Заговорил самый старший селянин из присутствующих:

— Учения Трагга гласят, что лес и все в нем находящееся принадлежит нам, жителям Незербре. Мы следуем этим учениям, и они нам подходят. Трагт очень доволен. Нам принадлежат деревья, которые мы рубим, орехи и ягоды, которые мы собираем, животные, которых мы едим. Всему надо найти употребление — или уничтожить. — Его земляки хором затараторили: «Правильно!» — Вы сами видели, как чисто в нашем селе. Это потому, что мы обязательно избавляемся от всего бесполезного.

— Очень интересно, — согласился Эхомба. — А как насчет нас?

Сидевший рядом с ним Симна поперхнулся. У Накера забегали глаза, и он начал нервно барабанить пальцами. Однако тишина, наступившая за столом, тянулась не более секунды или двух. Ответил старик:

— Чужестранцы приносят рассказы об иных землях, новые знания и занимательные истории. Это полезные вещи. Мы их приветствуем, поскольку сами не путешествуем. — Оглядев стол, он усмехнулся и кивнул. — А зачем? Кому охота покидать Незербре?

На сей раз одобрение было не только общим, но и громогласным и радостным. Эхомбе показалось, что выкрики были даже несколько преувеличенными, хотя среди общего добродушного гвалта сказать наверняка было трудно.

— Если этот зверь бесполезен, зачем вы его тут держите?

— Бесполезен? — Поднявшись со своей скамьи, худенький юноша взял со стола небольшую тарелку с объедками. — А вот погляди-ка! — Он размахнулся и швырнул ее в клетку. Тарелка, описав изящную дугу, ударила в массивную волосатую спину прямо между лопатками и отскочила в сторону. Сгорбившееся существо качнулось вперед на дюйм-другой, однако не обернулось и даже не подняло глаз.

Сев на место, молодой человек от души расхохотался. Его соседи смеялись вместе с ним.

— Оно нас развлекает, — донесся сквозь повальное веселье голос женщины, которая заговорила первой. — Позволяя детям кидать в него разные вещи, мы приучаем их меньше бояться зверей, обитающих в лесной чаще. Так мы выполняем заветы Трагга и следуем примеру, который давным-давно Он Сам нам явил.

Кто-то передал пастуху тарелку, наполненную кусками жира, срезанного с многих кусков мяса.

— Возьми, дружище. Давай запусти в него!

Эхомба с мягкой улыбкой покачал головой:

— Я очень ценю ваше великодушное предложение, преисполненное духом глубокого дружелюбия, которое восхищает нас здесь, в Незербре, однако, поскольку я не могу считаться истинным последователем Трагга и удручающе мало знаком с его учением, с моей стороны было бы слишком большой дерзостью участвовать в одной из церемоний. Давайте лучше не будем ее портить.

— Что значит портить? — Под аккомпанемент ободряющего крика и визга одна из сидевших за столом женщин встала и кинула тарелку. Ее рука оказалась не такой точной, как у юноши. Тарелка не долетела и со звоном упала около клетки, вызвав добродушное веселье. Тем не менее усилия женщины были вознаграждены рукоплесканиями.

Сохраняя на лице непроницаемое выражение, Эхомба поднялся с лавки.

— Не знаем, как вас и благодарить за столь восхитительный вечер, за то гостеприимство, которое вы нам оказали. Но мы утомлены после долгого дневного перехода, а завтра снова должны отправляться в путь. Так что мы, пожалуй, пойдем спать.

— Утомлены? — Подняв свой недавно наполненный стакан, разошедшийся Симна приветствовал им новых приятелей а столом. — Кто это тут утомился?

Глянув вниз, пастух положил другу ладонь на плечо. На удивление тяжелую ладонь.

— Завтра мы должны начать переход через Хругарский хребет. Необходимо набраться сил.

— Эй, братец, я как раз и набираюсь, — проговорил Симна сдавленным голосом и резко стряхнул длинные пальцы пастуха. — Этиоль, я — твой друг и наперсник, а не один из твоих деревенских пацанов.

Рядом с ним Накер решительно поднял кружку.

