Женщина. Это была одна только уловка для возбуждения сострадания. Господи! Послушаешь, куда как много он страдал от своей раны.

Мещанин. Воля ваша, приятели, все это мне кажется что-то не очень ясным, и хотя говорят о том монахи, я не верю...

Женщина. Так какой же вы после этого христианин? Вы, еретик, если не верите первым основаниям религии. Санта-Кармен! Вы мне страшны! Пресвятая Дева, помилуй мя! Он не верует!..

Мещанин (вспомнив об участи Флореса и смотря, далеко ли он от вала). Сеньора, я всему верую, я ставлю свечу в тридцать фунтов Богородице Пиларской, я ношу четки, видите.

Множество голосов. Точно ли? — посмотрим четки, — это, может быть, масон!

Мещанин (крайне бледный). Вот, господа, вот они, смотрите. — А вот еще письмо, писанное ко мне от настоятеля Сан-Жуанского. Смотрите, господа, читайте!

Множество голосов. Мы не умеем читать. Еретик морочит нам глаза. В море масона! Это должен быть масон.

Бросаются на мещанина, но в эту минуту пение монахов, сопровождающих шествие, слышится явственнее, и народ, покидая мещанина, который убегает в шинок, теснится в первые ряды.

Женщина. Ах! Какое благополучие, Пресвятая Дева! Вот процессия. Нам хорошо здесь будет, Жуана, смотри-ка, у самого почти эшафота. Скажи, голубушка, там, кажется, две лестницы?

Жуана. Без сомнения, так как этот окаянный командовал некогда королевским кораблем, то для него умилостивились сделать особливую лестницу, и он не пойдет по той, которая назначена палачу, это все-таки приятнее.

Мужчина. Демонио! Какая несправедливость! Предоставляют это право отступнику, а может быть мне откажут в этом.

Жуана. Смотри, Пепа, вот францисканцы несут гроб его. Господи! Как они безобразны: как глаза их блестят из-под капюшонов.

Пепа. Вот позади идет палач. Пресвятая Дева! Он не дурен для палача; красный цвет ему очень идет. Только, как он бледен!

Жуана. Очень не мудрено, это палач из Кордовы, заступивший место нашего, ему надобно время, чтобы оглядеться, и потому позволительно быть немного застенчивым, ибо здесь еще не привыкли к нему.

Мужчина. Скажите, голубушки, вы видите Хитано?

Жуана. Нет, сын мой. Вот хоругви монастыря Сан-Жуана, за ними идут сержанты с заряженными карабинами, а там... (обращаясь к Фазильо, который, завернувшись в плащ, проходит и грубо ее толкает локтями). Осторожнее, молодой человек, вы чуть было меня с ног не сбили, Святая Дева! Опять! Ну, встаньте, пожалуй себе, передо мной, к самому эшафоту, лучшее место, (тихо Пепе). Пепа, какой взгляд, глаза так и сверкают под шляпой.

Пепа. Это может быть сын одной из жертв окаянного, который пришел потешиться его казнью; это очень естественно. Но вот он! После дня причащения Святых Тайн, сей день для меня наилучший, Жуана. Благодарю тебя, Святая Дева, за доставление мне такого удобного места.

Множество голосов. Ах! Браво! Демонио! Проклятая собака! Смерть Хитано! Смерть!

Мужчина. Я даю двадцать пиастров за то, чтобы заступить место палача.

Другой мужчина. Я даю сорок, но я хотел бы его зарезать, чтобы видели кровь его.

Женщина (бросая богатые четки к ногам алькада). Эти четки стоят сорок пистолей, я жертвую ими Богородице, с тем, чтобы мне позволили умертвить нехристя.

Фазильо (растаптывая четки и схватив сильно за руку женщину). Молчи, женщина! Если жизнь тебе еще не постыла, молчи!

Хозяйка четок. Господи, Боже мой! Помогите, этот мальчишка мне ногти всадил в тело. Посмотрите, кровь течет.

Множество голосов. Тише! Полно-те вам, тише!

Идет Хитано, обремененный цепями. Он опирается на священника и вертит меж пальцев жасминную ветвь.

Мужчина. Наконец, вот и он! Не правда ли, приятель, что палач бледнее его?

