Кусты по обе стороны каменной арки кладбища выросли выше моего роста. Железные ворота были распахнуты настежь и покрылись ржавчиной. Внутри, однако, я не заметил ожидаемого запустения и буйных зарослей сорняков. Их подстригали овцы и козы, которые стояли тут и там, как статуи, посеребренные лунным светом.

Я вскрикнул и рванулся вперед.

Могила моей матери зияла, как темно-коричневый зев. На дне виднелась черная вода. Гроб стоял у одной из стенок ямы. Очевидно, кто-то вынул его, а затем небрежно швырнул назад, и он застрял торчмя в жидкой грязи. Крышка гроба была отброшена. Он был пуст.

— Спокойно, Дэн, — произнесла стоящая сзади Алиса.

— Не стоит так волноваться.

— Вот они, ваши нимфы и боги Нового Золотого Века! Грабители могил! Вурдалаки!

— Не думаю. Им не нужны ни деньги, ни драгоценности. Давайте осмотрим все кругом. Должно быть какое-то иное объяснение.

Мы осмотрелись. И увидели Козла Плаксивого. Он сидел, прислонясь спиной к надгробью. Козел был таким большим, черным и неподвижным, что казался отлитой из бронзы составной частью памятника. И еще он был похож на «Мыслителя» Родена — «Мыслителя» в котелке на голове и набедренной повязке. Но было в нем нечто живое — глаза, в которых блестели слезы.

— Скажите, пожалуйста, — спросил я взволнованно.

— Зачем раскопаны все эти могилы?

— Благослови вас Господь, мой мальчик, — произнес он со слегка провинциальным акцентом. — Видать, здесь погребен кто-то из ваших близких?

— Моя мать.

Слезы еще обильнее полились из его глаз.

— Главное — вера, мой мальчик. Правильно? И вы будете счастливы, когда я поведаю вам преславную новость. Видите ли, здесь погребена моя собственная любимая жена.

Я совсем не узревал ничего, что сделало бы меня счастливым, но предпочел помолчать и подождать, что он скажет дальше.

— Да-да, мой мальчик, извините уж, что я так вас называю. Ведь я все-таки — ветеран американо-испанской войны и старше вас на не так уж мало лет. По сути, не будь этого благословенного пришествия Мэхруда — да хранит его Господь — я бы давно уже помер от старости, и кости мои покоились бы на барже вместе с останками жены моей и…

— Какой барже? — не выдержал я.

— Вы что с луны свалились? О, да вы — новенький, — понял Козел. — Еще раз объясняю. Главное — вера, мой мальчик. К утру вы должны поспеть в Онабак, чтобы не пропустить отправления баржи, груженой костями. Можете не сомневаться, это будет великий праздник. Будет много Отвара, жареного мяса и любовных утех — хватит, по меньшей мере, на целую неделю.

После долгих расспросов я выяснил, что Мэхруд велел выкопать останки всех покойников, имеющихся в этой долине, и переправить их в Онабак. Завтра утром баржа, груженая костями, переправится через Иллинойс и доставит останки на другой берег реки. Что произойдет дальше, неизвестно даже мелким божкам, хотя они все равно ничего бы не сказали. Но все уверены, что Мэхруд вознамерился воскресить всех покойников, поэтому спешат туда, чтобы стать очевидцами такого великого события.

От этой новости настроение мое заметно улучшилось. Если на дорогах и в самом городе будет много людей, то затеряться в толпе не составит особого труда.

— Дети мои, по мне, Все-Бык слишком уж много на себя берет. Вряд ли ему удасться воскресить покойников. И куда денется людская вера в него? И что станется со мною? — громко всхлипнул он. — Я снова останусь без работы, утрачу с таким трудом достигнутое положение! Я, который служил старому богу до тех пор, пока не понял, что он сдает свои позиции, что Мэхруд заменит его сейчас и в дальнейшем. А теперь Мэхруд-Бык его имя, Господи помилуй, опростоволосится и уже никогда не сумеет поправить свою репутацию. И я стану самым жалким существом — пророком, лишенным чести. А что еще хуже, так это то, что мне вот-вот должно прийти повышение в полубоги. Мой статус быстро повышался по причине моей верности, тяжких трудов и еще потому, что я зря рта не раскрывал, когда вся эта грандиозная затея с повышениями зародилась в голове Все-Быка. Зачем же он не остановился на достигнутом? Наконец, я понял, что он опасается не неудачи Мэхруда, но его собственной неудачи, спроецированной на начинания.

