— Послушайте, мистер Уэлсли, — снова заговорила Виктория, сдерживая нетерпение, сквозившее в каждом ее движении, — я слишком занята, чтобы стоять тут с вами и вести словесные игры. Однако же, прежде чем мы распрощаемся, будьте любезны ответить на один мой вопрос.

— И что это за вопрос, осмелюсь я спросить? — доброжелательно улыбнулся Майлз.

К тому времени дежурная улыбка на его губах успела до такой степени допечь Викторию, что она готова была швырнуть в американца конский гребень.

— Я хочу знать, зачем вы — во второй уже раз — пришли на конюшню и вертитесь около стойла с этим жеребцом? Насколько я поняла из вчерашнего разговора за столом, показывать вам лошадей должен был отец, но вы даже не посчитали нужным его дождаться. Это что — страстное желание еще раз увидеть нашего лучшего производителя или попытка жульническим образом разузнать о положении дел на ферме?

Улыбка на лице Майлза увяла.

— Нет, леди Виктория. Даже американский варвар вроде меня не способен на подобную низость. Просто ваша служанка Ребекка сообщила мне утром, что ваш отец неважно себя чувствует и не хочет выходить из дому. Она также передала, что сэр Джон возлагает почетную обязанность показать мне ферму и всех лошадей на вас.

— Неужели отец заболел? — воскликнула с испугом девушка. — Ребекка сказала вам, что с ним случилось?

Майлз удивился подобной озабоченности здоровьем родителя, который, по его мнению, просто-напросто переусердствовал вчера за столом.

— Нет, подробностей она мне не сообщила, но в то лее время не выразила ни малейшего волнения. Но отчего вы так разволновались — разве у вашего отца нелады со здоровьем?

Виктория минуту озабоченно смотрела на него, будто спрашивая себя, есть ли смысл сообщать чужаку такие личные сведения, но потом все же сказала:

— У сэра Джона больное сердце.

Теперь настала очередь Майлза озабоченно нахмуриться.

— Он серьезно болен?

Виктория провела ладонью по лоснящейся шкуре Кингз Рэнсома.

— У него время от времени появляются боли в груди, а иногда он начинает задыхаться.

Майлз нахмурился. У одного из ближайших друзей его отца в Америке были похожие симптомы, и после обширного сердечного приступа тот умер.

— Скажите, вы уже приглашали к нему врача?

Виктория нервно сцепила пальцы и утвердительно кивнула.

— Да, мистер Уэлсли.

— И что же он сказал?

— Да так, ничего особенного… но с какой стати это занимает вас? В конце концов, это не ваше дело, и вам нет никакой необходимости вмешиваться…

Хотя Майлз дал себе слово в отношениях с леди Викторией сохранять хладнокровие при любых обстоятельствах, на этот раз он все-таки не выдержал.

— Вот уж не думал, леди, что высказанная мною озабоченность будет истолкована как попытка вмешаться в дела вашего семейства, — холодно произнес он.

Хотя замечание Майлза заставило Викторию втайне пожалеть о допущенной бестактности, просить у него Извинения она не стала. Вместо этого она вышла из стойла Кингз Рэнсома, захлопнула за собой дверь и с деловым видом отряхнула ладони.

— Что ж, займемся делом. Коль скоро отец выразил желание, чтобы я показала вам лошадей, предназначенных для продажи, давайте пойдем и взглянем на них.

Заметив, что взгляд Майлза устремился в этот момент на Кингз Рэнсома, она добавила:

— Этот конь не продается.

— Вы мне уже об этом говорили. — Майлз не без сожаления отвел взгляд от великолепного животного. — В таком случае с какой лошади мы начнем осмотр?

Виктория промолчала и двинулась вдоль по проходу. Майлз пошел за ней следом, поглядывая на туго обтянутые бриджами бедра, которые соблазнительно покачивались в такт ее шагам. Миновав четыре стойла, располагавшиеся в ряд за стойлом Кингз Рэнсома, Виктория остановилась.

— Вот один из сыновей Рэнсома, — объявила она, указывая на жеребца в пятом стойле. — Его кличка — Разбойник. Хотя ему только три года, в будущем он обещает стать великолепным производителем.

Майлз скользнул глазами по груди и крупу лошади.

