Она передала тарелку Люси, которая уставилась на яства, с трудом сдерживая себя. Тут были яйца, намазанные маслом бутерброды с ветчиной и тосты с мармеладом. Девушка украдкой бросила взгляд на серебряные часики, прикрепленные к лифу платья. Морису было невыносимо видеть это.

Он выхватил у нее из рук тарелку.

– Ну ну, мисс Сноу, – проворчал он. – Вы же знаете, вам нельзя кушать до одиннадцати тридцати. Что скажет адмирал?

Люси быстро отняла у него свою тарелку, вызывающе сверкнув глазами. Именно этого он и добивался.

– Пожалуйста, сэр, не забывайте своего места. Мой распорядок дня отнюдь не ваша забота.

Сильвия смотрела на них с нескрываемым изумлением, что навело Мориса на мысль, уж не впервые ли ей довелось увидеть острые зубки своей подруги. Возможно, она обнажила их только в отсутствие отца. По веселым искоркам в глазах Сильвии он заключил, что это зрелище ее позабавило. Но его отношение к своей подопечной получило новый оттенок.

Пока их хозяйка готовила угощение для Клермонта, Люси устроилась на дальнем конце пледа. Она отламывала крошечные кусочки ветчины и отправляла их в рот, поглядывая на своего телохранителя так, как будто опасалась, что он снова заберет у нее еду. Что касается Мориса, то он ел с большим аппетитом, тем более что от завтрака в Ионии у него остались только воспоминания.

– Всего в нашей семье двенадцать детей, – оживленно начала Сильвия, занимая гостя. – Я – старшая, а это Джиллиган – самый младший. Мама всегда говорила, что каждый раз, уходя в море, папа считал себя обязанным оставить ей кое-что на память.

Пока Сильвия потчевала Мориса подробной историей семейства, Люси опустошила свою тарелку и теперь мучилась угрызениями совести. Господи, что сказал бы отец, если бы увидел, как она ест ветчину без вилки и ножика, да еще раньше положенного времени.

В это время до нее донесся удрученный голос подруги:

– Еще никто не слышал, чтобы наш Джиллиган произнес хоть словечко. Но мы надеемся, что с ним будет как с Кристофером. Этому разбойнику было почти четыре года, когда он наконец заговорил.

В обществе Сильвии можно было не утруждать себя поисками темы для разговора, ибо говорила почти она одна. Все, что требовалось от собеседника, – это рассеянно кивать или сочувственно хмыкать.

Сильвия описывала страшное падение братца Филиппа с чердачной лестницы, заново переживая охвативший ее тогда ужас.

Люси посмотрела на Клермонта. Наверное, ее бравый телохранитель беспрестанно зевает от скуки. Но он с увлечением слушал ее подругу, одновременно бросая спаниелям ломтики ветчины, которые те ловко ловили в воздухе.

Она заново изучала внешность молодого человека, стараясь смотреть на него глазами Сильвии. Яркий солнечный свет подчеркивал морщинки у глаз, которые на свету оказались янтарно-золотистыми. Возраст его трудно было определить точно, но ему явно было около тридцати или чуть больше. По обветренному лицу молодого человека можно было заключить, что большую часть жизни он провел на открытом воздухе.

Пожалуй, у него было лицо волевого человека, широкоскулое, с высоким лбом и твердым подбородком, и все-таки в нем таилось что-то мальчишеское, что невольно приковывало взгляд девушки, юмор, порой поблескивающий в светло-карих глазах, выразительная линия рта. Казалось, он вот-вот готов рассмеяться, как будто вспомнил веселую шутку. Люси великодушно решила, что, пожалуй, кому-нибудь он действительно может показаться привлекательным.

– Стой, негодяй! Я отрежу тебе башку и подвешу ее на рее, не будь я капитан Рок!

Клермонт вздрогнул и облил водой Джиллигана, когда рядом из-за кустов выскочили два мальчугана, неистово размахивая палками, которые изображали у них пиратские сабли.

– Простите, – смущенно пробормотал Морис, вытирая голову малыша своим носовым платком. – Они так неожиданно закричали.

– Не беспокойтесь, – засмеявшись, ответила Сильвия. – Они просто играют в капитана Рока. Теперь, после похищения Люси, – так напугавшего нас, это их любимая игра. Ой, – она поспешно прикрыла рот ладошкой, – я и забыла, что это тайна. Видите ли, адмирал рассказал по секрету папе, папа, тоже под большим секретом, маме, а мама доверила эту тайну мне… Ну что я за глупая болтушка!

