Рассердившись на вновь хлынувшие слезы, попятилась, постояла минуту, стройная, гордая, сильная.

— Можешь верить моему слову. Какие бы чувства я в тебя ни вселила своим искусством, освобожу от них. Освобожу от себя, от всего, что мы сделали вместе.

Закрыла глаза, вскинула руки:

— Насланная любовь ложная. Не возьму, не хочу невозможного. Чары развеяны, ничего не потеряно. Пусть память и сердце меня забудет. Как захочу, так и будет.

Глаза открылись, сверкая новыми слезами.

— Ты лучше, чем думаешь, — тихо проговорила Моргана. — И хуже того, каким можешь быть.

Сердце бешено колотилось в груди.

— Пожалуйста, не уходи так…

Она улыбнулась:

— Полагаю, я имею право хотя бы на драматический уход.

Стоя в нескольких футах, он мог бы поклясться, что почувствовал прикосновение губ.

— Будь благословен, Нэш, — сказала она.

И ушла.

Он, несомненно, сходит с ума. День за днем мечется по дому и по участку. Ночь за ночью беспокойно ворочается в постели.

Она сказала, что освобождает его, почему же он не свободен?

Почему непрестанно думает и желает ее? Почему до сих пор видит, как она смотрела на него в последний раз с болью в глазах, со слезами?

Чары не сняты? Нет, это неправда.

Через неделю сдался, поехал к ее дому. Пусто. Пошел в магазин. Минди холодно и неприветливо сообщила, что Моргана уехала, не добавив, куда и когда вернется.

Следовало бы почувствовать облегчение, отбросить раздумья, вернуться к прежней жизни.

Но, бродя по берегу, Нэш воображал, что Моргана идет рядом, между ними ковыляет ребенок.

Поэтому он улетел в Лос-Анджелес.

Надеялся, что в суете, в толпе, в городском шуме будет лучше. Пообедал со своим агентом, обсуждая подбор актеров для фильма по новому сценарию. Ходил один в клубы, слушал смех и музыку. Засомневался, не совершил ли ошибку, перебравшись на север. Может быть, его место в сердце большого города, среди незнакомых людей и многочисленных отвлекающих факторов?

Через три дня всей душой потянуло домой, к шуму ветра и плеску воды. К ней.

Вновь отправился в магазин, безжалостно пытал Минди под шушуканье пятившихся от прилавка покупателей. Минди не дрогнула.

На грани безумия остановил машину на дорожке Морганы, долго смотрел на дом. Прошел почти месяц, возникла надежда на скорое возвращение. Здесь ее дом, работа.

Черт побери, здесь он ее ждет.

На заходе солнца уткнулся в руль локтями, положил голову на руки, признал неопровержимый факт: ждет. Причем не для рациональной беседы, в чем пытался убедить себя в последние недели.

Ждет, чтобы умолять, обещать, бороться, любыми способами вернуть то, что было. Снова вернуть в свою жизнь Моргану.

Взял в руку камни, которые по-прежнему носит на шее, задумался, нельзя ли связаться с ней силой воли. Стоит попробовать. Лучше, чем давать в газеты объявления. Зажмурился, полностью сосредоточился.

— Будь я проклят, знаю, услышишь, если захочешь. Если я идиот, это еще не причина для…

Почувствовалось присутствие. Реально почувствовалось. Нэш осторожно открыл глаза, взглянул в насмешливое лицо Себастьяна.

— Кого я вижу? — протянул тот. — Любитель ночных бдений?

Не успев подумать, он распахнул дверцу, потребовал ответа, вцепившись в рубашку:

— Где она? Ты знаешь и скажешь мне, так или иначе.

Взгляд Себастьяна опасно потемнел.

— Осторожно, дружище. Я давненько жду случая повстречаться с тобой с глазу на глаз.

Приятно слышать намек на хорошую драку.

— Ну, тогда…

— Ведите себя прилично, — приказала Анастасия. — Оба. — Развела их в стороны нежными руками. — Наверняка с удовольствием расквасили бы друг другу носы и наставили фонарей под глазами, только я этого не потерплю.

Нэш разочарованно сжал кулаки:

— Я желаю знать, где она.

Себастьян, пожав плечами, прислонился к капоту, скрестил ноги:

— Твои желания большого веса не имеют.

Ана вновь втиснулась между ними.

