Карл Май

По дикому Курдистану

Глава 1

СМЕРТЬ СВЯТОГО

Навестив вождя курдов-бадинан, мы возвращались. На вершине холма, последнего на нашем пути, откуда вся долина поклонников дьявола[1] полностью предстала перед нами, мы заметили вблизи дома, принадлежащего бею, огромную кучу хвороста. Езиды усердно набрасывали сверху все новые и новые ветки. Пир Камек стоял тут же и время от времени швырял в кучу кусочки горной смолы.

– Это его жертвенный костер, – сказал Али-бей.

– Что же он принесет в жертву?

– Я не знаю.

– Может быть, какое-нибудь животное?

– Только язычники сжигают животных.

– Тогда это, может быть, фрукты?

– Езиды не сжигают ни зверей, ни фруктов. Пир не сказал мне, что именно он сожжет, но он великий святой, и все, что бы он ни сделал, не будет грехом.

Хотя с противоположного холма все еще были слышны ружейные салюты подходящих паломников, а в долине по-прежнему раздавались ответные выстрелы езидов, я уже заметил, когда мы спустились, что вряд ли эта долина сможет вместить большее число людей. Мы оставили своих лошадей и отправились к гробнице. Около дороги к ней располагался фонтан, обрамленный каменными плитами. На одной из них сидел Мир Шейх-хан и беседовал с несколькими паломниками, которые как своими позами, так и почтительным отдалением от Мира явно выражали благоговейное к нему отношение.

– Этот фонтан священен, и только Мир, я и священники могут сидеть на этих камнях. Поэтому не гневайся, если придется постоять! – сказал мне Али.

Мы приблизились, хан подал рядом стоящим знак, и они подвинулись, чтобы дать нам пройти. Он приподнялся, прошел несколько шагов навстречу нам и протянул руки.

– Со счастливым возвращением! Занимайте место по мою правую и левую руку.

Он указал бею на место слева, так что мне оставалось лишь одно. Я уселся на священные камни и при этом не встретил ни у кого из присутствующих ни малейшего неодобрения.

Как же сильно отличалось их поведение от встречающегося обычно у мусульман!

– Ты говорил с вождем? – спросил хан.

– Да. Все в полнейшем порядке. Ты уже что-нибудь сообщил паломникам?

– Нет.

– Тогда пора собирать людей. Отдавай приказ!

Али-бей поднялся и ушел.

Когда я беседовал с ханом, среди паломников стало заметно оживленное движение. Женщины и дети оставались на своих местах, мужчины же, напротив, строились вдоль ручья, а вожди отдельных племен, кланов и поселений образовали около Али-бея круг, и он сообщил им о намерениях мутасаррыфа[2] Мосула. При этом царили такое спокойствие и порядок, как на европейском военном параде, в противоположность той шумной неразберихе, которую обычно мы привыкли встречать в армиях восточных стран.

Спустя некоторое время, после того как вожди оповестили своих людей о приказах бея, собрание организованно разошлось и каждый отправился на то же самое место, которое он до этого занимал.

Али-бей возвратился к нам.

– Что ты им приказал? – спросил хан.

Али-бей вытянул вперед руку, указав на группу людей, человек примерно в двадцать, поднимающуюся той же тропою, которой мы недавно спускались.

– Смотри, это айранские воины Хаджи Джо и Шура-хана, которые очень хорошо знают эту местность. Они идут навстречу туркам и предупредят нас об их приближении. На направлении к Баадри у меня тоже стоят посты, и поэтому практически невозможно застать нас врасплох. До наступления ночи осталось еще три часа, этого хватит, чтобы отправить все ненужное в долину Идиз. Мужчины сейчас отправятся, Селек покажет им дорогу.

– Они возвратятся к началу священнодействия?

– Да, безусловно.

– Тогда пусть идут.

Спустя некоторое время мимо нас потянулось длинное шествие людей, ведущих животных и несущих с собою разный скарб. Они двигались к гробнице, постепенно исчезая за нею. На скалистой тропе над гробницей они появлялись снова, и можно было наблюдать их долгий путь наверх, к высокому и частому лесу.

После я должен был с Али-беем отлучиться. Было обеденное время. Затем ко мне подошел башибузук[3].

– Господин, я должен тебе кое-что сказать. Нам грозит великая опасность! Эти люди дьявола уже полчаса смотрят на меня своими страшными глазами. Похоже, что они хотят меня убить.

