А рассудок здесь и вовсе ни при чем, деточка, ехидно сообщил невесть откуда взявшийся внутренний голос. Тобой двигали исключительно инстинкты, им и скажи спасибо. И с твоим Итаном Тонбриджем, между прочим, ты никогда и ничего подобного не испытывала. Да, все было исключительно мило, полезно для здоровья, высокотехнично – и скучно до скрежета зубовного. Теперь-то ты это понимаешь?

Она понимала. Впервые в жизни она все понимала про себя, про собственное тело, про свои желания и мечты. Впервые в жизни решение было простым и ясным, но от этого ничуть не легче достижимым. Потому что Дженна Фарроуз лежала в своей спальне одна, а Хит Бартон, невысокий широкоплечий ветеринар-бродяга мирно спал в своей конюшне… или где он там спит?

Ночь катилась к закату, а Дженна все металась по постели, то проваливаясь в смутное забытье, то просыпаясь от стыда, смущения и горя. Отверженная женщина – с чем сравнить ее страдания?

Кажется, она все-таки заснула, это уже совсем под утро, когда небо стало серым и каким-то зябким. А потом ей приснилось, что она плывет в лодке, которую кто-то сильно раскачивает. Во сне Дженна вскрикнула – и проснулась.

Хит Бартон стоял перед ней в полумраке и улыбался, негодяй. Дженна поспешно натянула простыню до самого носа и сердито уставилась на бесцеремонного интервента. Хита это нисколько не смутило.

– Вставай скорее. Я решил, что ты не захочешь такое пропустить.

– Хит Бартон, ты знаешь, который сейчас…

– Сейчас половина пятого утра. Между прочим, на поле за твоим домом шикарный рассвет. Если не заснешь, можем сходить посмотреть. Но в данный момент я зову тебя совсем в другое место.

– Я не понимаю…

– Одевайся, красавица. Я жду на улице. Он подошел к окну и просто вылетел в него, как Питер Пэн-переросток. Нет, у Итана с физическим развитием тоже было все в порядке, но он вряд ли смог бы так небрежно и грациозно перемахнуть через подоконник, не коснувшись его рукой. Дженна торопливо вскочила, подбежала к окну и высунулась. В то же мгновение лицо Хита возникло прямо перед ней, и он быстро поцеловал ее прямо в губы, а потом окончательно спрыгнул на землю – с узенького карниза, на котором поместиться мог разве только воробей, и тот боком.

Дженна ойкнула, отпрянула, завернулась в занавеску и убежала одеваться.

Хит не мог на нее налюбоваться. Вчерашняя Снежная Королева, холодноватая красотка с белоснежными волосами и зелеными очами, сейчас Дженна Фарроуз выглядела лет на десять моложе. Ни дать ни взять, заспанная девчонка, удравшая из дома, чтобы поглазеть на рассвет. Пушистые волосы клубились вокруг немного сонного и румяного личика, в зеленых глазах еще плескались остатки сна. Что ей, интересно, снилось?

Сам он не спал ни минуты, но это его мало беспокоило. В армии их этому специально обучали – не спать целыми сутками, довольствуясь десятиминутными передышками, когда полностью расслабляется все тело.

Нет, он не спал. Хит был молодой и здоровый мужчина, а молодому и здоровому мужчине трудно добровольно принять решение, которое принял Хит вчера вечером.

Целовать ее, обнимать, вдыхать аромат ее волос, пить сладость ее губ, чувствовать, как разгорается ответным жаром ее тело в твоих объятиях… Хит знал: захоти он вчера этого – и Дженна провела бы эту ночь с ним в одной постели.

Хотел ли он этого? О да, больше жизни. Почему тогда? Да потому, что впервые за много лет Хиту Бартону не хотелось, чтобы переспавшая с ним женщина как можно скорее забыла бы о нем.

Он знал многих женщин. В армии это одновременно и проще, и сложнее. Сложнее – потому что женщин вокруг мало, а те, что есть, обладают слегка специфической красотой и еще более специфическим характером. Проще – потому что солдат принято жалеть, особенно в половом смысле. К тому же, именно находясь на военной службе, можно без зазрения совести ну, почти без зазрения совести! – пользоваться услугами жриц любви, иначе говоря – посещать бордели с почти официального разрешения начальства.

