок. Поднятое вверх личико походило на цветок, карие глазки были широко распахнуты.

Люди считали стайных черепах громкоголосыми. Хранитель приложил все усилия, чтобы его голос стал меньше.

— Я ищу Анжелу Лизарди, хорошенькая черепашка. Вы говорите, что она оставила свой дом?

Шелковая розовая кожа наморщилась: пушистые коричневые брови сдвинулись.

— Леди-Лиззи уехала, — уверенно заявила малышка. — Мама сказала. Мне нравится Леди-Лиззи.

— Ваше чувство делает вам честь, — серьезно проговорил Хранитель. — А вы знаете, когда Леди-Лиззи оставила это место?

Личико снова наморщилось, глаза затуманило раздумье. Хранитель почтительно стоял, ожидая результата ее раздумий.

— Дилли!

Второй голос оказался старше, резче. Хранитель отвел взгляд от черепашонка и обнаружил, что на него, ребенка и дверь надвигается какая-то женщина.

Женщина бросилась прямо к черепашонку, наклонилась, схватила ее за руку и выпрямилась с такой силой, что ребенок на пару дюймов оторвался от мягкого цемента.

— Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты не разговаривала с незнакомыми? — спросила женщина у ребенка, и Хранитель ясно различил в ее голосе раздражение и гнев.

— Черепашонок оказала мне услугу, — сказал он. Женщина перевела взгляд на него и отступила на шаг, таща с собой ребенка. — Я принес послание для Анжелы Лизарди, а черепашонок говорит мне, что ее нет дома. Вы не знаете, в какой день ожидается ее возвращение?

Женщина моргнула и рывком притянула к себе ребенка.

— Лиз уехала неожиданно, пару дней назад. Оставила мне записку, чтобы я присматривала за ее квартирой. Когда я только переехала на эту улицу, мы присматривали за квартирой друг друга. Тогда Лиз больше ездила. А куда она уехала на этот раз и когда вернется… — Женщина покачала головой и отступила еще на шаг. — Она не сказала. И не мое это дело. Она просто попросила, чтобы я присматривала за ее домом.

— Понимаю, — ответил Хранитель, не забыв понизить голос. — В мои намерения не входило отвлекать вас от дел. Я…сожалею, что не застал Анжелу Лизарди дома. Возможно, я найду ее дома в другой раз.

Женщина нахмурилась и оттащила ребенка себе за спину, не выпуская при этом ее руки.

— Если бы я была на вашем месте и захотела передать Лиз что-то, я бы направилась в Гильдию солдат и справилась бы там. Может быть, она оставила им координаты, по которым ее можно будет найти.

— Благодарю вас, — проговорил Хранитель, наклоняя голову. — Ваше предложение имеет ценность.

— Рада, что могла помочь, — сказала женщина и, резко повернувшись, подхватила черепашонка на руки и быстро побежала по дорожке.

Хранитель задержался, чтобы проанализировать свои действия, но не нашел в своих словах или позе чего-то такого, что сказало бы женщине об опасности. Тем не менее он пришел к выводу, что там, где речь идет о безопасности черепашонка, взрослому подобает проявить семикратную осторожность.

Итак, Гильдия солдат. Он решил, что знает местоположение этого здания: на противоположном конце города. Сначала он отправится к своему брату Точильщику и доложит о событиях, происшедших у дома Анжелы Лизарди. Особенно подробно он расскажет о Старшей Двери и мудром черепашонке. А потом они вдвоем могут выйти в прохладу вечернего Лафкита и вместе отыскать Гильдию солдат.

Нелирикк вышел из роскошного автоврача излеченным, бодрым и с чистым лицом, на котором оказалась только нчака и неожиданный ежик шелковистых темных волос, обильно выросших между носом и ртом. Волосы на голове также переросли солдатский бобрик, на поддержание которого у него уходило столько трудов, и теперь превратились в волнистую шевелюру длиной чуть ли не в четыре пальца.

Соскребая с подбородка щетину бритвой, выданной ему на Главном складе вместе с кожаным костюмом, таким же, какие видел на других, он рассматривал в зеркале свою новую физиономию.

Глаза — темно-синие в опушке густых коротких ресниц — остались прежними, но ярко выделялись на обнаженном пространстве лица. Нчака… это оставалось утешением, хотя и превратилась в едва заметную коричневую ниточку на ровной смуглоте открывшейся кожи. Борода, та самая борода, которая донимала его все двадцать пять циклов его жизни, теперь успокаивала. Заканчивая бритье, он решил, что узнает себя, если неожиданно увидит собственное отражение.

Некий Уинстон — Нелирикк принял его за ветерана-солдата — появился, когда он заканчивал завтрак, и час длилась проверка: сигналы, опознавательные знаки, знаки отличия и пароли — пока старый солдат не объявил, что доволен.

— Хорошо. Изволь все это крепко помнить, слышишь? Не хотелось бы тебя пристрелить из-за того, что ты не отозвался на пароль.

Помня о своем статусе новобранца, Нелирикк повторил салют, который ему показали.