— По-моему, «великолепный» — понятие растяжимое.

— Что вы хотите этим сказать?

Майлз пожал плечами.

— На мой вкус, грудная клетка у него узковата.

Виктория одарила молодого человека враждебным взглядом.

— Если ваш вкус таков, тем хуже для вас. Пойдемте дальше.

На этот раз они остановились только в самом конце конюшни.

— Взгляните на этого. Возможно, его грудная клетка вам понравится больше.

— Это тоже сын Кингз Рэнсома? — спросил Майлз, подходя к девушке поближе и кивком головы указывая на жеребца.

Виктория утвердительно кивнула.

Майлз тщательно осмотрел коня, затем повернулся к Виктории и покачал головой.

— Что-то не похож.

Выражение лица девушки сделалось еще более враждебным и непримиримым, хотя Майлзу казалось, что она и так уже разозлена до крайности.

— Это почему же? Грудь у него хоршо развита.

— Согласен. Зато задние ноги никуда не годятся.

— Задние ноги? С ними-то что не так?

— С вашего разрешения, заднюю ногу он засекает.

— Не может быть!

— Очень даже может! Взгляните на его колени. Они направлены внутрь. А голень тонковата, и в этом не может быть никакого сомнения. Это, знаете ли, характеризует производителя не с лучшей стороны. — Со значением сдвинув брови, Майлз добавил: — У производителя задние ноги должны быть особенно развиты, иначе работа не сладится как надо.

Виктория отреагировала на его слова в точности так, как Майлз и предполагал. Возмущенно ахнув, она торопливо проговорила:

— Считайте, что ваших последних комментариев я не слышала! Что же до того, что этот конь засекает ногу, скажу еще раз: этого не может быть. В конюшнях Пемброков колченогих лошадей нет!

— Значит, этот первый, — пожал плечами Майлз, — и если вы вместо того, чтобы испепелять меня взором, как следует к нему присмотритесь, то убедитесь, что я прав.

— Ничего подобного! — воскликнула Виктория. — Просто вы смотрите на коня под каким-то странным углом. Может быть, если я выведу его из стойла…

— Не трудитесь! — Майлз повелительно вскинул руку. — Этот жеребец малость кривоног — под каким бы углом вы его ни рассматривали. И меня, ясное дело, он заинтересовать не может. Есть у вас еще жеребцы на продажу?

— Только двухлетки, — коротко ответила девушка. — Поскольку для роли… хм… производителей они еще слишком молоды, вряд ли они вас заинтересуют.

— Скорее всего, — согласился Майлз, — тем не менее я не прочь взглянуть и на них.

Виктория кивнула в знак согласия и подвела его к загону, где содержались три совсем еще молодых жеребчика. На этот раз Майлз не торопился с суждениями и высказал свое мнение только после того, как осмотрел всех троих.

— Итак, что вы думаете о молодняке? — не выдержав затянувшегося молчания, спросила Виктория.

— Боюсь, у них те же недостатки, что и у трехлеток — узкая грудь и слабые задние ноги. Неужели у Рэн-сома те же проблемы? Поверхностный осмотр, по крайней мере, этих недостатков у него не выявил.

— Это потому, что у него нет недостатков, — вступилась за своего любимца Виктория. — У него практически идеальное сложение. В конце концов, на скачках в Дерби он пришел вторым, а лошадь с узкой грудной клеткой, да еще засекающая ногу вряд ли способна на такое.

— Не спорю, — сказал Майлз, чуть наклоняясь вперед, чтобы еще раз взглянуть на двухлеток, — но, насколько я могу судить по его потомству, вам так и не удалось воспитать равного ему в беге скакуна. Или я ошибаюсь?

Виктория отвела взгляд, но тем не менее молчать не стала:

— Не ошибаетесь. Но если вы разбираетесь хоть немного в разведении лошадей, в чем я лично пока сомневаюсь, вы должны знать, что часто проходит много лет, прежде чем конюшне удается вырастить чемпиона. И мы тоже его вырастим. Обязательно. Это всего лишь вопрос времени.

Майлз покачал головой.

— Я как раз в этом не уверен. Разве что вы пойдете на коренные изменения процесса воспроизводства на ферме… Скажите мне вот что: кобылы, с которыми вы случаете ваших жеребчиков, принадлежат вам?