Жуана. Иисусе! Отступник не хотел взять монаха; его сопровождает священник. Какой соблазн!

Один голос. Господа, вы впереди и вам виднее, скажите, как он одет?

Жуана. Весь в черном; он опирается на священника, потому что, видно, терпит от раны; да и цепи тяготят его! Господи! Вместо того, чтобы думать о вечности, он преспокойно себе нюхает жасмин.

Мужчина. Беззаконник! И в ус не дует. Смерть! Смерть!

Священник (приподнимая цепи Хитано). Вам, должно быть, очень трудно, обопритесь на меня. Увы! Мы уже близко...

Хитано. К концу нашего пути... Но отсюда, какой веселый вид! Можно обозреть весь берег Сан-Лукара; прелестное зрелище!

Множество голосов. Смерть собаке! — Разрубить его по кускам.

Хитано. Не разберешь всех их криков; скажите мне, любезный священник, разве недавно выстроены эти новые батареи?

Священник. Да, но думайте...

Хитано. О смерти? О! Мой почтенный друг, вот этот приятель в красном камзоле думает за меня, довольно одного.

Мужчина. Распять его на кресте! Изжарить на горячих угольях!

Хитано. Из этих людей не легко сделать народ. Как солнце ясно! Как чисты небеса!

Священник. Да, мой друг, мой сын, Небеса; помышляйте о Небесах.

Хитано. Но, вот мы и дошли; прощайте, мой друг, дайте мне еще раз вашу руку. Примите этот цветок; вот все, что я имею, берегите его. Прощайте, мой почтенный друг.

Священник. Ах! С какой твердостью, с такой силой души! Какая участь могла ожидать вас!

Хитано (отирая слезу). Правда, это странная участь.

Голос из толпы. О! Малодушный, он плачет. Смерть малодушному!

Хитано (продолжая с улыбкой). Непостижимая вещь! Горькой насмешкой рока, под ножом только палача, я нашел искреннее участие, какого так пламенно искал в продолжение бурной моей жизни, тогда только я нашел Фазильо, Розиту и вас. От чего порой зависит добродетель? Добродетель! Вы заставили меня ей верить, добрый старец.

Народ. Смерть! Окаянный! Беззаконник! Почему долго медлят! Смерть!

Палач. Господин Хитано, народ теряет терпение.

Хитано. Мне очень прискорбно будет заставить ждать его милость, (протягивая руку к священнику). Прощай, мой друг.

Священник. Я вас еще не оставлю.

Хитано (ставит ногу на ступень лестницы, Фазильо подходит к нему, хватает его руку и говорит глухим голосом). Прощайте, командир, вы будете отомщены, отомщены ужаснейшим образом! Отомщены над всей этой чернью, и мною, одним мною. Теперь, умрите, я могу видеть вашу смерть не бледнея.

Тут молодой человек опускает складки своего плаща, выпрямляет голову, щеки его горят, и он обозревает толпу орлиным взглядом.

Хитано (тихим голосом, поднимаясь по ступеням). Прощай, саго mio, Фазильо!

Жуана. Пресвятая Дева! Пепита, видела ли ты: этот молодой человек со сверкающими глазами говорил с проклятым?

Пепа. Я видела; он, конечно, укорял его в каком-нибудь преступлении; посмотри, какой у него теперь веселый вид, когда хотят надеть на шею окаянному его последний ошейник.

Мужчина. Ах! Вот, наконец, проклятый в креслах. Ты долго тут просидишь, если надобно будет тебе самому встать на ноги, собака!

Другой мужчина. Ах! Слава Богу, его шею вкладывают в железный обод, прикрепленный к шесту.

Жуана. Пресвятая Дева! Уж его затягивают (обращаясь к народу). Но, господа, его уже душат?

Мужчина. Ну, что ж!..

Жуана. Но он святотатец? Нам надобно руку; нас обманывают, нас грабят.

Толпа. Конечно, руку, руку святотатца! Руку прежде смерти!

Громкий ропот, крики, волнение; палач, начинавший завертывать гайку на винте железного ошейника, останавливается. Алькад советуется с Юнтой.

Алькад. Точно, мы позабыли, это наша ошибка.

Член Юнты. Эдак мы никогда не окончим; это продолжится еще два часа, а у каждого из нас свои занятия.