Какое-то головокружение и боль под ложечкой. Он уже знал ее: она появлялась всякий раз, когда нужно было бежать изо всех сил; пробежишь метров пятьдесят, и словно нож пронзает рубашку, но не в самое сердце, а ближе к правому боку, — боль не отпускала, пока не приходило второе дыхание.

— Рудла! — и снова: — Я больше не могу…

Но никто не наклонился его поднять… Только шумел поток.

Саша погрузил в воду лицо, чтобы пересилить боль: «Я должен!»

Распутье

Где-то рокот мотоцикла. Фангия замер. Слышал, как ползет к нему мальчик и дышит за четверых. Темнело, только вершина холма резко выступала, звук мотоцикла то исчезал, то снова приближался.

— Гоночный, — пытался он отгадать. — Пятнадцать сотенных. Мне хватило бы на гоночный. Если бы я только захотел…

— Я не нарочно, — оправдывался Саша.

Зуб на зуб не попадает. Весь мокрый. Дрожь передалась и парню в куртке. Дикий холод! Порылся в карманах. Нашел плоскую фляжку, которую унес из сруба. Отвинтил крышку.

— Теперь уж на все наплевать, — утешил он Сашу. — Выпей. — Оставил ему на дне глоток рому.

Двинулся дальше. Не оглядываясь, сказал:

— Все равно они начхали бы на меня. И тогда тоже начхали…

— Кто?

— Теперь уже все равно.

Фангия остановился. Дорога раздваивалась. Где-то вдалеке лаяла собака. Над холмом взлетела ракета. Рассыпалась высоко в небе. Треск — точно выстрелили из стартового пистолета.

Саша сказал:

— Нас ищут…

При вспышке увидел лицо того, в куртке. Белое как мел. Похожее на гипсовую маску, которая висела позапрошлой ночью на стене их сторожки в садоводстве. Снова на нем написано: бежать, бежать… Но уже не так, как раньше.

Фангия сказал:

— Это очень далеко, совсем в другом месте…

Голос его тоже изменился. Он уже представил себе собак, обнюхивающих портфель. Стечение несчастных случайностей.

Дорога раздваивалась.

— Если будем стоять тут, замерзнем, — сказал старший. — То место уже недалеко, за холмом. Не собьешься — так доберемся туда. Теперь только не подкачать. На горе встретимся. Нас не должны видеть вместе.

— Почему?

— Здесь не должны… Пускай потом. — И после минутного колебания добавил: — А поймают, учти: ты тут один…

Саша кивнул.

Почти совсем стемнело.

— А может, мне все-таки можно пойти с вами?

— Нет.

— Ну что ж… Пока. — И страшно доверчиво: — Первый ждет?..

Теперь они шли отдельно.

Старший через несколько шагов остановился. Завел часы. «Пять минут — и пойду». Три минуты.

Он все еще слышал посапыванье на холме, над собой. Лай собак. «Я бросил им мальчика, точно кость. Пускай займутся. Если нашли портфель. Теперь у меня времени хоть отбавляй. А ему ничего не будет».

Медленно вернулся к развилке дорог. Но вдруг прижался к деревьям. В кустах над ним что-то зашуршало.

Это был Саша.

— Ничего не поделаешь… — сказал тот виновато и подтянул штаны. — Опять. — Он спустился пониже. — Что-нибудь случилось?

— Я искал тебя, — ответил Фангия тоже виноватым голосом. Сунул руку в карман — и тут его осенило. — На. Чтобы не было страшно.

Вытащил из кармана револьвер.

У Саши загорелись глаза.

— Вот здорово!

Он нажал на спуск.

Выскочил огонек.

— Так до встречи наверху!

Дрожа от холода, Саша шел в гору, поминутно щелкая зажигалкой. Еле слышно, сквозь зубы свистнул. Парень в куртке ответил. Он стоял не двигаясь, испытывая отвратительное чувство. Свет зажигалки скрылся из виду, когда Фангия двинулся вниз по склону. В направлении, противоположном тому, о котором говорил…

Круг

Уверял себя:

Через два часа мальчишка будет дома… Его найдут… Раз нашли портфель… У него обувь лучше, чем у меня.

И еще:

Я дал ему револьвер. Он стоил тридцать крон.

И снова:

Я дал ему револьвер. На память. С моей стороны это вроде бы даже какая-то порядочность. Я ведь мог ничего ему не давать. А теперь у него револьвер и фотография, и обувь, лучше, чем у меня.

Без сломанной застежки.

