– Ты уже говорил.

– У вас ничего на меня нет, потому что я ничего не совершал.

– Тогда кто? Гусси?

– Никто. Вам это не удастся на меня повесить. Требую своего адвоката.

– Получишь, как только будет зарегистрирован привод.

– На каком основании?

– На основании обвинения в убийстве, Лакки.

Гошен все отрицал и требовал адвоката, а Босх принялся осматривать комнату. Выдвигал ящики туалетного столика, но оглядывался на Люка. Ему казалось, будто он стоял рядом с клеткой льва: понимал, что находится в безопасности, но хотел лишний раз убедиться. Босх не сомневался, что Гошен наблюдает за ним в зеркало над кроватью. Когда Гошен наконец успокоился, Босх начал задавать вопросы. Он делал это небрежно, не прекращая обыска, словно его не интересовали ответы.

– Так, где ты был в пятницу вечером?

– Засунь своей маме.

– Она умерла.

– Еще бы. Ей совсем не понравилось, как ты ей засунул.

Босх прервал работу и посмотрел на арестованного. Гошен хотел, чтобы он его ударил. Он стремился к насилию – насилие было тем полем, на котором он умел играть.

– Ну, так где ты был? В пятницу?

– Спроси у моего адвоката.

– Непременно. Но сейчас ты говоришь со мной.

– Работал в клубе. Ты же знаешь, у меня адова работа.

– До которого часа ты там терся?

– До четырех. Домой приехал еще позднее.

– Где находился? В кабинете?

– Да.

– Кто-нибудь тебя видел? Ты выходил оттуда?

– Не помню. Спроси у моего адвоката.

– Не беспокойся – спросим.

Босх возобновил обыск и открыл дверь гардеробной. Она была просторной, но только на треть увешана одеждой. Гошен жил налегке.

– Это уж как пить дать! – выкрикнул Люк с кровати. – Спросишь как миленький.

Прежде всего Босх перевернул подошвами вверх две пары ботинок и кроссовки «Найк». Он изучил рисунки, но ни один даже отдаленно не напоминал тот, что отпечатался на бампере «роллс-ройса» и на бедре лежащего в багажнике Тони Алисо. Босх оглянулся на Гошена – хотел убедиться, что тот по-прежнему лежит на кровати. Гошен не двигался. Тогда он потянулся к полке над висевшей одеждой и снял полную коробку с фотографиями. Это были рекламные снимки танцовщиц. Девушки хотя и не голые, но в очень соблазнительных костюмах. Под снимками напечатаны имена каждой и номер модели с пометкой «Миллион». Босх решил, что это название местного агентства, поставляющего танцовщиц клубу. И рылся в коробке до тех пор, пока не отыскал номер с именем Лейла.

Он вглядывался в изображение женщины, которую искал накануне вечером. Гладкие, со светлой искоркой, каштановые волосы, темные глаза, пышная фигура и припухлые полураскрытые детские губы, демонстрировавшие белые зубки. Она была красивой девушкой и показалась Босху знакомой. Возможно, той сексуальной злостью, которой обладали все женщины на фотографиях и те, кого он видел вчера в клубе.

Босх вынес коробку из гардеробной и поставил на бюро. Вынул из нее снимок Лейлы.

– Что это за фотографии, Лакки?

– Всех, кого я трахал. А как дела у тебя, коп? Готов побиться об заклад, что самая худшая здесь гораздо лучше тех, что имел ты.

– И что из того? Хочешь помериться членами? Я рад, что у тебя было много женщин. Больше у тебя их не будет. Трахаться-то ты станешь, и тебя станут трахать, но только не женщины. Вот я о чем.

Гошен замолчал, обдумывая его слова. А Босх тем временем поставил фотографию Лейлы на бюро рядом с коробкой.

– Слушай, Босх, скажи, что вы там накопали, а я расскажу, что знаю сам, и мы все выясним. Я ничего не совершал, так что не будем дурить и попусту тратить время друг друга.

Босх не ответил. Он вернулся в гардеробную и поднялся на цыпочки взглянуть, нет ли чего-нибудь еще на полке. И кое-что там обнаружилось – сложенный наподобие носового платка кусочек ткани. Босх снял его с полки и развернул. Ткань пропитана маслом. Босх понюхал ее и узнал запах.

Он вышел из гардеробной и швырнул материю так, что она угодила Гошену в лицу и упала рядом с кроватью.

