— Ну, ты готов?

— Иду, иду! — зашипел северянин. — До чего же ты нетерпеливый. Можно подумать, что внизу тебя ждет сама прорицательница Темарил.

— Если бы. — Резкий тон Эхомбы сменился на тоскливый — Тогда я мог бы все это закончить и отправиться домой.

Они отыскали Накера неподалеку от того места, где сидели втроем, развалившимся на полу и раскинувшим в стороны руки и ноги. Из его разинутого рта поднимался сильный запах перегара, а недавно еще чистая одежда была заляпана пищей, вином и засохшей рвотой. Лицо было покрыто толстым слоем грязи, словно он головой натирал пол.

— Гиела! — пробормотал Симна. — Какое месиво! Присев на колени рядом с маленьким человечком, Эхомба нашарил деревянную миску. Вылив остатки ее быстро застывающего содержимого, он перевернул посудину и подложил под сальные волосы Накера. Подушка получилась не особенно мягкая, но приемлемая. Покончив с этим делом, пастух попытался вывести спутника из оцепенения.

Симна понаблюдал за этим некоторое время и исчез, а когда вернулся, то принес кувшин, на три четверти наполненный водой, и принялся поливать лицо Накера, будто тот был засохшим комнатным растением. Последние капли достигли цели, и маленький человек очнулся, отплевываясь.

— Что… кто здесь? — Разглядев в темноте черты знакомого лица, он блаженно улыбнулся. — А, это ты, Этиоль Эхомба. Добро пожаловать на нашу вечеринку. — Внезапно нахмурившись, Накер попробовал подняться и не сумел. — А почему так тихо?

Пастух с отвращением прошептал:

— Накер, ты снова напился.

— Что? Я? Нет, Эхомба, я ни-ни! Конечно, выпил немножко. Праздник, понимаешь. Но я не пьяный.

Пастух был неумолим.

— Ты нам много раз говорил, что если мы тебе поможем, то такого с тобой никогда больше не случится.

— А со мной ничего и не случилось. Я — это я.

— Неужели? — Взглянув вниз на распростертое, беспомощное тело, Эхомба внятно произнес: — Как зовут моих детей?

— Даки и Нелетча. — Утомленная улыбка сморщила чумазое лицо. — Я знаю все, помнишь?

— Только когда пьян. — Поднявшись, пастух повернулся и прошел мимо Симны. — Парадокс — шут при дворе Судьбы.

Симна сделал движение, чтобы остановить его:

— Эй, Этиоль, бедолагу нельзя просто так здесь бросить.

В ответ на северянина в темноте комнаты глянули жесткие немигающие зеленые глаза.

— Симна, каждый сам выбирает, что делать со своей жизнью. Я решил выполнить просьбу умирающего человека. Ты решил сопровождать меня. — Он посмотрел на хилую фигурку на полу. Накер начал что-то тихонько напевать себе под нос. — Он выбирает вот это. Пора идти.

— Нет, погоди. Секундочку. — Тревожно склонившись над распевающим пьяницей, Симна схватил нечистую руку и с силой дернул. — Давай, Накер. Ты должен подняться. Мы уходим.

Слезящиеся глаза предприняли попытку сфокусироваться.

— Твой отец ушел от вас, когда тебе было девять. У тебя нет ни сестер, ни братьев, и ты всегда винил в этом свою мать, которая умерла шесть лет назад. Один зуб у тебя вставной. — Приподняв голову с пола, маленький человек повернулся и наградил улыбкой невозмутимого Эхомбу. — На берегу прямо напротив твоей деревни 1865466345993429 песчинок. Это до кромки воды во время прилива. Завтра будет по-другому.

Отпустив грязную ладонь, Симна медленно встал.

— Ось вселенной расположена под углом четырнадцать запятая три семь градусов к плоскости эклиптики. Материя имеет двадцать восемь главных составных частей, которые не мoгyт быть далее разделены. Хоркл является гранком. Три хорошенькие женщины в комнате поглощают больше энергии, чем выделяют. — Накер начал тихонько хихикать. — Если смешать сахарный тростник и розы с нужными семенами, получится малина с превосходным запахом и вкусом. Царь Нул-уд-Шерьяма Эфур умрет в восемь двадцать вечера, подавившись костью Моа. Я знаю все.

Симна угрюмо наблюдал за Эхомбой. Наконец пастух наклонился над распростертым телом и прервал литанию ответов серьезным вопросом:

— Скажи мне одну вещь.

— Одну вещь? — Хихиканье стало громче и переросло в кашель. — Я скажу тебе что угодно!