— Вид у тебя довольно потрепанный, старина. — Себастьян испытывал бесконечное удовольствие. — Совесть заговорила?

— Брат, — строго, но с сочувствием проговорила Ана, — не язви. Разве не видишь, что он несчастен? Сердце кровью обливается. — Она взяла Нэша за локоть: — И влюблен.

Себастьян коротко рассмеялся в ответ:

— Не позволяй подлецу разжалобить тебя.

Она бросила на кузена нетерпеливый взгляд:

— Ради бога, только посмотри.

Тот неохотно покосился, глаза потемнели, рука крепко вцепилась в плечо. Нэш не успел вырваться.

— Святители небесные, правда! — Себастьян опять засмеялся. — Тогда за каким чертом кашу заварил?

— Не обязан перед тобой объясняться, — буркнул Нэш, рассеянно стряхнув руку с плеча, словно обожженного солнцем. — Все, что могу сказать, ей скажу.

Себастьян смягчился, хотя не нашел никаких оснований облегчать ему дело.

— По-моему, ей кажется, что ты уже сказал все, что мог. Полагаю, она не в том состоянии, чтобы снова выслушивать гнусные обвинения.

Сердце заледенело.

— В каком состоянии? Она больна?

Кузены переглянулись так быстро и скрытно, что Нэш ничего не заметил.

— Нет, — ответила Ана, стараясь не злиться на Моргану, которая явно не сказала ему о ребенке. — Фактически вполне здорова. Себастьян имеет в виду, что она расстроена вашей ссорой.

Пальцы разжались, вернулось дыхание.

— Хорошо, — кивнул Нэш. — Мольбы хотите слышать? Ладно. Умоляю. Должен ее увидеть. Поползу на карачках. Если она пинком меня вышвырнет, буду жить с этим дальше.

— Моргана в Ирландии, — сказала Ана. — У наших родителей. — На губах засияла чудесная улыбка. — У вас паспорт есть?

Хорошо, что приехала. В Ирландии целебный воздух, будь то ласковый ветерок, веющий с холмов, или буйный хлесткий ветер с Ла-Манша.

Зная, что скоро пора возвращаться и заново склеивать жизнь, Моргана благодарна за эти недели, позволившие оправиться.

За свидание с родными.

Сидя на подоконнике в материнской гостиной, чувствуешь себя дома, в мире и покое. В лицо светит лучистое солнце, которое бывает только в Ирландии. За гранеными оконными стеклами — утесы, круто обрывающиеся над каменистым берегом с набегающими волнами. Под другим углом видна расположенная уступами лужайка, заросшая зеленой-зеленой травой, усыпанная качающимися на ветру цветами.

В другом конце комнаты сидит мать, рисует. Уютный момент сладко напоминает о детстве.

Мать почти не изменилась за прошедшие годы. Волосы такие же темные и густые, как у дочери, но коротко подстрижены и гладко обрамляют лицо. Нежная кожа с прекрасным ирландским румянцем. Кобальтовые глаза часто туманятся, но видят зорко.

При взгляде на нее нахлынула могучая волна любви.

— Какая ты красивая, мама.

Брайна с улыбкой подняла глаза:

— Спорить не стану. Очень приятно слышать это от взрослой дочки. — В голосе слышится мелодичный акцент ее родной страны. — Знаешь, как мы все счастливы здесь тебя видеть?

Моргана поставила ногу на подоконник, обхватила руками колено.

— Знаю, как я здесь счастлива. И благодарна, что вы не задаете вопросов, которые страшно хотите задать.

— Чего мне стоило заткнуть рот твоему отцу! Он тебя обожает.

— Знаю. — Глаза опять наполнились слезами. — Извини. Настроение то и дело меняется. — Она встала, тряхнув головой. — Кажется, не могу себя контролировать.

Брайна протянула руки:

— Милая… Мне можешь все рассказать, с начала до конца. Когда будешь готова.

— Мама… — Моргана опустилась перед ней на колени, прижалась, почувствовала на голове ласковую руку, улыбнулась, скрыв слезы. — Только недавно поняла, как мне повезло с тобой, с вами. С тем, что меня любят, берегут, заботятся. Я никогда, как следует, не благодарила за это.

Брайна озадаченно обняла дочь:

— Родные и должны любить, беречь, заботиться.