– Может, он все-таки посылал лишь преступников?

– Нет! Ты слышал об Амаде эль-Гандуре, сыне шейха хаддединов?

– Его тоже взяли в плен и послали в Амадию?

– Да. Он даже ничего не подозревал об их коварстве.

– Был бы я хаддедином, я бы пошел в Амадию, чтобы освободить сына моего шейха.

– Бей, это трудное дело!

– И тем не менее я бы это сделал. Хитрость часто лучшее оружие, чем насилие.

– Тогда знай, что нашелся хаддедин, который поехал в Амадию.

– Один-единственный?

– Да.

– Ему это не удастся, – сказал бей. – Для такого дела нужно много людей.

– И все-таки ему это удалось, – возразил я.

– Что ты говоришь! Он действительно освободил сына шейха? Хитростью или силой?

– Хитростью.

– Значит, он не только смелый и решительный, но и умный человек. Это был обычный воин?

– Нет. Это был сам шейх.

– Господин, ты говоришь чудесные вещи! Но я верю в это, потому что мне сказал это ты. Будет ли им сопутствовать безопасность по пути на родные пастбища?

– Знают лишь Аллах и ты.

– Я? Что ты имеешь в виду?

– Да, ты. Я слышал, что они повернули не на запад, а в страну Бервари, чтобы достичь Заба и спуститься по нему.

– Эмир, это великое приключение! Я обрадуюсь обоим героям, если они придут ко мне. Когда они убежали?

– Позавчера ночью.

– Почему ты знаешь это так точно? Ты их видел?

– Обоих. И ты их видишь, они сидят рядом с тобой. Вот этот человек – Мохаммед Эмин, шейх хаддединов, а этот – Амад эль-Гандур, его сын.

Глава курдов вскочил на ноги и спросил:

– А кто этот?

– Мой слуга.

– А этот?

– Мой друг; человек с Запада. Мы все объединились и помогли вызволить пленника из Амадии, – сказал я без тени хвастовства.

Конец моей фразы потонул во взрыве курдских восклицаний, турецких возгласов и арабских приветствий. Разговор пошел о хаддединах, обо всем, что только было связано с ними, в том числе и о битве в Ступенчатой долине. Мне приходилось при этом играть роль переводчика; охотно признаюсь, что попотеть пришлось изрядно. Я крайне плохо знал по-курдски; по-арабски же и по-турецки здесь говорили на диалектах, и я должен был скорее догадываться о значении слов и связок между ними. Это дало повод к многочисленным искажениям и путаницам, чему мы, несмотря на наше внешнее приличие, живо смеялись. В конце этого столь неожиданно состоявшегося разговора бей заверил нас, что он все сделает, чтобы облегчить дальнейшее наше продвижение. Он обещал нам необходимое для сооружения нескольких плотов количество кожи, нескольких опытных проводников, которые хорошо знают русла Хабура и верховьев Большого Заба, а также рекомендации ширван-курдам и зибар-курдам, через земли которых мы будем проезжать. О поездке через Тура-Гара он ничего не хотел и слышать, поскольку его защита принесет нам в этой местности больше вреда, чем пользы.

Наутро бей разбудил нас:

– Эмир, поднимайтесь, если вы хотите поехать с нами в Миа! Мы скоро выступаем.

Поскольку мы по тамошнему обычаю спали не раздеваясь, то почти моментально вскочили с постелей. Нам подали кофе и холодные куски жаркого, после чего мы сели на лошадей и отправились в путь. Дорога на Миа проходила через несколько курдских деревень, утопающих в зелени садов. Чтобы попасть в деревню, нужно было переехать горный перевал. Поднявшись наверх, мы увидели несколько курдов. Бей спросил их, почему они не остались в Миа.

– Господин, со вчерашнего дня произошло многое, о чем нам нужно тебе сообщить, – отвечал один из них. – О том, что несториане покинули нижнюю деревню, тебе, должно быть, уже рассказал Дохуб. Сегодня ночью один из несториан побывал в верхней деревне и настоятельно посоветовал человеку, которому он многим обязан, быстро уходить из Миа, если только он хочет спасти свою жизнь.

– И вы испугались? – спросил бей.

