– Успокойся, дитя мое. Этот негодяй скоро окажется в кандалах, как ему и пристало. Думай лучше о том времени, когда вернешься домой. Даже представить не могу, как будет ликовать твой отец, когда увидит тебя живой и невредимой.

Люси отвернула лицо от его растроганного взгляда.

– И я, сэр. Я тоже не могу себе представить его радости.

Более ста лет назад тело капитана Кида, самого зловещего пирата, для сохранности обмазанное дегтем и обмотанное цепями, оставили раскачиваться на виселице, установленной на самом краю мыса Тилберри, о скалы которого одна за другой разбивались шумные волны. Говорили, что в особенно ветреные ночи за много миль можно было слышать звон и жуткий скрежет его цепей, который напоминал всем честным мореплавателям о том, что дорога в ад вымощена благими намерениями.

Когда шхуна «Возмездие» разрезала мутные воды Темзы, направляясь к Гринвичу, толпы любопытных зевак усеяли ее берега, чтобы поглазеть на человека-легенду – капитана Рока.

Возбужденный гул поднялся над толпой, когда наконец показалась пиратская шхуна с черными парусами, над которыми на этот раз реял королевский штандарт. Шесть лет назад Лондон с восторгом и воодушевлением встречал человека, известного теперь под именем Мориса Клермонта, как прославленного героя. Город, который любил своих грешников не меньше, чем своих святых, готовился встретить капитана Рока с таким же энтузиазмом. Восхищенные слухами о его необыкновенных подвигах, жители Лондона толпились у дока, куда должны были привести шхуну, задолго до ее прибытия.

Не обращая внимания на недовольное ворчание моряков и докеров, которым предстояло выполнять свою работу в этой толкотне, толпа кипела в радостном возбуждении. Здесь были и бедняки, измученные каждодневной борьбой за выживание, жаждущие испытать вкус романтических приключений, который внес бы некоторое разнообразие в их тягостное монотонное существование. Плечом к плечу с ними теснились состоятельные горожане, страстные охотники до чужой беды, утомленные однообразием пресыщенной жизни. Некоторые предпочитали наблюдать за происходящим из открытых дверей своих экипажей, брезгливо избегая соприкосновения с грубой разношерстной толпой.

Незадолго до полудня корабль наконец был замечен мальчишкой, забравшимся на крышу пакгауза. Услышав его пронзительный торжествующий вопль, толпа замерла, тысячами глаз впивая необыкновенное зрелище. Даже репортеры перестали строчить в своих блокнотах, захваченные грозной красотой легендарного корабля, ярко освещенного зимним солнцем. Спустя мгновение над толпой вознесся восхищенный ропот, заставив писак снова схватиться за перья, то бишь тонко отточенные карандаши, которые летали над бумагой в безнадежной попытке запечатлеть всю торжественность происходящего события.

Возбуждение толпы стократно возросло, когда шхуна замерла у причала и на пристань перекинули сходни. Моряки с «Отважного» и пираты «Возмездия» покидали корабль и поспешно распадались на две группы, как бы подчеркивая, что отныне пути их расходятся. По их неприязненным и настороженным взглядам, которыми они обменивались друг с другом, можно было без труда догадаться, что их короткое совместное путешествие не обошлось без стычек.

В группе матросов с «Возмездия» веснушчатый паренек до сих пор воинственно озирался, видимо, готовый кулаками защищать честь своего капитана при первом оскорбительном намеке. Его толстый товарищ в очках с треснутым стеклом и в красном шейном платке скорчил страшную рожу разодетым дамам, вызвав среди них нервический смех и один непритворный обморок. Взволнованные подруги изо всех сил хлопотали, приводя ее в чувство. Но не успела бедная леди очнуться, как снова потеряла сознание при виде высоченного громадного урода с абсолютно черной кожей, который невозмутимо проследовал мимо.

Наконец сходни опустели, и толпой овладело лихорадочное нетерпение. Все понимали, что наступил кульминационный момент сегодняшнего представления. Люди старательно тянули вверх шеи, чтобы хоть одним глазком увидеть последнего представителя отчаянного племени флибустьеров, чья эпоха заканчивалась, оставляя добропорядочных граждан прозябать в скучном, хотя и более безопасном мире. Вряд ли зеваки замечали на палубе маленькую фигурку, сжавшуюся под морским плащом.

