Ночное убийство на мосту и двойное убийство в «Подержанной шавке» вызвали переполох в городке. Граждане, собирались в трактирах и строили предположения о личности нового Роберта Лонгли. Иные обращались в храм божий, усмотрев в этом происшествии новые происки Мефистофеля. Другие же, не возводя напраслины на чертей, с их устаревшим набором козней, объясняли убийство вполне по-житейски — жаждой наживы. И только в Главном Полицейском Управлении столицы знали печальные подробности данного события.

Лорд полицмейстер, полноправный хозяин ГПУ ничего не хотел слышать. Он задыхался и готов был рвать на себе одежду. Трубка, отделанная тотельмским нефритом, задетая локтем, упала и разбилась… Его светлость, милорд Ампл, даже не обратил внимания на этот факт.

— Поверьте мне, мой лорд, сколь огромна неприятность… — продолжал между тем, без запинки, обер-камергер по делам разведки и внешних отношений державы, — Перед лицом революционных потрясений в Фиренции… Наши дела… Милостивое расположение к вам Её величества… Боже мой, сэр, позвольте поддержать вас!

Наконец, милорд смог взять себя в руки и повторно прослушать донесение:

«Всемилостивейший государь, доводя до вашего сведения ситуацию прискорбных событий, произошедших в… пятницу, сего года на Фок-бридж роуд, позвольте сообщить. При проведении дознания и вскрытии тела, была обнаружена утерянная карта местонахождения интересующих государство объектов. Она была тщательно скрыта и поэтому использована, как портянка, несколько утратив первоначальный облик. Однако, долгота и широта незначительно подверглись воздействию потожировых наложений, и сохранены».

Уже совсем успокоившись, милорд, уставился на обломки любимой трубки и промолвил:

— С другой стороны, благодаря ношению на ногах, её и не нашли!

***

Около памятника герцогу Ренгвару Смелому, близ Морского проспекта, на скамье, отдыхал средних лет гражданин в дорогом твидовом костюме.

Вся его поза, слегка обрюзгшее лицо и тяжёлые мешки под глазами, выдавали презрение к бесконечной глупости несовершенного миропорядка. Шляпа его находилась рядом и имела подобный хозяину вид. Слегка же плешивое темя мужчина подставил под тёплые солнечные лучи, видимо надеясь, что они помогут вырастить у него на голове что-то путное. Дорогая массивная трость с серебряным набалдашником предупреждала любителей посидеть рядом, о нежелательности таких попыток. Как только какой-нибудь мало наблюдательный зевака, или продавец пытался построить свой маршрут в сторону скамьи, сидящий брал свою трость в руки, и прохожие шарахались в сторону. При виде же молоденьких дам, отдыхающий подтягивал живот, распрямлял спину и, поглаживая ухоженные усы, горделиво начинал оценивать мир и проходящих мимо красоток. Неестественно чёрному цвету его усов могли позавидовать все мавры Евгипта, и, вероятно, именно эта деталь была предметом особой гордости этого джентльмена.

Наконец, башенные часы пробили дважды, и господин решил прервать свой отдых.

Стоящий на паперти недостроенного храма, нищий старик в рваном плаще разогнулся и последовал за уходящим господином. Между ним и обладателем чудесных усов шла шумная кучка матросов, вероятно, недавно отпущенных с корабля. Пристроившись к их группе, старик следовал незамеченным.

Наконец, джентльмен скрылся за стеклянными дверями отеля. Старик же, завернув за угол, снял с плеча свою котомку. Через несколько минут, вместо старого бродяжки в сторону стеклянных дверей направлялся хорошо одетый пожилой человек. В руке он держал кожаный дорожный баул, который в умелых руках, будучи вывернутым наизнанку, имел крайне неприглядный вид.

За конторской стойкой в этот момент находился сам хозяин отеля «Медведь». Он аккуратно вносил запись в журнал регистрации постояльцев «Буоно Поваротти, художник». В это время гость, пробежав глазами страницу прочёл: «Купец Микеле Плачидо, собственник, виноградарь. Проездом из Ситилии». Напротив фамилии стояла цифра пять.

Между тем, разговорчивый художник обратился с подкупающей вежливой просьбой:

— Выбор Вашего отеля прежде всего связан с удивительными видами на городские кварталы из окна пятого номера. Я хотел бы их написать. Нет ли возможности занять именно этот номер?

