— Хорошо, они спрашивали вас о двух черных парнях, бежавших со стороны булочной?

— Они могли спрашивать меня об этом, но я не помню.

— Хорошо, может быть, это освежит вашу память, — сказал Лоуэлл и передал ей несколько листов бумаги. — Вы могли бы это прочитать? Не жалейте времени и тщательно ознакомьтесь с содержанием этого документа.

Он терпеливо ждал, пока она читала страницы документа, который он ей вручил. Когда она наконец закончила чтение, он спросил:

— Можете ли вы ответить мне, что вы только что прочитали?

— Это выглядит как протокол моей беседы с детективами.

— Да, и теперь вы припоминаете, что они спрашивали вас о двух черных мужчинах, бежавших со стороны булочной?

— Да, я думаю, что они спрашивали меня именно об этом.

— Так спрашивали или не спрашивали?

— Они спрашивали об этом.

— Хорошо, но вы тогда указали им на их неправильное представление?

— Какое неправильное представление?

— Вы сказали им, что не было никаких двух мужчин, бежавших в направлении от булочной, а был только один мужчина?

— Нет, я не говорила им этого.

— А почему? Разве тогда вы не ощущали потребности поправить их?

— Я рассказала им о том, что говорил мне Дом. Вот и все.

— Они спрашивали вас, видели ли вы двух мужчин, бежавших в этом направлении...

— Да...

— ...и вы ответили со слов друга, что он видел какого-то парня, выбежавшего из булочной с пистолетом в руке, верно?

— Я рассказала им так, как мне рассказал Дом. Это верно.

— Но вы ничего не говорили в таком роде: "Между прочим, там не было двух мужчин, там был только один мужчина". Вы ничего такого не уточняли?

— Нет, я не говорила так.

— Это произошло потому, мисс Франчески, что вы все время подразумевали, что разговор идет о двух мужчинах, из которых только один держал в руке пистолет. Это верно?

— Нет, я не так понимала наш разговор.

— Хорошо, значит, тогда вы думали, что они ведут разговор об одном мужчине?

— Да.

— Даже несмотря на то, что они спрашивали вас о двух мужчинах?

— Я считала, что они расспрашивают о парне, которого видел Дом.

— Мужчина, у которого был пистолет.

— Да.

— Благодарю вас, у меня нет больше вопросов.

— Позвольте прервать нашу работу до девяти часов утра завтрашнего дня, — промолвил Ди Паско.

Во вторник холодный, сильный дождь смыл с улиц практически весь снег. У здания суда собрались Проповедник и его приверженцы, которые поддерживали сегодняшнего главного свидетеля — самого Сонни Коула. Демонстранты скандировали: «Черная двойная опасность. Черная двойная опасность». Это не было названием какого-то нового спектакля. Так Проповедник представлял себе то, что происходило с Коулом.

Настоящее имя Проповедника было Томас Релей, но он сменил имя на более звучное Акбар Зарум, которое носило отпечаток Африки и поэтому хорошо служило ему в наше беспокойное время. Под этим именем он приносил много хлопот. Было подсчитано, что только за последний год он обошелся городу почти в 1 400 000 долларов. Это с учетом мощных нарядов полиции, сопровождавших его многочисленные марши, протесты и демонстрации.

— Черная двойная опасность, — продолжал он скандировать через свой микрофон, — Черная двойная опасность.

Его приверженцы вторили ему, выкрикивая, несмотря на непрекращающийся дождь:

— Черная двойная опасность! Черная двойная опасность!

Лозунг не имел ничего общего с реальностью.

Сонни Коулу было предъявлено обвинение в двух убийствах по разделу убийств первой степени. Эти убийства были совершены в разных местах и в разное время. Жертвы тоже были разными. Сейчас он привлекался к ответственности по делу об убийстве Антонио Кареллы. В следующем месяце ему предстояло предстать перед судом по делу об убийстве Долли Симмс. Нельзя было даже представить себе, что он будет привлечен к ответственности дважды. Это исключалось полностью. Но Проповедник придерживался теории, что если ты очень часто повторяешь большую ложь, то народ рано или поздно примет ее за правду.