Люси так и подмывало согласиться с самокритичной оценкой подруги.

– Мистер Клермонт – не какой-нибудь назойливый репортер из «Таймс», Сильвия. Он прекрасно обо всем знает. Именно после этого инцидента отец и решил нанять мне телохранителя.

Большие глаза Сильвии заблестели от восхищения.

– Но кто бы мог подумать, что наша Люси окажется такой отчаянной и смелой?! – Она проворно выхватила из цепких пальчиков братишки какого-то жучка, пока тот не запихнул его себе в рот, затем лукаво посмотрела на Люси. – Я подозреваю, что Люси не осталась равнодушной к злодею. Она краснеет всякий раз, когда упоминается его имя.

– Вовсе нет! – с негодованием воскликнула Люси, чувствуя, что у нее загорелись щеки, и низко опустила голову, надеясь скрыть предательскую краску.

Сильвия рассмеялась и быстро поднялась, чтобы пойти и принести новый экземпляр воспоминаний своего отца. Люси осталась наедине со своим телохранителем.

Однако того, чего она страшилась, – его язвительных насмешек, не последовало. Клермонт достал сигару. На лице его не было и следа улыбки, оно оставалось серьезным и сосредоточенным. Казалось, он с интересом наблюдает за играющими в пиратов детьми. То ли это солнце постепенно теряло свое тепло, то ли от молчаливой фигуры застывшего Клермонта веяло таким холодом, но Люси невольно поежилась, потуже стягивая на груди мантилью.

Люси инстинктивно чувствовала, что чем-то досадила ему, но не собиралась унижаться до расспросов. За те девятнадцать лет, которые она провела в суровом доме отца, она научилась, как никто, терпеливо переносить отчужденное молчание.

Как обычно, и не подумав спросить у нее разрешения, Морис зажег сигару и с наслаждением затянулся, затем, округлив губы, выпустил аккуратное колечко дыма. Возможно, именно это и раздражало ее в Клермонте. Он делал все с такой страстью, как будто это было последний раз в его жизни.

Люси закашлялась и прикрыла рот рукой.

Перед ее глазами, покачиваясь, как Веселый Роджер, появился безукоризненно чистый носовой платок. Клермонт улыбнулся. Сердце Люси дрогнуло.

Она годами терпела жестокое равнодушие отца, не делающего разницы между своим отношением к подчиненным и к дочери. Так же сильно страшась его гнева, как она жаждала его любви, Люси научилась быть незаметной, невидимой, подавляя все свои чувства до такой степени, что порой сомневалась, существует ли она вообще.

Девушка почувствовала, что ее сердце пробудилось и, трепеща, стало рваться из груди. Вращаясь в великосветском обществе, Люси привыкла скрывать свои истинные чувства. И сейчас, боясь уронить себя, она делала вид, что относится к молодому человеку с неприязнью.

Очередное колечко дыма поплыло прямо к ее лицу.

– Мистер Клермонт! – гневно вскричала Люси и, вскочив на ноги, в сердцах хлестнула себя по бедру перчатками. – С самого начала было ясно, что мы не сможем с вами найти общего языка. Вы чудовищно воспитаны!

Он вытянулся на пледе, небрежно опершись на локоть, – полная бесцеремонность! Уже знакомая Люси презрительная насмешка, приводившая девушку в ярость, вновь появилась на его губах.

– Что ж, тогда нам просто повезло, что адмирал пригласил меня охранять вас, а не взять в жены.

Люси покраснела.

– Хочу вам напомнить, что это отец имел неосторожность нажить себе смертельного врага в лице капитана Рока, а вовсе не я. Поэтому не вижу причин, почему я должна страдать из-за этого. – Она стала нервно натягивать перчатки. – Я, конечно, в состоянии сама о себе позаботиться и при первой же возможности постараюсь убедить в этом отца.

И она зашагала вниз по склону, направляясь к экипажу.

Отбросив сигару, Морис поднялся. Итак, маленькая мисс Маус[2] рассчитывает добиться его увольнения. Она, видите ли, уверена, что может сама позаботиться о своей безопасности без назойливой помощи плохо воспитанного человека.