"Может, ещё поспать?"
Выпитое вчера пиво решительно высказалось против. Раз так, значит, утро по плану. Роман натянул штаны, толкнул пяткой Маху и полез из жилища.
Не осознав толком угрозу, выбросил руку навстречу несущейся на него волне злобы и агрессии, успел на лету схватить за горло утреннего крикуна. Здоровенный чёрный петух сдаваться не торопился, хлопал крыльями и пытался достать удерживающую его руку шпорами. Чуть придушив пернатого, Роман встряхнул его тушку и выдал ответную волну агрессии, ещё и клацнул зубами перед раскрывшимся клювом заложника территориальных инстинктов. Потом просто отбросил офигевшего от встречного наезда птица в сторону и вылез на уровень земли. Маха, потягиваясь, выбралась следом. Петух ворчал, грозно клевал ни в чём неповинный грунт и грёб лапами землю, но в атаку больше не лез.
"Всё, принести гаду жменю червяков, и он наш. А вот это уже серьёзнее".
Не проявляя с виду никаких враждебных намерений, на полпути между Романом и сараем, из открытого прохода которого слышалось коровье мычание, блеяние и звук бьющих в подойник струй молока, стоял очень серьёзный пёс. Длинная бурая шерсть до половины скрывала мощные толстые лапы. Обрезанные под корень уши, голова даже крупнее Машкиной.
"Килограммов восемьдесят весу в пёсике, не меньше".
Средней длины морда, седая шерсть на ней гораздо короче, чем на туловище. Спокойные жёлтые глаза, равнодушные, как стекло оптического прицела. Длинный хвост замер в среднем положении — не поджат, не задран. Старый служака не качает права, работает. Машка, придавленная к месту эмоциональным посылом вожака, замерла, желания нападать на кобеля у неё нет. Надо договариваться с собакой.
Шишагов молча делает шаг к псу, медленно садится на корточки. Смотрит в глаза, без вызова, но с тем правом, которое даёт уверенность в своём превосходстве. Кобель чуть поднимет чёрные губы, показывая кончики клыков, всё ещё белых и острых.
— Не надо, — одними губами произносит человек. — Я сильнее, но я не враг. Давай знакомиться, — и медленно протягивает руки вперёд, показывая пустые ладони.
Собак с подозрением их осматривает, повернув голову набок. Зверя не обманешь, и Роман просто раскрывается, позволяя псу нюхать и чувствовать. Вот мокрый нос ткнулся в ладонь, потом перебрался к лицу, обнюхал волосы… Ничего враждебного. Теперь очередь большой кошки. Исконный враг тоже не пахнет страхом или агрессией. Обнюхивание взаимное, старый кобель и Машка стоят голова к хвосту, изучая запахи друг друга. У сарая, страхуя вожака, застыли ещё две собаки той же породы. Высокие обнюхивающиеся стороны прошлись по кругу, закрепляя знакомство. Кобель, тяжело ступая, информировал:
— Пока будешь вести себя нормально, не трону. Но смотри, глаз с тебя не спущу!
Маха, мягко и неслышно, на цыпочках обходя оппонента, отвечает:
— Гляди — гляди, ещё не известно, кто кого пересмотрит.
И в мягком бархате её тона чувствуется булатная сталь дремлющей угрозы. Кобель первым показывает свою уверенность в собственных силах, поворачиваясь к новому зверю спиной, снова подходит к сидящему на корточках Шишагову. Ещё раз обнюхивает, замирает в задумчивости и вдруг тыкается лбом ему в плечо. Роман поворачивается поудобнее и начинает почёсывать лохматую, усеянную репьями собачью шкуру — сначала за ухом, потом под челюстью. Машка ревниво просовывает под руки свою голову.
От сарая слышен удивлённый возглас тётушки Кавы, видно, лохматый сторож не каждому позволяет трепать свою блохастую шубу. (В том, что она блохастая, Роман уверен, его ночью тоже атаковали. Надо будет полыни насобирать, разложить по лежанкам и Машку отваром обработать).
— Доброе утро, тётушка Кава!
Появление хозяйки подворья позволяет отвлечься от общения с собакой. И пусть женщина не поймёт из фразы ничего, кроме имени, интонация даст ей понять, что ей рады и хорошо к ней относятся.
Вот, улыбнулась, подхватила полные молока деревянные вёдра и понесла их в соседний сарай. А за ней с такими же вёдрами прошёл Акчей, не забыв поклониться своему пленителю.
