– Так что, видите ли, моя дорогая, – с притворной мягкостью проговорил он, – вы не можете называть меня злодеем. В конце концов, я только тот, кем меня сделал ваш отец!

19

– Вы лжете!

С возмущением оттолкнув руку Мориса, Люси встала с кровати.

– Вы… вы нагло лжете! – снова выкрикнула она, оборачиваясь к нему, как разъяренная тигрица. – Как вы смеете оскорблять моего отца, который всю свою жизнь посвятил беззаветному служению Англии и королю!

– Ну, здесь вы ошибаетесь. Он всю свою жизнь служил только одному идолу – самому себе! – презрительно процедил Морис.

Люси постаралась взять себя в руки.

– На чем же вы основываете свое абсурдное обвинение? – сухо спросила она.

– Я тоже достаточно долго ломал над этим голову. Но постепенно все стало на свои места. У вашего отца были более чем веские мотивы. С одной стороны, острая зависть к стремительной карьере молодого выскочки. По сути дела, мой невольный подвиг затмил его скромные военные заслуги. С другой стороны, он оказался в тяжелом финансовом положении и не знал, как из него выбраться. Но тут подвернулся глупый восторженный юнец, – Клермонт с иронией поклонился, – и его осенило.

Окинув Мориса торжествующим взглядом, Люси усмехнулась.

– Я так и знала, что найду в вашем обвинении слабое место. К вашему сведению, мой отец – весьма состоятельный человек. Правда, он происходит из очень скромной и небогатой семьи, но король по достоинству оценил его, как вы сказали, «скромные военные заслуги» и весьма щедро наградил. Так что отцу просто незачем было опускаться до каких-то низменных интриг.

– Я не спорю, деньги у него действительно были. Но в том-то и дело, что он уж слишком небрежно распоряжался своим состоянием.

– Это, право, звучит просто смешно. Отец самый экономный человек, которого я знаю. Мы не лишали себя никаких удобств, но никогда и не роскошествовали. Впрочем, вы ведь бывали у нас и прекрасно все сами видели.

Морис от души расхохотался.

– Да ваш отец – не кто иной, как самый отчаянный игрок и расточитель. Еще до вашего рождения каждую ночь, если он не был в море, он проводил в игорных домах Пэлл-Мэлл и Сент-Джеймс. Когда «Уайт и Брук» надоело ссужать его деньгами, которых он никогда не возвращал, он перебрался в заведения более низкого пошиба в Ковент-Гарден. К тому времени, когда ему пришлось расстаться с флотом, он уже промотал не только свой ежегодный доход и пенсию, но и крышу над головой своей очаровательной дочурки.

Люси стиснула задрожавшие руки. За это утро мир вокруг нее пошатнулся уже второй раз.

Сдерживаясь из последних сил, она устремила на Мориса твердый взгляд.

– Однажды вы обвинили меня в том, что я придумываю разные небылицы в оправдание своих неблаговидных поступков. Я вижу, вам тоже не чужда эта слабость. Мой отец так же далек от увлечения азартными играми, как, скажем, от пристрастия к алкоголю и склонности к праздности. Он никогда бы не унизился до такого позорного поступка.

– Вы уверены? Даже если отчаявшиеся кредиторы ломились в его двери? Даже под угрозой банкротства и грандиозного скандала? – Он криво усмехнулся. – Мы оба отлично знаем, как ваш достойный отец боится уронить свое честное имя, не так ли?

«Что правда, то правда», – подумала смутившаяся Люси. Забота о своей репутации всегда была если не первейшей, то одной из главных забот адмирала. Она лихорадочно пыталась нащупать уязвимое место в рассуждениях Клермонта.

– Хорошо, пусть так. Но какое вам дело до того, как мы живем? – Она вдруг остановилась, потому что ей в голову пришла тревожная мысль. – Скажите, мистер Клермонт – это ваше настоящее имя?

– Сейчас – да. Ричард Монтрой, человек, который пал жертвой предательства Люсьена Сноу, умер в тюрьме. Теперь вместо него живет Морис Клермонт.

– Но как же вы осмелились появиться в Лондоне? Ведь вас любой мог узнать. Например, мой отец, его знакомые. Да хоть кто-нибудь из гостей лорда Хауэлла!

