— Саша?

Молчанье. Только где-то во тьме скатился и упал на дорогу камень. Начал моросить мелкий дождь. Фангия повернул назад. Обшарил свалку. По струйкам родника звонко стучали капли дождя. Пытался припомнить, где он проходил.

— Саша?

Во мраке на деревьях виднелись белые полосы. Кольцо мертвых деревьев, предназначенных на сруб. Тысячи перечеркнутых четверок.

— Александр!

Фангия остановился.

Во тьме горел огонек зажигалки. Мальчик лежал на земле, шмыгал носом и смотрел на пламя. Он был весь потный и дрожал. На Фангию почти не обратил внимания. Старший подошел и склонился над ним. Поднес к его лицу жестянку с водой, наполовину расплескавшейся по дороге.

— Не обрежься…

И придержал банку, чтобы мальчуган мог напиться.

— Пойдем домой. Больше у меня нет, — сказал он, когда Саша жадно допил воду. Где-то лаяли собаки, но это уже не имело значения. Фангия помог Саше подняться. — Держись за меня…

Стал искать дорогу.

— Осторожней, тут ветки…

Мальчик сказал:

— В столовой у нас диван. На нем никто не спит.

Вероятно, он думал об этом все время. Бессмыслица. Большой знал, что это бессмыслица, но ответил:

— Сойдет…

Побег - i_012.png

Он почти нес Сашу. Они все еще брели лесом, но под откосом порой мелькали огни. Прогромыхал грузовик, с треском промчался мотоцикл. И снова тишина. И опять огни и шум. Деревья редели. Неожиданно в десяти метрах от них оказалась дорога. Дождь не прекращался. Над полями, там, где, очевидно, был город, в небо взлетали запоздалые ракеты фейерверка: огненные гирлянды, искры и звезды… Фангия услыхал детские голоса: по шоссе на велосипедах ехали дети. Наверно, с праздничного шествия, потому что на рулях раскачивались светящиеся шары фонариков. И снова тьма, из которой вырвались, приближаясь и увеличиваясь, огни машины. Фангия перескочил через кювет, замахал рукой. Скрип тормозов. И вдруг совсем близкий свет фар.

Люди

И шофер, везший в город уток, и привратник в больнице сказали: «Ну и видок же у вас!» Еще когда Фангия вел Сашу в приемный покой, он услыхал, как набирали номера телефонов. Потом он остался один, виновато вытер на линолеуме следы и, прислушиваясь к шуму из душевой и звяканью шприцев, уже сознавал, что через минуту за ним придут. Но теперь это ему безразлично. Важно одно: он вернулся, чтобы не скрываться до бесконечности, чтобы не бежать от самого себя.

После этого побега и всего, что было, я стал немного умнее.

Но сейчас мне больше всего хочется спать.

Даже не есть, хотя по коридорам развозили кашу, политую маслом.

Пять минут он отмывал руки и лицо в конце коридора; с обтрепавшихся штанин кусками отваливалась грязь, он подбирал ее и горстями относил в корзину. Так что Сашу увидел совсем неожиданно. Он плыл по воздуху из душевой на руках сестры, завернутый в махровую простыню, розовый и чистый.

— Я ни разу не пикнул, — гордо сообщил он. — Даже когда кололи. Подождешь меня?

Он впервые заговорил с Фангией на «ты».

— Говорят, за нами приедут…

Парень в куртке оглянулся на двор, где, не стихая, хлестал дождь. Увидел, как внизу останавливается машина с белой полосой. Трое в милицейской форме. Он повернулся к Саше:

— Первый ждет…

И попытался улыбнуться. За Сашей захлопнулась дверь. Двадцать вторая палата. Где-то был диван, на котором никто не спит. Шаги по лестнице. Все выше. Обрывки разговора. «До чего глупые мальчишки», — произнес один из идущих. Другой засмеялся: «Пепик еще наверняка рыскает где-нибудь по лесу, ищет их». Он еще никого не видел, но слышал: «Теперь бы я выпил пива». Фангия подтянул молнию на куртке. И медленно пошел по длинному коридору навстречу людям в милицейской форме. Руки сунул в карманы, чтобы скрыть неуверенность и страх. Но забрызганные грязью люди прошли мимо. По лестнице поднимался последний из них. Шаги и голоса двух других уже раздавались за спиной.

— Где он?

И ответ сестры:

— В двадцать второй…

Стук отворяющейся двери.

— Ну, поехали домой…

Парень в куртке остановился. Никто не собирался его арестовывать.

— А я? — сказал он последнему милиционеру, когда тот поравнялся с ним. — А как же я?