— Ты пришел в восемнадцатое открытие преддверия, — неживым голосом, едва слышно ответили мне, так и не обернувшись.

Сто восемьдесят лет, значит.

— Что нужно, чтобы тебя освободить, — всё же проиграл я в борьбе с собой, задав-таки этот вопрос.

— Стань вместо меня, — вздрогнув от моего вопроса, девочка медленно обернулась и наконец произнесла это довольно странным голосом.

В нем не было ни мольбы, ни надежды, ни скрытого предвкушения, ни жалостливости, в конце концов. Лишь горечь и вызов что ли, хотя скорее злость на свою судьбу и маловероятность положителтного исхода при такой-то формулировке, пусть и произнесено всё было так же, негромко и депрессивно.

— Что это значит? Как выглядит? Что нужно делать? — очень уж я не люблю столь неоднозначные условия, и просто бешусь от необходимости выуживать конкретику у любителей играться словами.

— Ты третий, кто прошел дальше этого момента и хотя бы потребовал подробностей, — совсем грустно улыбнулась пленница подземелья, а указав себе под ноги продолжила. — Ты должен будешь просто стать здесь, чтобы я смогла покинуть круг. Это всё, что мне позволено сказать.

— Почему ты там оказалась? — спустя несколько минут раздумий, решил я хоть как-то оправдать свою глупость, маскируемую под цепочку логических умозаключений.

— Я не знаю. Не помню, — очевидно утратив всякую надежду понурилась сереброглазая, понимая, что у неё нет никаких аргументов, чтобы убедить пожертвовать собой ради неё.

— Ты что-то получаешь от того, что медальон попадает на алтарь? — решил я напоследок потешить свою паранойю, опираясь на странную оговорку чуть ранее: про приносимый ЕЙ медальон.

— Да, если медальон оказывается на алтаре, я получаю воспоминания за те дни, что он был на шее у пришедшего сюда, — если честно, удивила она меня, очевидно правдиво ответив на мой вопрос, так как даже улыбнулась, глядя куда-то вдаль невидящим взглядом. — Я не сошла с ума за время заточения только благодаря этому. Пусть я и провожу во сне почти всё время, пока не откроется преддверие, но невероятно больно каждый раз пробуждаясь обнаруживать себя всё там же, и осознавать что моя пытка не окончена. Только сладкое, единственное что я могу почувствовать, да чужие воспоминания за несколько дней — это то, что хоть как-то мирит меня со своей судьбой, и единственное чего я жду, давно уже поняв что мне не покинуть…

— Что было бы, если бы ты покинула круг? — прервал я эти потоки проникновенной депрессии, так как мне и самому защипало глаза.

— Н… не знаю, — запнувшись, через пол минуты только и нашлась что сказать девочка. Но ещё немного поразмыслив, всё же ответила, и с каждым новым словом в её речи прибавлялось жара. — Это больно. Очень. Я давно перестала мечтать о том, что стану делать вне круга. Но я скажу, пусть это и принесет мне новые страдания. Я просто хочу жить и быть рядом с тем(содрогнувшись от боли)… ЖИТЬ! Я не знаю кто я и почему здесь, ЗА ЧТО! Но я уверена, что ни дня там не проведу в пустую, покинув это ужасное место, где испытала столько страданий, и…

— Ты зла? Ты станешь мстить? Не кому-то конкретно, а просто тем, кто всё это время наслаждался полноценной жизнью, пока ты была тут.

Я не уверен в силе и вообще природе заточенного в круг создания, так как Видение не способно проникнуть за границы окружающего её, где-то пятиметрового круга. Мне кажется, что идти на риск, полагаясь лишь на косвенные подсказки и оговорки, ради спасения этого вот, заточённого в своём узилище непойми чего, так сказать, степень адекватности которого не совсем ясна — так себе занятие, и это пока единственное, что меня, преисполненного решимости, ещё сдерживает.

Мда, предложи мне такое на Земле, я бы у виска покрутил, и поскорее скинув медальон, умчал бы подальше. Но здесь и сейчас что-то мне подсказывает, что нужно рискнуть. Чуйка, что ли. Короче то, что не поддается логике, пусть и мое решение в целом основывается на ней, невзирая на то, что жизненный опыт на Земле всё же кричит о глупости предстоящего поступка. Но именно эта самая вот чуйка, в данном конкретном случае, почему-то оказывается сильней моего традиционного циничного неверия ни в кого и ни во что. Я должен рискнуть — говорит она.