– Нет, мы достаточно сильны и смелы, чтобы вступить в бой с этими гяурами. Но утром мы узнали, что христиане уже убили всех мусульман в деревнях Завите, Миниджаниш, Мурги и Лизане. И что уже здесь, поблизости от деревни Серару, сгорело несколько домов. Мы поскакали тебе навстречу, чтобы ты узнал эту новость как можно скорей.

– Поехали! Посмотрим, чему из этого следует верить!

Спустившись довольно резво с возвышенности вниз, мы скоро добрались до места, где дорога разделяется на две, ведущие к нижней и верхней деревням. Мы поехали в первом направлении, потому что там у бея был дом. В деревне его ждала целая воинская часть курдов, вооруженных длинными пиками и копьями для метания.

Когда мы спешились, смотритель дома принес нам пищу и питье. Мы приступили к трапезе, а бей в это время интересовался у стоящих перед домом курдов беспорядками у несториан. Результат, казалось, его удовлетворил, ибо когда он вошел в дом, то улыбался как человек, которого напрасно беспокоили по пустякам.

– Есть опасность? – поинтересовался я.

– Нет. Эти несториане покинули деревню, чтобы не платить больше штрафов, а в Серару сгорел лишь какой-то старый дом. Теперь эти трусы говорят о восстании и кровопролитии, в то время как гяуры будут просто рады, если их оставят в покое. Пошли, я уже отдал приказ ехать дальше. Мы скачем в Серару, и там у нас будет еще одна возможность убедиться в том, что эти люди из Миа слишком пугливые.

– Мы разделимся?

– Зачем? – спросил он, удивленный моим вопросом.

– Ведь ты же говорил о двух медвежьих семействах!

– Мы останемся вместе и сначала примемся за первое семейство, а потом уже за второе.

– Это далеко отсюда?

– Мои люди шли по их следам. Они сказали мне, что это примерно полчаса верхом. Ты действительно хочешь охотиться с нами на медведей?

Я кивнул.

– Тогда я дам тебе несколько копий.

– Зачем?

– Ты что, не знаешь, что никакая пуля не возьмет медведя? Он умрет лишь тогда, когда в него попадет много копий.

Это не оставило у меня хорошего впечатления о курдах и их оружии. Одно из двух: или курды трусливы, или оружие у них плохое.

– Можешь оставить у себя свои копья; пули вполне достаточно, чтобы убить медведя.

– Делай все, что угодно, – высокомерно сказал он, – но оставайся около меня, чтобы я мог тебя защитить.

– Храни тебя Аллах за то, что ты заботишься обо мне!

Мы поскакали из деревни. Все всадники, ехавшие рядом с нами, выглядели так, как будто собирались охотиться на газелей, во всяком случае, так мне показалось. Сначала мы спустились в долину, затем через овраг и лес опять поднялись в горы, пока наконец не остановились в буковом лесу с густым подлеском.

– Где берлога зверей? – спросил я бея.

Он неопределенно указал куда-то перед собой.

– Что, там нашли их следы?

– Да, по ту сторону.

– Вот как! Ты обложил берлогу?

– Да, зверей погонят к нам. Оставайся все время по правую мою руку, а этот эмир с Запада, который тоже не хочет пользоваться копьями, пусть будет по мою левую руку, чтобы я мог вас защитить.

– Медведи сейчас все там? – спросил я опять.

– А где же им еще быть? Они выходят охотиться лишь ночью.

После этих слов бей отдал совершенно замечательное распоряжение: мы все оставались на конях и образовали полукруг; каждый отстоял от другого на расстояние примерно сорока шагов.

– Нам можно стрелять, когда появится медведь? – спросил я нетерпеливо.

– Можете это делать, но так вы все равно не убьете медведя. Если он на вас нападет, сразу скачите прочь!

– А ты что сделаешь?

– Охота на медведей у нас происходит так: когда появится медведь, первый охотник бросает свое копье ему в живот и скачет прочь так быстро, как только может скакать лошадь. Медведь бросается за ним вслед, и тут второй охотник нападает на зверя, также метает в него копье и скачет прочь. Медведь разворачивается, и первый охотник тоже; тут к охоте подключаются еще несколько охотников. Кто бросил свое копье, поворачивается и спасается бегством, а медведь сдерживается остальными. В него бросят так много копий, пока он не истечет кровью.