На болюке-эмини[4] была турецкая форма, и поэтому я очень легко мог объяснить поведение езидов, которым угрожали турки. Впрочем, я был убежден, что с ним ничего не случится.

– Это ужасно! – сказал я. – Если они тебя убьют, то кто же будет подвязывать хвост твоему ослу?

– Господин, так они же и осла заколют! Ты разве не видел, они уже зарезали почти всех своих быков и овец!

– Твой осел и ты тоже в безопасности. Вы же одно целое, вас не разлить водой.

– Ты мне это обещаешь?

– Я тебе это обещаю!

– Мне было страшно, когда тебя здесь не было. Ты снова уходишь?

– Нет, я остаюсь здесь. Но на всякий случай я приказываю тебе быть постоянно здесь, в доме, и не расхаживать среди езидов, иначе мне будет просто невозможно защитить тебя.

Он ушел почти успокоенный – герой, которого ко мне приставил мутасаррыф для моей же защиты.

Я поднялся на площадку к шейху Мохаммеду Эмину.

– Хамдульиллах, возблагодарим Господа, что ты пришел! – сказал он. – Я тосковал по тебе, как трава по ночной росе.

– Ты постоянно был здесь, наверху?

– Да, меня никто не должен узнать, а то меня выдадут. Что нового ты узнал?

Я сообщил ему все. Когда я закончил, он указал на лежащее перед ним оружие.

– Мы подготовим им достойную встречу!

– Тебе не понадобится твое оружие.

– Разве я не должен защищать себя самого и моих друзей?

– Они достаточно сильны. Или ты хочешь попасть в лапы туркам, от которых ты еле ушел, или, может, ты желаешь получить пулю или нож в сердце, чтобы твой сын и дальше томился в плену в Амадии?

– Эмир, ты говоришь, безусловно, как умный, но не как храбрый человек.

– Шейх, ты знаешь, что я не боюсь никакого врага, и это не страх говорит во мне. Али-бей потребовал, чтобы мы держались подальше от сражения. Он, кстати, убежден, что до боя дело совсем не дойдет. Я думаю так же.

– Ты считаешь, турки сдадутся без сопротивления?

– Если они этого не сделают, их просто перестреляют.

– Турецкие офицеры ни на что не годятся, это правда, но солдаты смелы. Они будут штурмовать холмы…

– Пятнадцать сотен против каких-то шести тысяч?

– А удастся ли их окружить?

– Удастся.

– Тогда, значит, мы вместе с женщинами должны идти в долину Идиз?

– Ты – да.

– А ты?

– Я останусь здесь.

– Аллах керим! Зачем? Это равнозначно смерти!

– Я не верю в это. Я под защитой падишаха, у меня есть рекомендации мутасаррыфа, и еще у меня есть болюк-эмини; уже одного присутствия его достаточно для моей надежной защиты.

– А что ты хочешь здесь делать?

– Не хочу, чтобы случилась беда.

– Знает ли об этом Али-бей?

– Нет.

– А Мир Шейх-хан?

– Тоже нет. Они узнают об этом в свое время. Мне понадобилось немало усилий, чтобы убедить шейха одобрить мой замысел. Наконец-то мне удалось это сделать.

– Аллах-иль-Аллах! Дороги человека запечатлены в Коране, – сказал он.

– Я не хочу уговаривать тебя отказаться от своего замысла. Я просто останусь с тобой!

– Ты? Так дело не пойдет!

– Отчего же?

– Я тебе уже растолковал, что я не подвергаюсь опасности. Тебя же, если узнают, ожидает другая участь.

– Конец человека запечатлен в Коране. Если я должен умереть, то я умру, и все равно, произойдет это здесь или там, в Амадии.

– Ты нарочно ввергаешь себя в беду, но забываешь, правда, что ты и меня вместе с собой вмешиваешь в это дело.

вернуться

1

Поклонники дьявола – езиды.

вернуться

2

Мутасаррыф – правитель санджака (тур.), второй по величине (после вилайета) административной единицы Османской империи.

вернуться

3

Башибузук – солдат иррегулярных конных частей турецкого войска в XVIII-XIX вв.

вернуться

4

Болюк-эмини – квартирмейстер (тур.); в романе «Через пустыню» Ифра был назван ротным писарем.