Терпение публики было вознаграждено появлением у сходней высокого широкоплечего человека в кольце вооруженных охранников. Несмотря на всклокоченные каштановые волосы и небрежно расстегнутую на груди рубашку, всех поразила необыкновенная привлекательность его мужественного лица и полная гордого достоинства манера держаться. Даже в оковах у него была осанка человека, привыкшего покорять буйную стихию открытого моря и подчинять себе людей с не менее дикими нравами.

После нескольких дней, проведенных в глухой темноте трюма, куда лорд Хауэлл поспешил упрятать Рока, опасаясь бунта со стороны его команды, Морис был ослеплен неожиданно ярким сиянием солнца и оглушен ревом толпы. Он задержался наверху, стараясь освоиться с резким переходом от мрачного заточения к бурлящей страстями жизни. Но стражники грубо подтолкнули его в спину дулами своих мушкетов. Кевин протиснулся сквозь толпу поближе к сходням, не обращая внимания на угрожающий взгляд одного из охранников.

– Ты слышишь, как они приветствуют тебя? – крикнул он брату. – И это они еще не знают, что ты пришел на помощь «Отважному» и спас его! Уверен, что ты станешь народным героем!

– Что-то вроде Робина Гуда, только на море, – усмехнулся Морис. – Думаю, не стоит так уж доверять этому восторгу. Люди очень непостоянны. Когда мне вынесут смертный приговор, увидишь, они будут так же вопить от радости и размахивать руками.

– Как ты, когда заехал мне в челюсть. – Кевин потрогал синяк на щеке. – По-моему, ты свернул ее набок.

– Это только для твоей пользы, дорогой братец. Будешь знать, как совать нос не в свое дело.

– Как это не в свое? Я же был капитаном Роком целых два месяца. Уж и получил же я удовольствие за это время!

Морису не хотелось даже вспоминать, как он сам провел эти два месяца. Что толку окунаться в прошлое? Все же он не утерпел и быстро спросил:

– Как она?

Кевин сразу оставил наигранно беспечный тон, которым старался поддержать брата.

– Держится, – серьезно и сочувственно сообщил он. – Изо всех сил старается разыгрывать придуманную тобой легенду. Но, честно говоря, боюсь, надолго ее не хватит, потому что…

– Отец!!

Звонкий радостный крик заставил братьев одновременно обернуться. Люси промчалась мимо, широко раскинув руки, как будто хотела обнять весь Лондон. Изумленная новой сценой, толпа расступилась, пропуская девушку. Капюшон ее плаща упал на спину, и серебристо-пепельные волосы рассыпались по плечам, когда она бросилась к величественному мужчине в голубом адмиральском мундире, расшитом золотом. Вряд ли кто успел заметить секундное колебание отца, прежде чем он заключил в объятия счастливую дочь.

– Ну и ну! – только и воскликнул потрясенный Кевин.

– Довольно убедительно сыграно, верно? – бросил Морис, скрывая приступ ревности.

Стиснув зубы, он смотрел, как адмирал склонил убеленную благородными сединами голову к светлой головке Люси, заработав этим растроганный вздох толпы. При этом старый лицемер не удержался и метнул на Мориса злорадный взгляд, который тот принял с холодным достоинством.

Стражник раздраженно ткнул в спину Клермонта мушкетом.

– Пошевеливайся, Рок. У тебя свидание с палачом.

Морис круто обернулся, и шутник испуганно отпрянул, как будто его пленника сковывали не железные цепи, а шелковые шнурки.

Овладев собой, Клермонт процедил:

– Не беспокойся, не опоздаю. Этот тип не начнет свое представление без меня.

Последнее, что видел Морис перед тем, как его втолкнули в повозку, которая должна была доставить его в Ньюгейт с его сырыми и темными камерами, – это изящный профиль Люси, промелькнувший в окне адмиральской кареты.