Я рот только разинул. Он снова: совсем забыл, из банка говорит, ухожу. Не мое это дело, не люблю я этого. Денег мне никаких от тебя не надо, я, говорит, свои деньги вложу в туристический бизнес в Шотландии.

Я тут говорю – что ж ты, поганец, делаешь, мать ведь наверняка подслушивала, так у ней сейчас сердечный приступ! А Итан мне: мама все давно уже знает и во всем меня поддерживает, а ты, папа, кончай придуриваться, потому что я тебя прекрасно знаю, человек ты не злой. Люблю я, говорит, тебя, но отныне поступать буду, как захочу сам.

И тут я, девочка, вспомнил, что вам с Хитом сказал накануне – насчет того, что если Итан хоть раз кулаком по столу… Дурачок, говорю. Да женись ты на ком хочешь, говорю. Мамаша Тонбридж, когда я к ней подкатил, была официанткой в задрипанном баре, а у тебя целая графиня! Сам смеюсь… Давно так не смеялся.

Дженна ошеломленно посмотрела на Хита, тот ответил ей ласковой улыбкой. Старый Тонбридж крякнул и расправил седые усы.

– А девочка хорошенькая, скажи, Дженни? До тебя ей, конечно, далеко, но она берет другим. Думаю, они будут счастливы. Мамаша Тонбридж от нее не отходит. Кстати, диверсант!

– Да, мистер Тонбридж?

– А когда мы попляшем на вашей свадьбе? Хит посмотрел на Дженну и очень серьезно ответил:

– Когда раздадим все долги. Потому что это будет совсем другая, новая и очень хорошая жизнь, и вступать в нее надо налегке.

Дом на Лонг-Айленде был продан, деньги поделены в равных долях между Итаном и Дженной.

Пост главного редактора заняла Элинор Шип – и совершенно никакого удовольствия от этого процесса не получила, потому что кандидатуру ее предложила сама Дженна Фарроуз и даже поскандалила с советом учредителей.

Некоторое время Дженна жила в своей квартире и изнывала от тоски, потому что Хит пропадал в Стамфорде целыми днями. Дженне в качестве бонуса он оставил Джеронимо, Чикиту со щенками, Мачо и Круза, остальные собаки уехали с ним. Дженна ходила со зверьем гулять в Центральный парк, думала о Хите и почти совсем не думала о прошлой своей жизни.

Эта самая жизнь казалась ей нереально далекой, тоскливой и тусклой, словно дождливый день в сентябре. Дженна Фарроуз, как Спящая Красавица, разбуженная Прекрасным Принцем, бродила по большому городу и заново училась видеть его красоту.

Она наблюдала за играющими в траве детьми, за чинно прогуливающимися по аллеям мамашами с колясками, за старушками, за спортсменами и школьниками… Вся эта жизнь была страшно далека от гламура прошлой жизни Дженны, но она ничуть об этом не жалела. Здесь все было интереснее. Живее.

По ночам она долго не могла заснуть. Странное дело, раньше ей никогда не хотелось делить с кем-то свою постель, она ценила одиночество за возможность побыть самой собой, но теперь все изменилось. Дженне очень хотелось видеть Хита, чувствовать тепло его тела, крепость его рук.

Сентябрь навалился на город золотыми листьями и небывалой жарой. И в один из золотых сентябрьских дней Хит Бартон приехал к Дженне Фарроуз делать официальное предложение.

Она сдерживалась из последних сил, чтобы не завизжать, как девчонка, и не прыгнуть ему на шею. Даже смогла, напустив на себя почти забытый образ Снежной Королевы, процедить сквозь безупречно светскую улыбку:

– Спасибо за предложение, Хит, но ведь я должна все хорошенько обдумать. Это слишком серьезный шаг, а мы так недавно знакомы…

Ужас, плеснувший в темных глазах диверсанта-ветеринара, был таким неподдельным, что Дженна захохотала и повисла у него на шее, крича нормальным голосом:

– Согласна, согласна, давно уже согласна, уже извелась вся без предложения, изверг! Хочу быть твоей женой!

– Еще говори. Напугала как…

– Хочу с тобой жить.

– Дальше?

– Спать с тобой хочу, просыпаться с тобой, кофе пить по утрам, работать с тобой рядом, дома ждать тебя по вечерам, готовить тебе ужин…

– Джен…

– Я люблю тебя, Хит. Очень люблю. Ты меня возьми, пожалуйста, в жены и больше никогда никуда не отпускай. Потому что без тебя я больше не смогу ни дышать, ни жить.