Такими они и были, его первые женщины. Барменша Шейла в единственном баре военного городка. Медсестричка Сьюзан. Секретарша из штаба… Вивиан, кажется?

Крикливо и ярко накрашенные, бестолково разодетые в нейлоновые кофточки с люрексом и колготки в сеточку, полные и худые, высокие и маленькие – всех армейских женщин роднило одно: тоска в глазах. Тоска и ожидание – вдруг этот, очередной, окажется единственным, любящим, неповторимым… И можно будет уехать из опостылевшего гарнизона, повидать мир, завести семью и детей.

Через их постели проходили десятки молодых солдат, и всем им Сьюзан, Вивиан, Шейлы и Клары дарили свою неумелую, потрепанную любовь. Что интересно, мало кто их за это презирал. Хит не был исключением. Он научился быть благодарным – за то, что в тяжелую минуту эти стареющие, увядающие женщины дарили миг забвения, иллюзию блаженства, а если не получалось – просто обнимали теплыми своими руками и баюкали у себя на груди, как могла бы сделать это родная мама…

Потом, уже за годы скитаний на гражданке, Хит пережил еще парочку романов. Никакого серьезного следа они в его душе не оставили, потому что сам он не слишком к этому стремился. Главное место в его сердце занимали собаки, а на подружек уже не хватало… К тому же рано или поздно все подружки начинали ревновать к лохматой толпе любимцев Хита, а потом и вовсе ставили вопрос ребром: или я, или собаки. Нет, он не сердился на них за это, понятно же, каждой девушке хочется, чтоб парень у нее был как все, а не больной на голову. И Хит уходил.

Вчера он сам, по доброй воле и зрелому решению отказался от прекраснейшей женщины в мире, потому что не хотел затевать короткую интрижку на пару ночей. Возможно, даже скорее всего, у них ничего не выйдет, уж слишком они разные, но попытаться надо.

Попытаться стать чем-то большим, нежели просто два тела, распаленные инстинктом. Или не пробовать вовсе.

Дженна сердито отбросила лохматые волосы назад и воинственно уставилась на Хита Бартона.

– Н-ну? Учти, если ты меня разбудил по какой-нибудь идиотской причине…

– Пойдем. Осторожно, там тропинка неровная.

– Почему бы это? Раньше тут все тропинки были ровные…

– Там Джеронимо немножечко поохотился.

– На кого?

– На крыс.

– Ой!

– Не факт, что они там были, но ведь он же терьер. Терьер просто обязан охотиться на крыс.

– И там теперь… ой!

– Ямки и канавки. Я выровняю завтра… то есть, уже сегодня. Малыш, тихо, это мы.

Огромный пес приветственно вильнул хвостом, подняв медвежью голову и пристально посмотрев на гостей. Дженна нагнулась и погладила пса, а Малыш в ответ облизал ей руку.

В конюшне светился желтенький теплый свет керосиновой лампы, и в его призрачных лучах были видны собаки, с комфортом разместившиеся в охапках соломы и сена буквально по всей конюшне. Хит взял Дженну за руку, и от этого уверенного прикосновения ей стало щекотно и горячо в животе, а губы против воли растянулись в совершенно детскую счастливую улыбку.

Хит завел ее в самый дальний угол сарая, где за несколькими вязанками соломы было устроено уютное и душистое логово, а в нем…

Дженна зажала себе рот, чтобы не завизжать от восторга.

На мягкой подстилке из соломы лежала изящная золотистая собачка, Дженна помнила, Чикита. В предках у Чикиты явно были спаниели и шпицы, в результате чего на свет появился очаровательный пес, похожий на маленькую аккуратную лисичку. Теперь Чикита лежала на боку и ласково смотрела на людей, помаргивая громадными карими глазищами, осененными длинными-предлинными ресницами – за которые, собственно, и получила свое имя.

Под брюхом Никиты лежали семь толстых золотистых колбасок. Все семь колбасок ритмично и негромко чавкали. Любая из колбасок с легкостью поместилась бы у Дженны на ладони.

Дженна встала на колени, прижав руки к груди. Она была совершенно очарована этим зрелищем.