Если Мэхруд на самом деле сумеет облечь старые кости новой плотью, меня начнет разыскивать моя вечно любимая жена, и жизнь моя не будет стоить даже до-Отварного медяка — вряд ли она забудет и простит мне то, что я столкнул ее по лестнице вниз десять лет тому назад. Она сломала себе шею. И она не станет добрее от того, что сменит на красивую фигуру и красивое лицо остренькую мордочку, к которой успела привыкнуть за свою долгую жизнь. О, вы ничего не знаете о ее характере!

Эх, да что там говорить! Разве я когда-нибудь был счастлив с того самого дня, когда впервые открыл свои голубые невинные глаза, ничем не запятнанные, если не считать первородного греха? Но Мэхруд утверждает, что это он первый позволил мне увидеть все так, как оно есть на самом деле. Я прожил несчастным всю жизнь, несчастным и останусь. Мне даже не позволено будет вкусить сладкого аромата смерти. Столь же определенно, как солнце встает на востоке, столь же определенно, как Мэхруд стал Быком и переплыл Иллинойс с прекрасной Пегги на своей спине, сделав ее своей невестой в роще на другом, высоком берегу, я даже не смогу умереть, потому что моя вечно любимая женушка разыщет мои останки и переправит их Мэхруду, чтобы предстать передо мною, когда я воскресну.

Я уже порядком устал от его словоизлияний, от этого потока метафор и гипербол, столь же бесконечного, как воды самого Иллинойса.

— Благодарю вас, мистер Козел Плаксивый. Спокойной ночи. У нас впереди еще долгий путь.

— Да-да, мой мальчик. Только Козел Плаксивый — не настоящее мое имя. Это прозвище мне дали ребята в пивной, потому что…

Я перестал его слушать и, вернувшись к могиле матери, улегся возле нее. Сон ко мне не шел — Алиса и Козел продолжали беседу. И только-только мне удалось, наконец, отключиться, как подсевшая Алиса настояла на том, чтобы пересказать мне историю, которую ей поведал наш новый знакомый.

Заметил ли я на нем белую набедренную повязку? Так вот. Если бы Козел Плаксивый поднялся, стало бы видно, что сложена она треугольником, на манер подгузника для грудных детей. Сходство это не случайно, так как он является одним из Дюжины Спеленатых Дружков.

Более того, если бы Козел повернулся ко мне спиной, я увидел бы еще желтое свечение, исходящее от его задницы — нечто вроде нимба, по своему цвету и местоположению очень напоминающее фонарик светлячка.

Оказывается, вскоре после того, как воздействие Отвара стало проявляться в полной мере, когда жители Онабака повернулись спиной ко всему остальному миру, многочисленные пророки-самозванцы стали пытаться извлечь для себя выгоду из новой религии. Каждый проповедовал свое собственное видение еще не совсем понятного вероучения. В их число попали и двенадцать политиканов, опустошавшие в течение длительного времени государственную казну. Из-за того, что содержимое Бутылки не сразу изменило природу вещей, до них очень долго не доходило, что же происходит в долине на самом деле.

Колеса промышленности замедляли свои обороты постепенно. Трава и деревья тоже не сразу заполнили мостовые. У людей потихоньку начал пропадать интерес к жизненным благам. Мало-помалу, почти незаметно, исчезали сдерживающие факторы. Угасала вражда, злоба и болезни. Тягота и скука жизни, всевозможные страхи рассеивались так же волшебно, как утренний туман под лучами восходящего солнца.

И вот наступило время, когда люди перестали летать в Чикаго по делам или для того, чтобы повеселиться, когда библиотеки опустели, работники типографии и репортеры ежедневных газет забросили свою работу, когда в «Эрсграпер Дизель Компани» и спиртоводочном заводе Майрона Малкера, крупнейших в мире предприятиях по выпуску данного вида продукции, в последний раз прозвучал фабричный гудок. Словом, когда люди, казалось, наконец осознали, что мир устроен совсем не так, как должен был бы, но что все будет хорошо в недалеком будущем.