И тогда Хит Бартон молча и сильно поцеловал ее в губы, а через пару секунд Дженна Фарроуз окончательно потеряла чувство реальности, и Хит Бартон тоже, потому что не было вокруг ни большого города, ни стен маленькой квартиры, ничего не было, были только они – и бархатистая бесконечность океана любви, баюкающего их разгоряченные, истомленные желанием тела на своих невидимых волнах.

И не было больше прошлого – горького, тяжелого, одинокого прошлого, в котором у каждого из них было много слез, унижения и тоски. Ушло оно, забылось, подернулось пеплом, и только счастье вставало на горизонте сверкающим рассветом новой жизни.

Мужчина сжимал свою женщину в объятиях, умирал от нежности, таял от любви, и женщина знала: нет и не будет на земле рук крепче и надежнее, чем руки ее мужчины.

Они стали едины – и нашли себя, нашли истину, вспыхнувшую под стиснутыми веками мириадом новых звезд. Искусанные губы счастливо улыбались, кровь выбивала ритм, древнее которого нет, и солнце сентября заливало обнаженные тела любовников расплавленным золотом…

Они расписались в мэрии, а потом старый Тонбридж вручил невесту Хиту Бартону уже в кафедральном соборе, и гости втихомолку удивлялись: как странно все же, что жених, будучи явно ниже ростом невесты, смотрится величавым гигантом, а знаменитая Ледяная Дженна похожа на маленькую хрупкую фею, прижавшуюся к плечу своего мужа и повелителя.

Их осыпали рисом и хмелем, в небо взмыли сотни белых голубей, загремели банки и кастрюли, притороченные к заднему бамперу старого джипа вместе в красочным плакатом «Молодожены» – и Дженна Бартон отправилась в свой новый дом.

Он встретил ее воркованием горлиц под черепичной крышей, алыми листьями плюща, увивающими стены, теплым крыльцом из янтарных, свежеструганных досок, белыми занавесками на окнах и цветами в палисаднике. А еще в палисаднике сидели и стояли, улыбались и махали хвостами, повизгивали и лаяли друзья.

Джеральдина, Шейди, Мисс Мантл, Джерк, Чикита с поредевшим семейством (Джим Спенсер взял двух щенков себе), Чаби, Соул, Люк и Мачо, Круз и Джеронимо, с разбегу взлетевший на руки Дженне, едва она вышла из машины. И добродушно улыбался, лежа у самого крыльца, громадный пес Малыш.

Дженна подобрала пышную юбку и присела на корточки среди хвостатых и лохматых своих любимцев. Посмотрела снизу вверх на Хита, и тот ответил ей спокойным взглядом, в котором было все: и любовь, и уверенность в том, что счастье – уже здесь, и гордость, и удивление – неужели это он, бродяга и изгой, стоит на пороге собственного дома рядом с красавицей-женой?

Дженна поднялась, взяла Хита за руку, и они вместе вошли в свой новый дом.

Из письма Дженны Бартон в Англию, Рози Тонбридж.

«…А Малыш умер на рассвете. Знаешь, мне было так страшно – как никогда в жизни: Хит плакал. Сидел рядом с нашим псом и плакал, как ребенок, такой огромный, сильный мужчина…

Ты не расстраивайся, Роз, Малыш хорошо прожил последние годы. Он очень любил Хита и меня, аппетит у него был отличный, шерсть хорошая. Просто паралич – серьезная болезнь, но он не мучился. Хит все сам сделал, и Малыш просто заснул у нас на руках. Все, все, не буду больше о грустном, а то и сама зареву…

Тебе везет, что ты так легко все переносишь. Меня тошнит, как дохлую курицу, на мясо не могу смотреть, а еще вчера умоляла пожарить мне грудинки. Даже странно, потому что Джонни и Билли я носила совершенно без проблем. То есть я даже и не помню, как я их носила. Видимо, девчонки все-таки гораздо вреднее. Хотя ты же родила своих красавиц – и без всяких токсикозов?..

Фотография Итана нас потрясла. Шотландский килт ему очень идет, но кормить можешь и поменьше: растолстеет, как папа Тонбридж, и научится громыхать. Шутка, конечно, Итан – ангел…