— Сколько всего пассажиров на «Грейт-Истерне»?

— Тысяча двести или тысяча триста. «Население большого предместья!» — подумал я. Около половины двенадцатого показался тендер, переполненный пассажирами. Тут были, как оказалось, и калифориийцы, и канадцы, и перуанцы, и южные американцы, и англичане, и немцы, и, наконец, два-три француза.

Как на самых замечательных из числа прибывших мне указали на знаменитого Цирува Филда из Нью-Йорка, на уважаемого Джона Розе из Канады и на некоторых других. Основатель «Общества эксплуатации „Грейт-Истерна“» некий Жюль Д., внесший в предприятие двадцать тысяч франков, тоже был на пароходе.

Подойдя к трапу штирборта, тендер остановился. Началась высадка пассажиров и переноска багажа; это происходило, однако, без всякой суеты, словно каждый входил в свою собственную квартиру.

Поднявшись на палубу, каждый пассажир первым долгом отправлялся в столовую, чтобы положить на один из приборов свою визитную карточку или просто клочок бумаги, на котором карандашом было написано его имя. Этого было достаточно, чтобы удержать постоянное место за столом. Кстати, в это время подавали завтрак, и через несколько минут все места были заняты.

Я остался на палубе, чтобы проследить подробности отплытия. К половине первого весь багаж был перегружен. Огромные ящики и тюки с товарами лежали рядом с изящными саквояжами; тут были и мешки всевозможной величины, и английские или американские чемоданы, которые отличаются своей роскошью, блеском медных украшений и толстыми парусиновыми чехлами с большими инициалами. Но вскоре все это было убрано; рабочие и носильщики спустились на тендер, который тотчас отчалил от «Грейт-Истерна», осыпав его борта потоком брызг.

Я направился на носовую часть корабля, как вдруг увидел того самого молодого человека, который привлек мое внимание на пристани Нью-Принца. Заметив меня, он остановился и подал мне руку.

— Фабиан! — воскликнул я, здороваясь с ним, — Вы ли это?

— Я, дорогой мой друг!

— Значит, это вас я видел на пристани несколько дней тому назад?

— Вероятно, — сказал он, — только я вас не заметил.

— Вы отправляетесь в Америку?

— Да. Я решил, что лучше этого путешествия ничего нельзя придумать для отпуска в несколько месяцев.

— Какая счастливая случайность, что для своего путешествия вы выбрали «Грейт-Истерн»!

— Это вовсе не случайность, дорогой друг. Прочтя в газетах ваше имя в числе пассажиров «Грейт-Истерна», я решил попутешествовать в вашем обществе, тем более что мы с вами не виделись уже несколько лет.

— Вы прямо из Индии?

— Да, третьего дня я прибыл в Ливерпуль на «Годи-вере».

— Какова же цель вашего путешествия, Фабиан? — спросил я, всматриваясь в его бледное и грустное лицо.

— Немножко развлечься, если это возможно, — ответил капитан Мак-Эльвин, с чувством пожимая мне руку.

Расставшись со мной, Фабиан отправился посмотреть каюту Э 73, обозначенную на его билете, я же продолжал свои наблюдения.

Из широких труб парового корабля клубился густой дым; пар, вырывавшийся с оглушительным свистом из выводных труб, в виде мельчайших капель падал на палубу. Шум воды показывал, что производилась проба машин. Инженер объявил, что давление достаточное и что можно двинуться в путь.

Когда пришло время поднимать якоря, то оказалось, что сделать это чрезвычайно трудно, так как корабль под влиянием прилива и сильного юго-западного ветра крепко натянул цепи. Якорная лодка подошла к цепям, но ее кабестанов было недостаточно, и пришлось пустить в ход механические приспособления, которыми располагал «Грейт-Истерн».

На передней части корабля находилась машина в семьдесят лошадиных сил, специально предназначенная для поднятия якорей. Стоило только наполнить цилиндры паром, чтобы тотчас же получить сильное давление, непосредственно направленное на кабестаны. Но эта машина, несмотря на всю свою силу, не могла ничего сделать без посторонней помощи. Капитан Андерсон поставил около пятидесяти матросов, которые должны были вертеть шпиль. Якоря стали медленно подниматься.