— Я тоже ничуть не устал. Даже не помню, когда в последний раз я так чудесно проводил вечер! — Он неуверенно отхлебнул из своего сосуда. Не услышав ни от кого возражений, он отхлебнул побольше.

— И я. — Симна улыбнулся суровому пастуху. — Вечно ты такой озабоченный, братец. Примени-ка свое волшебство и поспи сразу за нас троих!

— Может, я так и сделаю. — Эхомба, разочарованный товарищами, встал и направился к выходу из корчмы, предоставив спутников самим себе.

Двое мужчин, сидевших напротив, перегнулись через стол с недоверчивым видом.

— А твой друг действительно волшебник?

Симна глотнул из стакана, не обращая внимания на то, что Накер снова неуклонно напивался. Более того, маленький человечек и не думал останавливаться или хотя бы замедлять темп.

— Лично я в этом совершенно убежден, хотя если так, то он самый странный из них. Все твердит, будто он всего-навсего пастух, и отказывается пользоваться волшебством, даже чтобы спасти собственную жизнь. Все, дескать, зависит не от его чародейства, а от того, что ему надавали в дорогу деревенские старухи. — Северянин взглянул на главный вход, но Эхомба уже исчез, направляясь в конюшню на задворках, где спал четвертый член их компании. — Я немало путешествовал и повидал мир. Встречал множество странных парней, но этот, клянусь тенью Гискрета, самый чудной и загадочный из всех.

Закончив свое объяснение, Симна немного помолчал, пожал плечами и прикончил содержимое стакана. Его с шутками и прибаутками тотчас же наполнили вновь.

— А мне он показался не очень-то похожим на колдуна, — заявил один из лесорубов.

— Скорее поверю, что такой странный тип без ума от коровьих лепешек! — сострил другой. Все так и покатились со смеху над этой шуткой.

Симна понимал, что не следовало бы оставлять без внимания почти неприкрытое оскорбление в адрес друга. Но он прекрасно проводил время, а средних лет женщина на дальнем конце стола посматривала на него не из простого любопытства. Поэтому он пропустил колкость мимо ушей и улыбнулся ей в ответ. У него всегда получалось пропускать мимо ушей то, что неприятно, особенно если это в конечном счете касалось других.

Рядом с ним счастливый Накер протягивал кружку, чтобы ему налили. В большой емкости можно многое утопить — в том числе и данные обещания.

В темной глубине корчмы ничто не двигалось. Спертый — воздух вонял выдохшимся пивом и пролитым вином, однако полной тишины не было. Хрюканье и храп, какие можно услышать в любом свинарнике, издавала дюжина пьяных тел, развалившихся на полу, а в одном случае даже поперек стола с которого тарелки и другие обеденные принадлежности заботливо убрали. Все валявшиеся без сознания были мужчинами; для женщины очутиться в подобном положении означало бы нарушить учение Трагга. В соответствии с этим учением у женщин и мужчин были четко определенные роли. Представительницам женского пола возбранялось пьянствовать на людях.

Когда распорядители постоялого двора наконец объявили о завершении общегородского праздника, большинство бражников в добром расположении духа поплелись по домам. Лишь наиболее упорные гуляки были оставлены в корчме, чтобы спокойно проспаться. Что же касается самих распорядителей, то они с помощниками уже давно закончили уборку и разошлись по своим комнатам.

В тишине, изредка нарушаемой прерывистым храпом, двигалась лишь одна фигура. Она не поднялась с пола или со стола, а, напротив, вошла через переднюю дверь, которая оставалась распахнутой. В Незербре дверей никто не запирал — не было нужды. Приверженцы Трагта полностью доверяли друг другу. Они были вынуждены это делать, иначе вся система рухнула бы из-за хрупкости своих моральных оснований.

Пробиравшемуся среди столов и лавок Эхомбе иногда приходилось обходить или перешагивать через спящего селянина. Двигаясь бесшумно, словно ночная бабочка, он приблизился к безжизненной клетке. Она осталась на старом месте, посередине корчмы, а ее одинокий обитатель сидел на корточках в центре, сгорбившись и не двигаясь. Куски пищи прилипли к деревянным прутьям и покрыли пол клетки.