Она ощутила, что ее лицо стало мокрым от внезапно пролившихся горячих слез. Слез гордости.

А тем временем они уже скользили так близко от высящейся над водой туши «Аргонавта», что можно было различить темные фигурки людей, которые в панике метались по палубе. Стремительная атака «Возмездия» поставила их в затруднительное положение, ибо громоздкое судно с его слишком сложной системой парусов не могло быстро совершить необходимый маневр, чтобы уклониться от столкновения. Сама мощь флагмана королевского флота делала его уязвимым.

На это и рассчитывал Клермонт, зная отличные мореходные качества своего судна. За мгновение перед, казалось, уже неминуемым столкновением проворная шхуна совершила стремительный поворот, задев корпус «Аргонавта» с таким жутким треском, что Люси, содрогнувшись, зажала уши. Рискованный маневр не прошел без потерь. Где-то над палубой с ужасным звуком треснула мачта.

Из трубы, по которой передавались вниз команды с капитанского мостика, где стоял Морис, послышался мощный рев:

– Огонь!!!

В первую минуту Люси и канониры изумленно уставились друг на друга. И только потом поняли смысл маневра капитана, который поставил шхуну под пушки превосходящего их по размерам корабля. Таким образом вооруженный до зубов флагман, гордость королевского флота, оказался не опаснее, чем мирный торговый фрегат. Стреляя со столь близкой дистанции, Морис рисковал повредить свою шхуну, но это был тщательно рассчитанный риск.

Вероятно, они так и стояли бы с разинутыми ртами, если бы не гул пушки на корме и не раздраженный окрик капитана:

– Эй! Что вы там, внизу, заснули, что ли?!

Все сразу пришли в движение, лихорадочно готовя свои орудия к одновременному залпу.

Один из канониров поднес зажженную спичку к фитилю и яростно завопил:

– Это тебе за нашего Дигби, ты, грязный ублюдок!

В ответ пушки хором изрыгнули мощный взрыв.

Люси успела подумать, что старику Дигби пришлось бы по душе такое воздание его памяти.

Казалось, время почти остановилось в узкой галерее, заполненной запахом горящего пороха, оглушительным грохотом пушек и протестующими вздрагиваниями корпуса «Возмездия», который слишком близко подошел к «Аргонавту». Люси потеряла счет, сколько раз она пробиралась то взад, то вперед по кренящемуся под ногами полу, усыпанному песком. Ее спина и руки нестерпимо ныли от тяжести чугунных ядер и бочонков с порохом.

Дым ел глаза, жар обжигал пальцы, лицо и руки почернели от пороха. После жизни, полной уступок и самоуничижения, она чувствовала себя нужной и знала, за что сражается.

Залп за залпом они палили в нависающую над ними тушу «Аргонавта», отважно противостоя ему, как Давид Голиафу. Люси с трудом оторвала от пола еще одно ядро и, прижав к груди, спотыкаясь, тащила его к пушке, когда один из канониров схватил ее за локоть.

Он наклонился к ней, и его почерневшие губы задвигались с безумной быстротой. Оглушенная и ослепленная, Люси только озадаченно хмурилась. В ушах гудел назойливый вой, но она не могла понять ни единого слова. Догадавшись, в чем дело, он взял ядро из ее онемевших рук и подвел к амбразуре.

«Аргонавт» с позором удалялся, так ни разу и не выстрелив из своих мощных пушек. Канониры и их помощники от радости прыгали, как жеребята, сталкивались в узкой галерее, хлопали друг друга по спинам, обнимались. Люси слабо улыбнулась, только теперь обнаружив, что едва держится на ногах от усталости. Кое-как она добрела до переборки, где и свалилась без сил на пол, положив руки под щеку.

Именно там и нашел ее Морис спустя шесть часов.

До самого рассвета он был поглощен трудной задачей. Ему предстояло довести свой покалеченный корабль, с трудом слушающийся руля, в тихий заливчик у не отмеченного на карте острова, удаленного от берегов Тенерифе. Передав командование Аполло, он потащил свое измученное тело в каюту. По мере приближения к ней усталость оставляла его, когда он представлял себе уютно свернувшуюся на кровати Люси, ожидающую его победного возвращения.