В это время я был в числе других пассажиров на рангоуте. Мы внимательно следили за всеми подробностями этой процедуры. Стоявший возле меня путешественник был, по-видимому, чрезвычайно недоволен той медлительностью, с которой производилась работа. Он то и дело пожимал плечами и подсмеивался над несостоятельностью машины. Небольшого роста, худой, нервный, с крошечными глазками, человек этот обладал необыкновенной способностью во всем подмечать смешную сторону, вследствие чего ироническая улыбка не сходила с его лица. Когда я узнал его ближе, он оказался приятным собеседником.

— Ведь я думал до сих пор, — сказал он, обращаясь ко мне, — что машины существуют для облегчения работы людей, а тут, оказывается, люди помогают машинам!

Я собирался ему ответить, как вдруг раздался страшный крик.

Собеседника моего и меня с силой отбросило вперед. Матросы, работавшие у шпиля, все до единого были сбиты с ног; одни поднимались, а другие лежали без движения на палубе.

Оказалось, что шестерня колеса лопнула, а кабестан, под тяжестью цепей повернув назад, сбил с ног матросов, нанеся им сильные удары в грудь и в голову; четверо матросов были убиты и двенадцать ранены. В числе последних оказался и начальник экипажа, шотландец из Данди. Все бросились на помощь к несчастным. Раненые были перенесены в лазарет, устроенный в задней части корабля, четверых же убитых нужно было перевезти на берег. По сигналу, данному с «Грейт-Истерна», тендер повернул обратно и через несколько минут снова пристал к кораблю. На «Грейт-Истерне» эта катастрофа не произвела сильного впечатления, так как англосаксы, вообще довольно равнодушно относящиеся к смерти людей, в погибших матросах видели не что иное, как сломанные спицы колеса, которые можно заменить другими.

Я подошел к борту. Лестница была еще спущена, Четыре трупа, обернутые в одеяла, были положены на палубу тендера. Один из докторов, служивших на корабле, должен был проводить их до Ливерпуля и как можно скорее вернуться обратно.

Как только тендер отошел, матросы принялись за мытье палубы, забрызганной кровью.

Один из пассажиров, слегка раненый осколком вымбовки, тоже высадился на тендер, не желая далее оставаться на «Грейт-Истерне».

— Хорошее начало, нечего сказать, — промолвил господин с иронической физиономией, стоя позади меня.

— Напротив, очень плохое, — ответил я ему. Затем я спросил, с кем имею честь говорить.

— Я доктор Питферж, — сказал он, и таким образом мы познакомились.

Снова приступили к поднятию якорей. С помощью лодки, предназначенной для этого, их удалось наконец сдвинуть с места. На башне Беркенхеда пробило четверть второго. Надо было торопиться с отплытием, чтобы воспользоваться приливом. Капитан и лоцман поднялись на мостик. Один из лейтенантов встал у сигнального винтового аппарата, другой у сигнального аппарата колес, штурман поместился между ними около маленького колеса, приводящего в движение руль.

Кроме того, еще четыре штурмана были приставлены к большим рулевым колесам, чтобы пустить их в ход в случае слабого действия паровой машины.

Наконец раздалась команда к отплытию. Медленно стали работать колеса, вода позади заволновалась, зашумела от действия гребного винта, и огромный корабль двинулся вперед.

Передний рангоут был занят пассажирами, рассматривавшими окрестности.

Река Мерси была загромождена стоящими на якорях и снующими взад и вперед судами, но, руководимый опытным кормчим, корабль умело лавировал между ними. Был момент, когда мне казалось неизбежным столкновение с трехмачтовым судном, однако все обошлось благополучно, к счастью для него, так как в сравнении с «Грейт-Истерном» оно казалось одной из тех маленьких лодочек, которые дети обыкновенно спускают в бассейнах Грин-парка или Серпентейн-Ривер.