Глаза, которые могли разглядеть возможного хищника, прячущегося на большом расстоянии, впились в лицо Накера.

— Ты можешь бросить пить?

Задыхаясь и кашляя, Накер ответил:

— Да. Когда захочу.

Эхомба выпрямился.

— Это то, что я хотел знать.

Не говоря больше ни слова, он обошел озадаченного Симну и направился к двери. Бросив последний взгляд на заливающегося смехом, кашляющего Накера, северянин бросился догонять друга.

— Алита и Хункапа будут беспокоиться. Заберем мою котомку и уйдем. — Когда они подошли к открытому входу в постоялый двор, Эхомба кивнул в сторону все еще темного горизонта. — Если повезет, мы будем уже довольно далеко, когда жители Незербре свяжут исчезновение Хункапы с нашим уходом.

Симна все еще беспокойно оглядывался на корчму.

— Но ведь он ответил на твой вопрос. Ты сам признал, что он сказал то, о чем ты хотел знать.

— Верно. — Выйдя из дома, они начали спускаться с крыльца. — Ты с самого начала был прав, Симна ибн Синд. Когда он пьян, ему кажется, будто он знает все. И действительно, когда он пьян, он знает очень много. Возможно, больше, чем кто-либо из когда-нибудь живших. Но он не знает всего. — Покинув дом, друзья повернули направо и быстро зашагали к конюшне. — Его ответ на мой вопрос доказывает, что есть по крайней мере одна вещь, которой он не знает.

Озабоченно всматриваясь в каждую тень в поисках признаков рано проснувшихся незербренцев, Симна поинтересовался:

— И что же это такое, братец?

Эхомба проговорил, как всегда, спокойно:

— Он сам.

XIX

Симна быстро оправился от потрясения, которое испытал, когда услышал, что их новый спутник вполне способен поддерживать беседу, хотя и с помощью крайне ограниченного словаря. Как и надеялся Эхомба, они сумели удалиться на много миль от напоминающего безукоризненную картинку села Незербре, прежде чем солнце показалось из-за верхушек деревьев. Утомленные предрассветным бегством, путники уселись в тени высокого дерева гингко. Даже Алита устал, так как приходилось не только спешить, но и все время карабкаться в гору.

Пока его товарищи отдыхали и перекусывали, Эхомба смотрел в ту сторону, откуда они пришли. В густом лиственном лесу, где огромные деревья стояли близко одно к другому, видимость была не очень хорошей, однако, насколько пастух мог судить, погони из Незербре не было.

— Что видно, братец? — Симна ибн Синд поднял глаза от своего неаппетитного, но питательного завтрака, состоявшего из вяленого мяса и сушеных фруктов.

— Ничего. Ничего не видно и ничего не слышно. Лесные обитатели чирикают и щебечут как обычно, значит, ничто не нарушает их утренней жизни. — Пастух снова повернулся к друзьям. — Видимо, селяне считают, что Хункапа не стоит того, чтобы за ним гнаться.

— Или слишком опасен, — предположил Симна. — А может, учение Трагга запрещает возвращать пленника, который убежал. — Глотнув из фляги, он побрызгал водой себе в лицо. В горах, где повсюду бежали искрящиеся ручейки, можно было не экономить. — Есть только одна проблема.

— Какая? — терпеливо спросил Эхомба. Симна показал рукой в сторону величественных вершин, закрывавших северный горизонт.

— Как, Гарамам подери, мы теперь отыщем дорогу в Хамакассар? Без проводника мы можем годами бродить по этим горам и лесам.

Эхомба, по-видимому, не был чрезмерно встревожен.

— Накеру необходимо найти самого себя, прежде чем отправляться на поиски какого-нибудь Хамакассара. Отыскать город легче, нежели самого себя. — Он кивнул на громоздящиеся вершины. — Нужно двигаться в северном направлении, и в конце концов мы выйдем из этих гор. Потом спросим у местных жителей, как добраться до города.

— Все это замечательно и прекрасно, братец. Но чтобы одолеть несколько снежных вершин, требуется гораздо больше времени, чем на прогулку по хорошо знакомой тропе. Мы могли бы попробовать идти вдоль реки, но сначала нужно найти такую, которая течет на север, а не на юг, и надеяться, что он не поворачивает на запад или на восток, не делает петлю. Проводник мог бы сократить наш поход на недели или даже месяцы и избавить от необходимости вступать в переговоры с какой-нибудь неотесанной деревенщиной. — Симна заткнул флягу. — Мне уже приходилось блуждать в таких вот горах, и доложу тебе, я скорее соглашусь, чтобы меня выпорола дюжина амазонок.