— Я не сумасшедшая! — прервав мои мысли и лишь на миг задумавшись, наверное, чтобы убедиться, прежде чем озвучить своё утверждение, так сказать, возмущённо ответила девица, уперев руки в бока. — Зачем мне срывать злость на ком-то, если я либо сама во всём виновата, либо виновника моего заточения давно уж нет! Я сомневаюсь, что покинув узилище обрету утраченную память и вновь стану тем, кто был достоин подобной участи. Тем более, я не ощущаю в себе сил, которые позволили бы мне, даже если и захотела бы, воплотить озвученное тобой.

Хм, а ладно она излагает. И уже не мямлит, как в самом начале, а скорее воинственно пищит. Мда, всё так же мило и очаровательно.

Не говоря более ни слова, я решительно направился к алтарю, где снял с шеи буквально с ума уже сходящий медальон, который не вибрировал, а как отбойный молоток содрогал всё моё тело. А положив артефакт на этот известковый пенёк, я прямо-таки ощутил, а не просто Увидел, как меня всего окутало исторгаемыми из серебряного кругляша энергохвостами, отчего на меня накатила дурнота, но я не в состоянии был как-либо на это отреагировать, так как на несколько секунд просто остолбенел, а всё моё естество заледенело, пока нечто внутри, даже не тела, а… души, что ли, жгло невыносимым огнём.

Когда же миг спустя всё прошло, а лежащий на алтаре медальон вместе со своей цепочкой буквально растворился в воздухе, то словно выпущенный из тисков я опал на холодный пол, где приходил в себя последующие минут десять, будучи неспособен даже слова вымолвить.

Но вот, я наконец в состоянии двигаться и первое, что я сделал, так это жадно впился зубами в еду, заботливо врученную мне прелестной Миро, пусть и охладевшей ко мне в последние дни, но до невозможности нежно и почему-то грустно смотрящей на меня, даже когда я вроде как и не вижу этого. Наверное Ижэн произвела внушение персоналу, повлияв на моральный облик этой хитрой лисицы… отчего-то с несчастными глазами. Мда.

В общем, я за считанные секунды умял бутерброд, который до сих пор таскал в кармане, ибо ранее как-то не до того было с этими проклятущими ловушками, преодоление которых требовало неслабого напряжния и концентрации. А затем, разом отпив треть фляги, неглядя вкинул в рот сразу несколько леденцов, и уже будучи гораздо более уверен в себе, наконец осмотрел свою ауру Видением.

Что ж, я стал гораздо сильнее как маг. Мой резерв теперь раз в пять больше, а энергоканалы не сравнить с теми жалкими ниточками, что были. Не знаю, Рыцарь я стал или кто покруче, так как моя энергетика не уступает Ижэн, а в чём-то и гораздо круче, но вот мой резерв в разы меньше её. Скорее всего, я теперь некий гибрид с неслабой пропускной способностью, но малым запасом сил. Жаль.

Теперь, когда меня более не ограждали от опасной среды те самые, вихрем метавшиеся вокруг меня, энергетические плети из медальона, который, по всей видимости, уже вернулся в преддверие подземелья, то из моего резерва не быстро, но уверенно потянуло энергию. А подойдя поближе к светящемуся синим мху, что покрывал сросшиеся из минеральных образований колонны, я ощутил это ещё сильнее.

По-видимому, эта вот экосистема, так сказать, тянет магию из окружающего пространства, накапливает её во мхе, который словно батарея, ну и питает все ловушки подземелья, наверняка, вкупе с системой открытия входа раз в десятилетие.

Хм, занятное растение.

Достав нож из поясных ножен, я соскоблил столь интересной ботаники и набил этим вот полную жестянку из-под конфет, которые предварительно ссыпал в кулёк, свёрнутый из обёрточной бумаги, что осталась от съеденного бутера.

Отправив же добычу в карман и всё так же не говоря ни слова, я иду к кругу, а остановившись перед ним, спрашиваю:

— Как тебя зовут?

— Я не знаю, — получаю закономерный ответ на вопрос, с которого приличные люди обычно начинают общение, но я, как видно, не из их числа, да ещё и тормоз, раз только сейчас подумал об этом.