– У меня были основания думать, что ваш отец мог только однажды видеть меня, и то издали. Кроме того, моя внешность сильно изменилась с тех пор, когда я был желанным гостем в аристократических кругах Лондона. Во-первых, тогда я носил бороду. Волосы у меня были длинные и гораздо светлее, чем сейчас. В конце концов, я провел целых пять лет без солнца, прикованный к каменной стене во французской крепости, постепенно ощущая, как меня покидают силы.

Люси опустила голову, потрясенная его признанием. В каком-то смысле ужасная судьба, постигшая матросов его команды, оказалась к ним более милосердной. Хорошо, что она удержалась и не высказала своего сочувствия. Можно себе представить, какую реакцию оно вызвало бы у человека, который лучшие годы юности провел в мрачном заключении, по милости ее отца.

Она заставила себя снова вернуться к попытке разгадать эту странную историю.

– Я могу узнать, что вы пытались найти в библиотеке отца? Неужели вы думали, что он настолько глуп, чтобы сохранить у себя такое опасное, компрометирующее его доказательство?

– Ни в коем случае. Люсьен Сноу, возможно, излишне самонадеянный человек, но не глупый. Когда правда наконец выйдет наружу – а я обещаю вам, что это произойдет довольно скоро, – каперское свидетельство окажется единственной вещью, которая спасет его от виселицы. Если оно находится у адмирала, его могут обвинить в мошенничестве и подделке официального документа, но не в пиратстве.

– Допустим. Но это нисколько не объясняет, почему он решил нанять вас для моей охраны.

– Вы уверены, что он думал именно об этом? Не точнее ли будет сказать, что он стремился огородить от неприятностей самого себя? Я думаю, дело было так. За завтраком он прочитал в газетах о моем внезапном воскрешении и мудро решил не рисковать поездкой по морю. Он сослался на плохое самочувствие и остался дома. Ему, видно, и в голову не приходило, что объектом похищения можете стать вы. Когда вы благополучно вернулись к нему, по-прежнему полная почтительного уважения, он на время успокоился, но, поразмыслив, решил застраховать вас от повторного похищения. Я думаю, он опасался, что капитан Рок расскажет вам всю правду, как я это и делаю сейчас. Власти могут не поверить человеку, которого считают пиратом, но что, если собственная дочь бросит ему в лицо обвинение в подлости?

В памяти девушки невольно всплыли придирчивые расспросы отца после ее возвращения, его частые подозрительные взгляды, которые она ловила на себе. Она горячо возразила, как будто и сама верила тому, что говорила:

– Это абсолютная чепуха. Он нанял вас потому, что беспокоился обо мне. У него ведь никого нет, кроме меня, и я нужна ему.

– Черт побери, вы ему действительно необходимы, здесь вы правы. Ведь не будь вас, перед кем бы он стал так увлеченно играть роль невинного страдальца, которому изменяла недостойная жена! Не перед Смитом же. А так вы всегда были у него под рукой, чтобы ежедневно и ежечасно покорно выслушивать его гневные упреки в адрес вашей легкомысленной матери. Она предпочла умереть, избавив себя таким образом от его придирок. Но зато оставила ему дочь, которой пришлось всю жизнь платить за грехи своей матери. Кстати, еще неизвестно, так ли уж она была безнравственна, как он заявлял. Но так или иначе, он считал себя вправе отравлять вашу жизнь. Ну чем не любящий папочка!

Смертельно побледнев, Люси слушала негодующую тираду Мориса и вдруг покачнулась, пораженная в самое сердце жестокой правдой его обвинений. Он бросился к ней, чтобы поддержать ее, но она с негодованием отшатнулась, боясь его прикосновений. Ее сжигала невыносимая горечь при мысли, что все его ласки и внимание, которые он оказывал ей в Ионии, были просто хитрой уловкой, которой он старался прикрыть свои истинные намерения.

Помрачнев, Морис отошел от нее.

Люси охватило отчаянное желание немедленно покинуть его. Зная, что на корабле некуда деться, она тем не менее бросилась к двери.

– Это грубое насилие. Я не потерплю этого! – дрожащими губами выкрикнула она. – Я требую, чтобы меня освободили в ближайшем порту, или, клянусь, я…