– Что это?

– Тряпка в оружейном масле. А где само оружие?

– Никогда не держал оружия. И это тоже не мое. Ни разу прежде не видел.

– Ладно.

– Что ладно? Говорю тебе, никогда раньше я ее не видел!

– Не психуй, Гошен.

– Ох, как с вами непросто – так настырно суете свои носы ко мне в задницу!

Босх наклонился над ночным столиком и открыл верхний ящик. Там лежала пустая пачка из-под сигарет, перламутровые серьги-колечки и нераспечатанная упаковка презервативов. Он швырнул презервативы в Гошена, и те отскочили от его груди.

– Вот что я тебе скажу, Лакки: купить презервативы еще не значит обеспечить себе безопасный секс. Их надо надеть.

Он выдвинул нижний ящик. Он оказался пустым.

– Давно здесь живешь?

– Переехал сразу после того, как вывернул твою сестру задницей вверх. Потом выпер на улицу. Так она до сих пор торгует своей задницей в «Кортесе».

Босх выпрямился и внимательно посмотрел на арестованного. Гошен улыбался, постоянно его подначивал – хотел взять верх в ситуации, даже лежа на кровати в наручниках. Хотя рисковал пролить немного собственной крови.

– Сначала мать, затем сестра. Кто будет следующей? Жена?

– Да. У меня на нее есть кое-какие планы…

– Заткнись, хорошо? У тебя все равно ничего не получится. Ты меня не зацепишь, не получится. Побереги силы.

– Зацепить можно любого. Обещаю, Босх.

Босх окинул его взглядом и удалился в ванную комнату при спальне – просторное помещение, с душевой кабинкой и ванной почти такой же формы, как в номере Алисо в «Мираже». Туалет располагался в маленьком, размером со шкаф, закутке за решетчатой дверью из планок. Босх завернул туда, поднял крышку водяного бачка, но не нашел ничего необычного. Не опуская фаянсового верха, он наклонился и заглянул между стеной и бачком. То, что он там увидел, заставило его позвать из спальни полицейского в форме.

– Да, сэр, – ответил коп.

На вид ему не было и двадцати пяти лет. Темная кожа отливала почти голубизной. Он стоял в свободной позе и держал руки на форменном поясе – правая в нескольких дюймах от рукоятки пистолета. На нагрудной табличке Босх прочитал его фамилию – Фонтенот.

– Фонтенот, посмотрите за бачок!

Коп послушался, но рук от ремня не отнял.

– Что это? – спросил он.

– Полагаю, пистолет. А теперь чуть посторонитесь, я его вытащу.

Босх просунул руку в щель величиной в два дюйма между стеной и бачком. Пальцы сомкнулись на пластиковом пакете, который прилепили к задней стенке бачка при помощи серой эластичной ленты. Босх отклеил ее от фаянса, достал пакет и показал полицейскому. В пакете находился пистолет вороненой стали с привинченным глушителем длиной три дюйма.

– Двадцать второго калибра? – уточнил полицейский.

– Да, – подтвердил Босх. – Позовите-ка сюда Фелтона и Айверсона.

– Слушаюсь.

Босх вышел вслед за Фонтенотом из ванной комнаты. Пакет с пистолетом он нес, как рыболов, который держит свою добычу за хвост. В спальне он не удержался и улыбнулся, заметив, как расширились глаза Гошена.

– Не мое! – сразу заявил тот. – Подбросили, мать вашу! Слушай, сукин сын, я требую адвоката!

Босх пропустил его слова мимо ушей, зато внимательно следил за выражением лица. Что-то мелькнуло у Гошена в глазах и исчезло. Все, что угодно, но не страх. Гошен не позволил бы страху проявить себя. Нечто иное. Босх смотрел на арестованного и ждал, чтобы это выражение снова появилось у того на лице. Смущение? Разочарование? Но теперь его взгляд казался пустым. Однако Босх решил, что разгадал реакцию. Удивление.

В спальню вернулись Айверсон, Бакстер и Фелтон. Айверсон увидел пистолет и торжествующе завопил:

– Ага! – Он ликовал.

Босх объяснил, где и как он обнаружил оружие.

– Ах вы, хреновы гангстеры! – Айверсон посмотрел на Гошена: – Думаете, копы не смотрели «Крестного отца»? Кто так прятал пистолет? Майкл Корлеоне.