Отодвигал в темноте ветки.

В голове мелькало:

Автоколонна. В одном местечке у меня припрятаны деньжата. Горячий мясной рулет за полторы кроны. Мирка. Тьма. Пятнадцать сотенных.

Первым делом ботинки.

Нагнулся. Перевязал сандалию бечевкой. Наверно, уже в третий раз. В сандалиях полно жидкой грязи, хотелось снять их и забросить подальше. Что в них проку!

Утром буду там.

Где?

Ему снова показалось, что кто-то посапывает. Совсем близко, точно по следу идут ищейки. Тихонько спросил:

— Саша?

Но вокруг только лес. Фангия неуверенно распрямился, тронулся дальше. Затянул молнию на куртке до самого горла. Опять услыхал шмыганье и посапыванье — на этот раз совсем близко. Шаги. Когда остановился, шаги тоже замерли.

Все ясно. Не было смысла снова выкручиваться, что, мол, перепутал дорогу. Он только сказал:

— Я же велел тебе идти другим путем!

Тот, сзади, не отвечал. Но старался не потерять Фангию из виду. Не отстать от него. Время от времени пытался осветить ему дорогу зажигалкой.

Большой споткнулся об упавшую ветку.

Яростно буркнул:

— Хоть бы высморкался…

Слизывал кровь с ободранных суставов пальцев, сплевывал под ноги. Где-то за лесом взлетела ракета и рассыпалась в небе. В ее свете рука словно бы увеличилась.

Они не знали, имеет ли это к ним отношение, но ракеты взлетали все чаще. В перерывах — отдаленный шум, потом лай собак.

— Все из-за тебя!

Фангия пытался сосчитать собак.

— Три… И еще одна…

Земля местами размокла, ноги уходили в нее по самые щиколотки. Рядом неотступно — вспотевшее лицо Саши. Иногда мальчик отставал. Но шел точно машина. Только облизывал запекшиеся губы. Его страшно тянуло лечь в траву и уснуть. Отдохнуть. Хоть пять минуток. Ни с того ни с сего вспомнилась металлическая коробочка с капсюлями в тайнике возле гаража. Там ли она еще. Надо идти. Ради Слипейша.

Лес впереди сузился до размеров спины и руки Фангии. Огромная раскачивающаяся рука. Туда-сюда. Вперед-назад. Потом мир наклонился, и бессмысленные гейзеры огней взлетели вверх. Мальчик упал, что-то вроде судороги прошло по его телу. Где-то над головой голос Фангии:

— Что с тобой?

Попробовал встать. Сказал Руке:

— Я сейчас. Мне только захотелось пить…

Лицом в ручей.

Хочупитьхочупитьхочупить…

Но не было ни ручья, ни моря… Только колючки хвои. Его трясло. Он видел Руку, удаляющуюся во тьме. Выстрелил в нее из револьвера. Ракеты прочертили небо, словно летящие спички. Кроны деревьев осветились, одна за другой. Становилось все жарче. Мальчик чувствовал, как у него обгорают брови. Отодвинулся. «Хочу пить».

Сказал себе:

— Я должен встать.

Только теперь понял, что все еще держит в руке горящий револьвер-зажигалку. Задул огонек. С веток спустилась мгла. Он был один.

Осколки

Наконец-то он был один. Сзади тишина. Фангия пошел медленнее, отирая пот и налипшую на лицо хвою. Опушка леса усеяна ржавыми консервными банками и осколками стекла. Метрах в трех от себя увидел белый кухонный стул без спинки. Он набрел на свалку. Где-то здесь должна быть дорога, по которой возят сюда всю эту дрянь. Детские коляски без колес. Дырявые умывальники. Он боялся пропороть себе подошву острыми гранями стекла. Отбитые горлышки бутылок. Сандалия снова сваливалась. Бечевка потерялась. Но Фангия все шел. «Мне хорошо, — думал он, — я один. Выберусь».

— Надо же. Пристал со своим дурацким сараем.

Хруст стекла.

Осколки к счастью. Он начинал этому верить. В гуще деревьев набрел на родник. Жадно припал к воде. Холодная вода стекала между пальцами, текла по лицу, за шиворот.

— Пристал, как репейник, дурак.

Мне хорошо.

Он поднялся.

Снова сделал несколько шагов. И растерянно остановился. Вдруг он почувствовал, что больше не хочет бежать, прятаться… Прислушался к скрипу ветвей. Показалось, будто слышит приближающееся посапыванье. Как ни странно, это его обрадовало.