Хозяин, сверившись с регистром, предоставил ключ. Оставив в руке отельера серебряную монетку, и, удостоившись титула «монсеньёр», художник поднялся на второй этаж. В полутьме коридора он вставил ключ в замочную скважину своего покоя. Закрыв за собой дверь, художник снял пиджак и приступил к обыску. Он искал тайник.

Наконец, после двух часов безуспешного простукивания стен и передвигания мебели, он, уже отчаявшись, обнаружил под старой доской, составляющей основу дна и полок шкафа, небольшую щель. В её просвете лежал пергаментный конверт.

Хмурым вечером, когда дождь, шедший весь день, закончился, и в воздухе висела серая капельная марь, епископ Гарвик, выполнив свой долг, в краткой молитве, автоматически спросил разрешения Всевышнего на отдых, после длительной проповеди. В течение двух утомительных часов, он старался довести до умов прихожан мысль, о виновности грешников в соседней Фиренции, которые в своей распутной безнаказанности посмели посягнуть на королевскую власть, врученную самодержцу самим Господом. Речь преданного Всевышнему служителя, рассмотрев корни этих явлений, привела прихожан к сокрушительному умозаключению, что врагу людскому, Вельзевулу, удалось проникнуть на грешную землю, и пастве, как никогда следует сплотить свои ряды и пресекать появление в умах любых признаков фиренцкого еретического свободолюбия.

И сейчас, в этот предоставленный ему час отдыха, епископ наслаждался Вест-Индским какао, вкушая его из сервиза бесценного мейсенского фарфора.

Луна и недавно изобретенные газовые фонари не разгоняли мглы на пустынном Олдпорт-сквер, с его искривлёнными от старости липами. Сквозь тихую темень прорезался звук подъезжающего экипажа. Выглянув в окно, его преосвященство увидел извозчика и слуг в зелёных сюртуках и клетчатых фирменных кепи. Экипаж остановился перед крыльцом особняка.

Помощник постучал в двери просторного кабинета, и после специально выдержанной угодливой паузы, спросил:

— Не угодно ли вам принять отца Викента Морини?

Епископ кивнул в ответ, автоматически погладив массивное золотое кольцо-печатку с золотой саламандрой.

Высокий, слегка сутулящийся отец Викент возник на пороге. В противоположность плотному епископу, этот священник был поджар, как гончая, и неприметен. В его чёрных глазах нельзя было рассмотреть ни мыслей, ни вспыхивающих чувств. Но мягкий голос настолько успокаивал, что очаровывал всех грешников.

Вошедший обладатель волшебного гипнотического таланта, расположился и, получив разрешающий кивок головы, неторопливо начал:

— Ваше преосвященство, меня привело к вам неотложное дело, которое

затронуло наши интересы. Вы, несомненно, в курсе дел одного нашего общего знакомого. Я говорю о почётном прихожанине вашего собора, владельце линдонского отеля «Медведь», благодаря которому мы можем без технических сложностей обмениваться интересующей нас информацией. Мужа сего едва ли следует называть истинно верующим, но и еретические взгляды его касаются только плотского греха, поэтому остальные благодетельные услуги его долгое время были важны для общего спокойствия нашей паствы. Успехи его неоднократно были оценены Великим Римским Триумвиратом. Однако, у нас появилось подозрение в утечке передаваемой нам информации. Этой господней душе пора отдохнуть от своих трудов, к тому же, у него есть молодой и способный воспитанник.

Подумав, священник утвердительно кивнул головой:

— Насколько мне известно, прихожанин… Ммм, занимался многими славными делами. Несомненно, это покровительство коснется и следующего достойного прихожанина.

Отец Викент продолжал:

— Мы получили прискорбное свидетельство величайшей потери. Интересующий нас документ попал в руки имперских служек и расшифрован. Хотя официальной экспедиции в Бхенин, конечно, не будет (кто рискнёт сунуться к берегам богов Эдо!), но послать кого-то неофициально, они себе в удовольствии не откажут. Также, мною получено сообщение от святого отца Руиллиди Мариолани, что герцог Ампл усиленно занят поисками подходящей кандидатуры.