Акбар Зарум был одет в длинное черное пальто, на голове его красовалась красная феска. Забрызганные дождевыми каплями темные очки скрывали его глаза. Длинные черные волосы ниспадали на спину. На груди, за отворотами пальто, сверкало толстое золотое распятие. С микрофоном у губ Зарум ходил перед выставленными полицией прямо на улице у здания суда заграждениями и выкрикивал:

— Черная двойная опасность! Черная двойная опасность!

Его приверженцы торжественно следовали за ним. Все они были одеты в темно-голубые теплые полушинели. На них были синие костюмы, белые рубашки и красные галстуки. Они шагали в ритм выкрикиваемого лозунга:

— Черная двойная опасность! Черная двойная опасность!

Дождь лил не переставая.

В зале суда давал показания Сонни Коул.

Он был бы красивым парнем, если бы не шрам на его лице, начинавшийся от брови, пересекавший всю щеку и заканчивавшийся на челюсти. Эддисон был против прически ежиком, которую вырастил Коул, находясь в тюрьме. Адвокат сказал ему, что прическа была похожа на черный горшок для цветов, надетый на голову. К началу суда Коул изменил прическу. У него теперь были короткие волосы, зачесанные набок, что делало его похожим на студента колледжа. Для того чтобы усилить этот эффект, он надел серый пиджак из твида, более темного цвета фланелевые брюки, белую рубашку на пуговицах и голубой галстук. Он был в очках, которые, по мнению Эддисона, должны были еще больше придать ему студенческий вид. Но Коул действительно нуждался в очках. Без них он косил глазами, что, по мнению Эддисона, делало мужчину «скромным и беспомощным».

— Мистер Коул, — сказал он, — вы слышали в этом зале свидетельские показания, связанные с событиями, происшедшими на улице около «Эй энд Эль Бейкери» вечером семнадцатого июля прошлого года, верно?

— Да, я слышал эти показания, — подтвердил Коул.

Его голос был низким. Приятный, глубокий, хорошо модулированный голос. Это был голос вдумчивого, разумного человека.

— И вы слышали свидетельские показания по поводу того, был ли там один мужчина, двое мужчин, дюжина мужчин...

— Возражение, Ваша Честь...

— Отклоняю вопрос.

— Это гипербола, Ваша Честь, простите меня, — сказал Эддисон, улыбаясь и как бы прося извинения. — Я снимаю свой вопрос. Мистер Коул, вы помните, где вы были около половины десятого вечером семнадцатого июля прошлого года?

— Да, помню.

— Вы были около «Эй энд Эль Бейкери»?

— Нет, я там не был.

— Были ли вы где-нибудь поблизости от «Эй энд Эль Бейкери»?

— Нет, не был.

— Вы можете сказать нам, где вы были?

— Ехал в автобусе, шедшем из Гринвилла, что в Южной Каролине.

— Что вы делали в Гринвилле?

— Только проезжал через этот город, сэр. Я немного путешествовал по Соединенным Штатам.

— И вы сказали, что находились в автобусе?

— Да, сэр.

— В какое время вы сели в этот автобус?

— О, это было в шесть часов или около того.

— Куда вы ехали?

— Я ехал сюда, сэр.

— Итак, вы находились в автобусе, направлявшемся в этот город. Это верно?

— Да, сэр.

— Можете приблизительно сказать нам, где вы были в девять тридцать в тот вечер? В каком городе, например? В каком штате?

— Я думаю, в это время мы были в Виргинии, проезжали Ронок.

— Когда вы прибыли сюда? Вы помните?

— Восемнадцатого, в два часа пополудни.

— Тогда, как я понимаю, вы даже не были в этом городе в тот вечер, когда был убит Антонио Карелла.

— Это верно, сэр. В это время я был где-то в штате Виргиния.

— Сколько времени идет автобус из Гринвилла, мистер Коул? — Двадцать часов.

— А когда вы сели в автобус? Я знаю, что вы говорили нам, но возможно...

— В шесть часов вечера семнадцатого июля.