Каково же было его удивление, а секундой позже испуг, когда он обнаружил каюту пустой! Он обшарил весь корабль от носа до кормы, чувствуя, как с каждой минутой бесплодных поисков растет тревога.

Когда наконец он добрался до орудийной палубы и увидел лежащую без движения Люси, сердце Мориса остановилось.

Встревоженный его внезапной бледностью, один из ребят выскочил вперед, не выпуская из рук бутылки с ромом.

– Она просто устала, сэр, очень уж устала, вот мы и не стали ее будить. Еще бы! Этой ночью она здорово потрудилась! Мы и не думали, что такая маленькая леди может так работать.

Морис почувствовал, как его сердце ожило. Подумать только, человек, которого Аюси девятнадцать лет боготворила, считала своим отцом, откровенно пытался ее погубить. А она, вместо того чтобы предаваться отчаянию, страстно бросилась в бой, сражаясь за него, Мориса Клермонта, отверженного пирата.

Он опустился рядом на колени, ловя каждый вздох ее груди. Морис откинул назад ее спутанные волосы. При виде блаженно спокойного личика Люси, испачканного пороховой копотью, его охватила пронзительная нежность и чувство бесконечной вины за то, что из-за своего эгоистичного стремления к мести он вовлек ее в эту жестокую и опасную игру.

Это Люси пробудила его склонность к добродушному юмору, которую вызывала в нем смесь надменного достоинства с детской наивностью. Своей отчаянной храбростью она доказала ему, что в этом продажном мире есть вещи, более существенные, чем мечта об осуществлении мести.

И чем же он отплатил ей за все? Отказался от нее, предал. Против ее воли притащил к себе на корабль. И, когда наступил решающий момент схватки, отослал прочь, как будто видел в ней только одно предназначение – согревать его постель своим нежным податливым телом, не признавая в ней друга и единомышленницу.

Кончиком пальца он осторожно дотронулся до ее испачканной щеки. «Нет, ей не место в грязном трюме пиратского корабля, – с безнадежным отчаянием подумал он. – Она должна украшать собой изысканные гостиные Лондона». Он перевел взгляд на ободранные руки Люси, черные от копоти пальцы. До того как Морис бесцеремонно вторгся в ее жизнь, ее ручки защищали безупречно чистые лайковые перчатки, нежное лицо – кружевной зонтик, ее щеки покрывала пудра, а не пороховая гарь.

Господи, что же он сделал с этой девушкой!

Веки Люси дрогнули, глаза широко раскрылись и тут же просияли от радости при виде Мориса.

Порывисто прижав ее к своей груди, Морис зарылся лицом в ее пропахшие дымом, покрытые копотью волосы.

– Глупышка! Как только тебе пришло в голову забраться сюда?!

Еще не совсем проснувшись, Люси уютно устроилась на груди Мориса, никак не реагируя на его замечания.

Он немного отклонил ее от себя, чтобы взглянуть ей в лицо.

– Когда я велел тебе спускаться вниз, я вовсе не имел в виду орудийную палубу.

Люси только сонно моргнула.

– А?

– Пожалуйста, не разыгрывай полную невинность. Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю.

– Что?

– И перестань переспрашивать! Не воображай, что сумеешь заморочить мне голову.

И в полном несоответствии со своим строгим тоном Морис с каким-то безумным отчаянием стал покрывать поцелуями ее милое чумазое личико.

Она только умиротворенно вздохнула, когда Морис поднял ее с палубы, держа на руках, как ребенка. Сдерживая улыбки, матросы тактично отвернулись.

Губы Мориса все еще не могли оторваться от ее лица, когда он вошел с ней в мелкую воду залива. Он нес Люси на руках, пока не достиг маленькой бухточки, чьи берега, поросшие широколистыми пальмами, полностью скрывали их от корабля. Только тогда он поставил ее на ноги.

Стоя по колено в воде, Люси растерянно смотрела на его шевелящиеся губы. Казалось, он без конца повторял одни и те же слова.

Она покачала головой в знак того, что ничего не слышит, в голове у нее еще шумела канонада, и вдруг у нее в ушах словно лопнула какая-то преграда.