"Однако порядочки здесь"!
На территории хутора отхожих мест не наблюдается, но вот те кусты, похоже, играют не только декоративную функцию. Да, судя по запахам, догадался верно.
Избавившись от излишков, Роман пошёл к месту слияния рек. Вековой дуб, огромный валун, текущая с двух сторон вода, вольный ветер — замечательное место. Роман опустился на холодную землю.
"Надо было шкуру прихватить".
Ничего, один раз можно и так обойтись. Ладони привычно опустились на бёдра скрещённых ног. Зад ощутил огромную массу планеты, темя обратилось к бездонному небу, позвоночник выпрямился, позволяя им соединиться. Воздух обнял, принёс энергию движения океана атмосферы. Речные струи отозвались на приветствие — Вода радостно заняла своё место в выстраивающейся гармонии мира. На востоке, пусть и укрытое пеленой облаков, над горизонтом показалось Солнце. Живой мир принял человека в свои объятия и растворил без остатка, сделал частью себя, очистил от грязных мыслей и эмоций, щедро наделил силой. Рядом, купаясь в том же потоке, почти не дыша, замерла Маха. "Чудесно, великолепно, ещё немного… Всё, достаточно!"
Мир выталкивает из себя человеческое сознание. В разрыве туч сверкает поднимающееся над краем леса светило. Облака гонит ветер, и скоро их пелена вновь полностью затягивает небосклон.
Роман хлопает Маху по загривку, прыжком вскакивает на ноги. Стоящий под деревом старик кланяется ему в пояс. Роман отвечает, пытаясь понять, как он умудрился не ощутить постороннего присутствия. Надо поговорить со служителем богов, но сила, полученная от мира требует выхода. Шишагов, поклонившись ещё раз, срывается с места. От построек в пойму тянется понукаемое пастухом стадо, за ними верхом на трофейной кобыле едет Акчей, ведёт в поводу пару Роминых жеребцов.
"Верхом?! Вот кто меня учить будет! Потом, а пока — вперёд, пора вспоминать науку Каменного Медведя".
Босые ноги зябнут, касаясь холодной земли, на траве и кустах серебристые нити паутины. Наверно, скоро начнутся заморозки. Роман сворачивает в ближайшую дубраву. Сухие листья шуршат под ногами, жёлуди, попадая под ноги, неприятно толкают в ступни, но красота кругом какая! Толстые и прямые стволы колоннами античного храма уходят далеко вверх. Жёлто — зелёная листва в массе своей ещё крепко держится за ветки. Роман с разбега взбегает по стволу, кувыркается в воздухе, возвращаясь на землю, и бежит обратно.
Недалеко от хутора на берегу Извилицы открывается красивый песчаный пляжик. Роман с удовольствием прыгает в холодную воду, оставив штаны на ближайшем кусте. Пересекает глубокую, но неширокую, метров тридцать всего, речку, разворачивается, и несётся обратно, сильными гребками рассекая обжигающие волны. Выбежав на песок, трясёт головой, избавляясь от попавшей в ухо воды, приседает, затем в быстром темпе отжимается, согреваясь.
Слегка обсохнув, натягивает штаны и широким шагом возвращается в селение, подхватив на плечи запыхавшуюся от долгого бега Машку.
Хуторским хозяйством тётка Кава распоряжается далеко не в одиночестве — из сарая, в который поутру носили молоко, раздаются женские голоса, но знакомого низкого грудного голоса среди них нет. Мужем тётушки оказался не молчаливый пастух, а крепкий мужичок, от которого сильно пахнет рыбой, по имени Печкур. Когда Ромин караван прибыл на хутор, хозяин был на рыбалке, к вечеру вернулся, и на завтрак у всех обитателей поселения сегодня имеется добрая уха.
Увидев Шишагова, Акчей и Рудик мигом метнулись в жильё, ожидают у стола, на котором исходит паром большая миска ароматного варева. "Вот засада, они же без меня есть не садятся! А я тут бегаю, куда ноги носят. Придётся подгонять распорядок к местным реалиям.
Уха оказалась изумительной — чистая, прозрачная, густая, она радовала язык и ласкала желудок. Роман обратил внимание на попадающиеся в миске куски красноватой рыбы. Неужто и тут лосось? После еды расспросил парней, порисовал немного — точно, есть в речке такая рыба.